Мекленбургский дьявол - Иван Валерьевич Оченков
Сейчас ветер нам благоприятствует — зюйд-ост, хорошо так задувает с материка, почти идеальный вариант для наших латинских парусов. «Елена» чуть кренясь на левый борт, уверенно режет волну, не зарываясь в нее. За ней в кильватер идут несколько фелюг с экипажами из местных греков, к которым на всякий случай приставлено по два десятка казаков или стрельцов. Курс мы от створа Боспора Киммерийского взяли сразу на северо-запад, к стыку Арабатской косы и материка. А остальная флотилия из галер и стругов пошла вдоль побережья Тавриды, под командованием кавалера и младшего флагмана Панина.
Матросы и бойцы, густо усеявшие палубу, первое время с интересом разглядывали окружающие нас со всех сторон волны, но вскоре это занятием им наскучило и все занялись своими делами. Одни чистили оружие, другие чинили снаряжение или одежду, третьи, укрывшись в трюме от взоров начальства, играли в зернь[12], но большинство, подкрепившись прихваченными из Керчи припасами, устроившись, кто как смог, спят.
— Земля! — раздался переполошивший всех крик с «вороньего гнезда».
— Отлично, — отозвался я, поднимаясь с кресла, и вытащив из кармана часы, больше всего напоминающие по внешнему виду драгоценное яйцо работы еще не родившегося Фаберже, с сомнением посмотрел на циферблат.
— Двенадцать пополудни?
— Вот уж вряд ли, — хмыкнул в ответ Петерсон.
— Ну, да, — вынужден был согласиться я. — Только что пробили седьмую склянку[13].
— Эти часы не предназначены для моря, — пояснил норвежец. — Видимо внутрь попала влага с солью и остановила механизм.
— Подарок герцога Голштинии, — с сожалением вздохнул я.
— Все голштинцы — свиньи, — пожал плечами норвежец.
— И не поспоришь, — согласился я. — Впрочем, черт с ними. Приказываю встать на якорь и просигналить на фелюги, пусть подойдут ближе.
— Слушаюсь! — приложил два пальца к видавшей виды шляпе шкипер и принялся отдавать команды.
После первой нашей морской битвы я срочно занялся вопросом обеспечения связи. Сам удивляюсь, как раньше эту тему прошляпил? Но зато теперь быстро собрали перечень основных сигналов и сшили, использовав часть захваченных в Тамани и Керчи тканей. Для производства сигналов, кроме основных флагов белого, синего, жёлтого и красного цветов, полосатых, с крестом, с кружком, «шахматных», задействовал кормовые флаги, гюйс и штандарт. А для команд с флагмана к тому добавил и выстрел из пушки, чтобы, так сказать, привлечь внимание остальных.
В общем, пришлось моим приказным изрядно покорпеть над переписыванием и перерисовкой всех обозначений. Понятно, сразу все не запомнят, но хотя бы необходимый минимум! Уже есть шанс управлять флотом, а не просто делай как я. Ну, и пришлось срочно озаботиться судами связи. Тут припомнились посыльные фрегаты, но пока плаваем мельче, так что хватит и нескольких фелюг, которым было приказано идти строго в кильватер с флагманом и держаться поближе. Каждому из их капитанов поставили свой знак, подъем которого на корме «Святой Елены» означал приказ срочно сблизиться для получения и передачи новых предписаний остальных кораблям флота.
Поручение, данное местному греку Теодоракису, было простым. Пройти вдоль берега на предмет поиска следов присутствия крупного кавалерийского отряда. В самом деле, может калмыки в нескольких верстах встали, решив по простоте душевной, что пришли куда надо. В контакт не вступать, ни с кем по возможности не воевать, просто разведать.
— Все исполним, государь, — кивнул командовавший конвоем стрелецкий полусотник Мякишев.
— За греками приглядывайте, — добавил Михальский. — Христиане они или нет, а все же крымского хана люди.
— Ничто, у нас не забалуют, — нехорошо усмехнулся довольно пожилой казак по прозванию Лунь, вызвавшийся идти в поиск вместе со стрельцами.
В отличие от моих ратников, впервые увидевших море во время этого похода, большинство казаков участвовали в набегах на крымское или турецкое побережье, а потому могли быть полезными.
— Что думаешь? — обернулся я к деликатно помалкивающему Михальскому, когда фелюга разведчиков скрылась за горизонтом.
— Да рано еще, ваше величество, — отозвался Корнилий.
— В каком смысле?
— Не ходит степная конница так быстро, — пояснил мне телохранитель. — Надо давать отдых коням, вести разведку и вообще.
— Что-то у татар прежде получалось! — помрачнел я, припомнив свой поход на степняков.
Дело, в общем, давнее. Я тогда с отрядом драгун и поместной конницы целый месяц носился как наскипидаренный за ватагами крымцев, устроившим очередной набег. И ведь нельзя сказать, чтобы совсем безрезультатно, все же пару раз мы их ловко приложили и даже отбили немного полона, но основная масса татар и ногайцев просочилась как вода между пальцами и ушла в Дикое поле.
Так что, пришлось возвращаться не солоно хлебавши, под ехидными взглядами некоторых бояр. Дескать, это тебе, надежа-государь, не ляхи, чтобы их полками нового строя бить. Тут ловчее надо, в смысле, как от дедов заповедано. С тех пор я, собственно, и оставил попытки схлестнуться с ними в чистом поле и сосредоточил усилия на укреплении границ.
— Когда спасаешься бегством, можно и коней загнать, — пожал плечами литвин. — Тем более, если дома есть табуны других. Идти в набег — дело иное. Тут надо лошадей беречь иначе без добычи останешься. Да к тому же, я полагаю, наш друг Дайчин-Хошучи со своими воинами в данный момент разоряет ногайские и татарские кочевья и уводит скот.
— Какого хрена?! Мы же договорились, что встретимся здесь и пойдем на Крым!
— Я бы мог сказать, что они варвары, но все люди в первую очередь заботятся о себе. Для калмыков оставить врага без скота куда более понятная задача, чем захват его земли.
— Ладно, — махнул я рукой, осознав свою неправоту. — Что раньше-то не сказал?
В ответ Михальский столь красноречиво посмотрел на мое величество, что мне на мгновение стало стыдно. В самом деле, с тех пор как на моей голове оказалась корона, я стал куда меньше прислушиваться к советникам, а больше раздавать указания, требуя их неукоснительного выполнения. И в этот раз тоже, все сам решил, до исполнителей свою волю довел,
