Храмовый раб - Дмитрий Чайка
Все это сборище людей непрерывно шумело, толкалось, жрало и мусорило. В город подходили новые отряды, пешие и конные. Перед городскими воротами организовали лагерь, куда подходили верблюды, собранные для похода, и собирался караван телег, управляемых крестьянами, исполняющими повинность. В телеги укладывали провиант, горшки с маслом, связки стрел и дротиков, котлы, походные кузни, ручные мельницы, инструмент шорников для починки упряжи и многое, многое другое. Ведь только в представлении таких знатоков, как Макс, война и сражение были синонимами. В действительности, любая война- это прежде всего сложнейшая логистическая задача, когда нужно не просто победить врага, а для начала дойти для него сытым, с полным боезапасом, не волоча за собой лазарет из бедолаг, стерших ноги в дерьмовой обуви. Город напоминал пчелиный улей, и только проститутки обоих полов радовались, зарабатывая в день недельную выручку.
Вся эта кутерьма касалась Макса очень и очень опосредованно. Для него война была чем-то из разряда компьютерной игры, где можно было нанять бесконечное юнитов за деньги, заработанные на продаже леса или зерна, которые как-то там сами получались. Он так и служил в своей школе, научившись читать, писать и пользоваться местными математическими инструментами вроде абака и таблиц с корнями и степенями. Он не афишировал свои умения, справедливо решив, что нужно быть поближе к кухне и подальше от начальства.
И вот, незадолго до выхода отряда в поход, в школу заявился эну Хутран. Макса позвали, и он, сверкая пятками, устремился, помня, что тот мог и посохом приласкать за недостаточное рвение.
Высокое начальство стояло во дворе, сверкая на солнце отполированной лысиной, и о чем-то разговаривало с директором, который тут назывался «Отец школы».
— Ну что, он тут научился чему, или только девок ублажал? — поинтересовался эну у местного руководства, полностью игнорируя стоящего рядом Макса, пересчитывающего собственные пальцы на ногах, и жадно ловящего каждое слово.
— Да, девки часто забегают, — хмыкнул «Отец школы». — И что только нашли в нем, ни кожи, ни рожи.
— Да он и у нас там отличился, эну Нибиру хотел евнухом его сделать, да Халти отговорил. Так что с учебой у него?
— Читает бегло, пишет. Считает просто отлично. Можете забирать.
Эну Хутран повернулся к Максу.
— Собирайся, пойдешь со мной.
— Простите, господин, — ради съедающего его любопытства, Макс рискнул нарваться на пяток палок. — Но как вы догадались? Я же никому ничего не говорил.
«Отец школы» посмотрел на него, как на недоразвитого.
— Тебе давали половинную нагрузку. Тебя посадили в класс мять глину и подавать воду, хотя это всегда делают младшие ученики. Я видел, как ты брал в руку табличку и с какой скоростью клал на место, прочитав. Когда ученики решали задачи, у тебя на лице было удовлетворение в тот момент, когда ты находил правильный ответ. Я учу детей тридцать лет. Ты считаешь, что я не могу понять такие простые вещи? Тогда ты глупее осла, раб.
Пунцовый от стыда Макс, считавший себя очень умным и хитрым, низко поклонился и подняв голову, посмотрел обоим по очереди прямо в глаза.
— Отец, эну Хутран. Я никогда не забуду то, что вы для меня сделали, и отплачу добром при первой же возможности. Спасибо. — И он снова поклонился, опустив глаза вниз.
— Иди за мной, — эну Хутран не поменялся в лице и вышел из ворот школы.
— Хороший парень, — подумал «Отец школы», — не повезло только, рабом стал. — И глаза странные, никогда таких не видел.
Эну Хутран свернул в другую сторону от Храма, и пошел к воротам. Через двадцать минут они уже были в лагере, готовившемся к выступлению.
— Наденешь тунику и плащ. Тут война ожидается, а не поход по девкам. Ночью холодно. Вот мои вещи. Отвечаешь за сохранность головой. Выступаем завтра на рассвете. А сейчас спать, завтра тяжелый день.
Глава десятая,
где Макс судорожно вспоминал школьную программу
С восходом, под рев верблюдов и ослов, войско, поднимая пыль, потянулось на север. Наместник провинции, в легкой тунике пурпурного цвета, украшенной бахромой, ехал впереди, окруженный личным отрядом конницы. Все шли легко одетые, как и положено на марше. Макс с удивлением узнал, что напяливать доспехи в отсутствие врага, было глупостью несусветной. Он-то, насмотревшись фильмов, думал, что военные даже спят в панцирях и кольчугах. К счастью, идиотов подобного масштаба в войске не было, и у всех были шансы добраться до врага, сохранив здоровье и амуницию. Для того, чтобы обеспечить поход такого отряда, вперед и в стороны уходили конные разведгруппы, которые при малейшей опасности должны были послать гонца. Головной отряд разведки занимал места стоянок и охранял колодцы, поджидая основное войско. Макс шел пешком, а эну Хутран, как лицо, отвечающее за милость богов в этом походе, ехал на повозке вместе с медицинским персоналом. Макс шел рядом, ему пользоваться транспортом было не по чину. С легкомыслием, свойственным жителю мегаполиса, он считал войну чем-то абстрактным, уже забыв свой небольшой опыт с нападением разбойников в пустыне. Пройти двадцать пять — тридцать километров налегке для молодого и здорового парня было несложно. Но пять тысяч с лишним пехотинцев тащили свою поклажу на себе, и эну, увидев такой праздный образ жизни, немедленно навьючил на Макса какой-то упакованный груз. Всегда, во все времена пехотинец в полной выкладке тащил на себе минимум килограмм двадцать, что делало пешую прогулку на палящем солнце очень тяжелым делом. Макс, бредущий за телегой, слушал разговор местной интеллигенции.
— Что слышно, эну Хутран? — спросил врач по имени Шимут. Точнее, его звали гораздо длиннее, но мы опустим тот лингвистический ужас
