Оперативный простор (СИ) - Дашко Дмитрий Николаевич

Дверь отворилась.

— Входи, Цыган! Только быстрее — холода напустишь.

Мы ворвались внутрь. Бодунов приставил ствол к горлу сиплого, который на своё горе открыл нам дверь.

— Только пикни — пулю всажу. Если понял — кивни.

Порядком сдрейфивший бандит кивнул.

— Я тебе задам один простой вопрос, а ты ответишь на него шёпотом. Шёпотом! — угрожающе произнёс Бодунов.

— Как скажешь! — действительно, прошептал сиплый.

Бодунов успокоился и спросил уже не так грозно:

— Где Борщ?

— Какой борщ? У нас тут отродясь борща не варили, — забормотал бандюган, но, судя по тому, как забегали его глазки, вопрос он прекрасно понял.

— Ты мне тут дурочку не строй! — Бодунов надавил пистолетом сильнее. — Уголовный розыск.

— А-а-а, — понимающе протянул сиплый. — Что же вы сразу-то не сказали…

И тут же заорал на весь дом:

— Атас! Легавые!

— Вот урод! — Бодунов отправил его в отключку, вырубив ударом пистолета по голове.

Предупреждение сиплого не дало нам времени на раскачку.

— Быстров — твои комнаты справа, Шуляк — слева, я контролирую переднее направление, Сергей, берёшь на себя тыл — распорядился Бодунов. — Погнали, мужики!

Мы ринулись вперёд.

Удар ногой в дверь, цепочку вырывает с «мясом». На кровати двое: дебелая бабища лет сорока лицом, побитым оспинами, под ней кавалер, которого я не вижу за её широкой, как у грузчика, спиной.

Отталкиваю проститутку, разглядываю «кавалера». Совсем ещё пацан — навскидку лет пятнадцать-шестнадцать. Физиономия какая-то отсутствующая и вряд ли от плотских утех с перезрелой «красоткой»: парниша явный наркоман, на прикроватной тумбочке две подозрительных дорожки — видимо, не успели «донюхать».

— Ты что?! — визжит проститутка.

Он хочет расцарапать мне лицо. Перед глазами мелькают грязные обкусанные ногти. Дотянется — заражение крови гарантировано.

До сих пор не научился бить женщин, хотя назвать это женщиной — язык не поворачивается. Прежде как-то обходилось, может, и сейчас повезёт?

Тычу револьвером перед её носом. Вид огнестрельного оружия действует на проститутку отрезвляюще. Она сразу убирает от меня когти (другого термина не подобрать) и забивается в угол, откуда смотрит взглядом затравленной кошки. Больше не шипит и то ладно.

— Сиди тихо! — приказываю я. — Ты мне не нужна.

За следующей дверью улов не лучше — только на сей раз двое в стельку пьяных и потому абсолютно невменяемых мужчин (подтверждение — гора пустых бутылок на полу, в кружках плещется мутная жидкость — резкий запах сивухи выедает глаза. Воняет эта дрянь хуже ацетона).

На меня — ноль внимания, фунт презрения, да и откуда же взяться этому вниманию, если эти несознательные граждане дрыхнут как сурки.

Ни тот, ни другой «клиенты» на Борща ни капли не похожи, но у обоих есть оружие. А вот это уже не шутки, мирный обыватель в кабаки с пистолетами не ходит.

Я извлекаю «шпалеры» из карманов их пиджаков и забираю себе. Пока как трофеи, но, вполне возможно, переквалифицирую с помощью новых друзей из петроградского угрозыска в улики.

Взгляд цепляется на выгравированную надпись на стволе «браунинга», который находился у мужика, что постарше, — «Лихому комбригу тов. Ракитину от комполитсостава дивизии».

О-как! Оружие наградное, а этот пьянчужка никак не похож на комбрига. Важный момент, сообщу нашим.

Больше дверей по моей стороне в коридоре нет.

В буфете съёжившийся и пожелтевший ещё сильнее узкоглазый старик, наверное, тот самый китаец. Его руки подняты, он что-то лепечет на непонятном языке. В словесной каше мелькают фразы типа «суньхунь чай, вынь сухим», но ясности они не добавляют.

— Ты, сука, на русском говори! — наседает на него Бодунов.

Китаец растерянно трясёт седой башкой.

Какой-то человек вылетает из подсобного помещения, бросается в биллиардную комнату за спиной китайца, успев выстрелить на бегу. Дверь тут же захлопывается, как только бандит оказывается внутри.

Пуля прошивает бывшего жителя Поднебесной, который так и не нашёл счастья в стране советов. Вторая раскалывает какой-то графин на полке. Брызги и стёкла по всем сторонам.

— Ах ты, бл…! — Бодунов, которого по сути прикрыло тела китайца, кидается вслед за стрелявшим.

Мы с Сергеем сразу за ним.

Я успеваю оттолкнуть не на шутку разошедшегося Ивана. Он отлетает к стене и бросает на меня злой взгляд.

— Стой, я первым! — кричу я.

Нельзя поддаваться эмоциям и вот так, безрассудно кидаться в комнату, где засел вооружённый бандит. С Ивана хватило бы «нарисоваться» во весь рост и стать лёгкой жертвой.

Нет уж, парни, пока я с вами — ненужным жертвам не бывать.

Подкрадываюсь, вжавшись к стенке, подойдя к биллиардной, резко бью ногой по двери:

— Хек!

И тут же подаюсь назад.

В ответ бахает выстрел, но преступник запоздал, кроме того, я убедился, что он не прячется за дверями, а находится где-то глубоко в помещении.

Эх, сюда бы группу захвата, экипированных молодцов со штурмовыми автоматами наперевес, в идеале парочку светошумовых гранат — тогда бы засевший в биллиардной гадёныш уже давно бы просил пощады.

Размечтался…

Не люблю скакать блохой, но придётся.

Влетаю в комнату перекатом, успевая зафиксировать взглядом, где находится «цель» — бандит находится примерно там, как мне показалось после его выстрела: где-то врайоне окна. Вместо того, чтобы вынести его вместе с окном и рамой, завозился, замешкался, вскрывая покрытый кучей слоёв краски шпингалет.

Преступник «зевнул» мой кувырок, нажал на спусковой крючок, когда я уже не был на линии огня.

Зато я «зевать» не собираюсь.

Бабах! Мой выстрел угодил ему в ногу. Бандит упал, я в мгновение ока поднырнул к нему, пинком выбив оружие из руки, и направил на него револьвер.

— Лежать, сука! Мужики, я его взял!

На мой голос появились остальные. Борщ успел обзавестись жиденькой бородкой, но не узнать его было трудно. Всё та же угрюмая морда и налитые ненавистью глаза.

Даже сейчас, вместо того, чтобы стонать от боли, он лежал, закусив губу, не издавая при этом ни единого звука.

— Всё, добегался, сволочь! — обрадованно сказал Бодунов.

— Это вы у меня добегаетесь… Комса легавая! — с остервенением бросил Борщ.

— Знаете, может не будем вызывать доктора? — предложил я с насмешкой разглядывая бандита. — Пусть себе спокойно кровью истекает… Суду потом меньше волокиты.

— Суки! Ненавижу! — зашёлся в приступе ругани Борщ.

— Я подумаю над твоим предложением, товарищ Быстров, — кивнул Бодунов. — Лично у меня по нему особых возражений нет. Зажился ты на этом свете, Борщ. Хватит убивать и калечить мирных граждан.

— Издеваетесь, гады! — простонал Борщ.

Он начал терять контроль над собой, боль брала над ним верх.

— Констатируем факты, — спокойно произнёс Бодунов.

— А что если я вам скажу, где прячется Лёнька Пантелеев? — вдруг произнёс Борщ.

Я бросил взгляд на Кондратьева. Это ведь он взял Пантелеева в первый раз, вернее — возьмёт. Будущую легенду советского сыска аж затрясло.

Но всё-таки взял себя в руки, сумел спросить с иронией:

— Где ты, а где Лёнька! С чего бы это он стал тебе докладываться…

— Доктора мне, — завыл Борщ. — Если тут кончусь — ни в жизнь Лёньку не поймаете.

Бодунов пожал плечами.

— Может и в правду знает, где Лёнька.

Он склонился над раненым:

— Слушай меня внимательно, Борщ! Мы отвезём тебя в госпиталь… Но, если ты наплёл нам про Лёньку, я договорюсь с врачом, чтобы ты коньки отбросил у него прямо на операционном столе.

— Да правду я говорю! Правду! Маруху его я знаю. Он часто у ней ошивается.

— А что за маруха?

— А ты не врёшь насчёт госпиталя?

— Слово коммуниста. Ну, что за маруха?

— Коммуниста, значит… Тогда замётано. А маруха это — моя двоюродная сестра. Они с Лёнькой как муж и жена живут, только невенчанные.

Бодунов и Кондратьев переглянулись.