Валерий Самохин - Убить дракона
Прозвучало как требование. Де Брюэ отрицательно мотнул головой, тщательно пряча усмешку в глазах.
– Двадцать шкурок серебристого горностая, – продолжал упорствовать дикарь. Немного поразмыслив, он внушительно добавил: – Это много!
– У всего племени сиу не хватит мехов, чтобы купить меня! – дерзко заявила девушка.
Индеец окинул ее презрительным взглядом: женщины, не принадлежащие племени, были товаром. То, что товар попался разговорчивый, особой роли не играло. Он настойчиво повторил:
– Продай!
– Ты не ответил мне, вождь! – добавив презренья в голос, сказала Златка.
– Кто ты… Девушка не дала ему договорить:
– Я не знаю, кто я такая. Но моя бабушка мне рассказывала, что когда-нибудь я переплыву Большую Воду и там, в стране Великих равнин, у подножья Черных холмов, найду свой народ.
С этими слова она неторопливо опустила бретельку платья, обнажив прелестное плечико. Костилье шумно сглотнул слюну, де Брюэ нахмурился, а дикарь вонзился взглядом в искусно выполненный рисунок. Вопреки ожиданиям девушки он не стал падать на колени, воздевая руки к небу, и биться лысым черепом о паркет. Но невозмутимость его покинула: индеец побледнел.
– Ты все еще хочешь меня купить, вождь? – с вызовом спросила Златка.
– Прости меня, дочь Великой Совы! – глухо покаялся краснокожий дикарь. – Сидящий Медведь совершил ошибку.
Костилье всхлипнул, торопливо извинился и быстрым шагом покинул комнату. Через мгновенье, сквозь приоткрытую дверь, донеслись приглушенные рыданья с трудом сдерживаемого смеха. Индеец, подозрительно скосив глаза на всхлипывающий звук, вновь перевел взгляд на девушку. Златка поднялась из кресла, подошла к дикарю и покровительственно похлопала ладошкой по лысине. Глаза индейца испугано порхнули в сторону. Через минуту, приняв прежний невозмутимый вид, он с затаенным ожиданием промолвил:
– Племя лакоты с радостью увидит у своего костра дочь Великой Совы.
Де Брюэ выразительно крякнул, а дикарь вопрошающе уставился на девушку. Глубокомысленно прикусив губу, Златка, спустя мгновенье, с достоинством ответила:
– Я принимаю твое приглашение, вождь. Но… не сейчас. Жди меня позже.
– Мы будем ждать, – эхом откликнулся дикарь. – Я оставлю проводника, чтобы дочь Совы пришла к нам по кратчайшему пути.
– Дочь Совы не может заблудиться в лесу! – отрезала девушка.
– Прости меня, – вновь смешался индеец.
– Ступай! – она величественно взмахнула рукой. – А проводник… пусть остается.
Краснокожий дикарь молча кивнул и, столкнувшись в дверях с краснорожим Костилье, исчез, словно его и не было. Шевалье, несколько секунд прислушиваясь к затихающим шагам, с облегченьем разразился полновесным хохотом. Де Брюэ укоризненно покачал головой и требовательно спросил:
– И к чему весь этот спектакль?
– В горах Дакоты есть все, что нужно любому государству.
– А именно?
– Золото и армия, – напомнила девушка.
– Это сиу – армия? – насмешливо усмехнулся де Брюэ.
– Они смелы, воинственны и… не предают друзей, – задумчиво произнесла девушка. – Если их вооружить, то на первое время хватит.
– И вы хотите отправиться к ним в одиночку, – скептически вмешался Костилье.
– Неужели вы способны бросить девушку на растерзанье дикарям? Мужчины замялись и смущенно переглянулись.
– А где же дух авантюризма? И куда пропало хваленое рыцарское благородство? – продолжала наседать Златка.
– Мадемуазель, – осторожно начал де Брюэ. – До гор Дакоты не одна неделя пути. Потребуется снаряжение, специалисты – если вы и в самом деле найдете золото, в чем я глубоко сомневаюсь.
– Найду! – мрачно пообещала девушка. – Но специалисты мне не нужны – обойдусь без них.
– Ну, а рабочие?
– Чтобы через месяц все побережье знало о месторождениях? – возразила она. – Добывать будут индейцы.
– Индейцы? – хмыкнул Костилье. Повисло молчание, нарушаемое лишь тиканьем напольных часов.
– А деньги на экспедицию? – озадаченно отбил дробь по столу де Брюэ. Златка и бровью не повела.
– Биржа в городе есть?
– Есть, но…
– С «но» разберемся позже, – категорично отрезала девушка.
– Это безумство! – с нажимом произнес Костилье. – Вы даже не представляете, что вас ожидает.
– Нас или вас? – ехидно поинтересовалась Златка. Мужчины вновь умолки.
– Скажите, господа, вы верите в рок? В предначертание? Она вновь огорошила их очередным неожиданным вопросом.
– Ну да, верим… а как же еще? – почти беззвучно пробормотал Костилье. – И в предначертание верим, и в переселение душ.
Девушка нахмурила брови и требовательно притопнула каблучком. Де Брюэ усмехнулся:
– Предвестницу рока – femme fatale – я вижу воочию перед собой.
Златка очаровательно улыбнулась. Взглядом указав на колоду карт, лежащую с краешка стола, она озорно предложила:
– Доверимся судьбе. Карты не лгут, и если они укажут нам дорогу, значит – суждено.
Де Брюэ весело рассмеялся и, наблюдая за тем, как неуклюже тасуется колода в руках девушки, спросил:
– Кстати, а что означает сова, нарисованная на вашем прелестном плечике? Ни мало не смутившись, девушка пояснила:
– Это полярная сова. У многих племен индейцев, в том числе и у сиу, она – богиня мудрости и предсказания. В общем…
– Ведьма, – закончил за нее Костилье.
– Она самая, – охотно согласилась девушка, протягивая ему колоду. Недоуменно пожав плечами – не может же кавалер подозревать в очаровательной мадемуазель мошенницу! – он все же снял часть колоды. Острый коготок, вставленный между карт, остался, естественно, незамеченным. Трефовый туз, как и было задумано, оказался сверху. Положив колоду на зеленое сукно, она объяснила правила игры:
– Все просто. Я задаю вопрос, кто-то из вас отвечает. Отвечает быстро, не задумываясь – его устами будет говорить сама судьба. Все ясно? Мужчины, обменявшись быстрыми взглядами, неуверенно качнули головами.
Златка вздохнула. Этому фокусу ее научил Денис, и непрошеная грусть волной поднялась в груди при одном воспоминании. Или… это не ее он учил? И кто такой Денис? Отмахнувшись от назойливых мыслей, она поднялась из-за столика и отошла на несколько шагов в сторону. Колода осталась сиротливо лежать на столе, привлекая внимание заинтригованных мужчин.
– Кто будет устами рока? – заутробным голосом вопросила она.
– Позвольте мне, – криво ухмыльнувшись, вызвался де Брюэ. Костилье зябко поежился.
Фокус был прост и эффектен. Непременным условием является умение заговорить и запутать разыгрываемого, который при этом остается в полной уверенности, что выбор сделан им добровольно.
– Итак, мой яхонтовый, слушаем внимательно, отвечаем быстро, – подражая вокзальной цыганке, пропела Златка. – В колоде два цвета: черный и красный. Выбираем один, другой откидываем.
– Черный, – быстро ответил де Брюэ.
– Хорошо, – затараторила девушка. – Красный отбрасываем, черный оставляем. Черный цвет состоит их двух мастей: треф и пик. Какой будет выбор.
– Пики, – после секундного замешательства последовал неуверенный ответ.
– Прекрасно. Пики отбрасываем, остаются трефы. Теперь, бриллиантовый мой, делаем следующий выбор: картинки или низшая масть?
– Картинки.
– Отлично! Значит, отбрасываем низшие карты, оставляем картинки. Дальше… у нас остались валет, дама, король и туз. Делим по парам – старшие и младшие. Что выбираем?
– Младших.
– Очень хорошо! Младших отбросили, оставили старших. Сейчас – самое трудное… На мгновенье переведя дух, девушка понизила голос:
– В колоде у нас остались туз и король. Так?
– Так, – в один голос ответили мужчины.
– Масть помните?
– Трефы, – заворожено прошептал Костилье.
– Ваш выбор?
– Туз! – выдохнул де Брюэ.
– Откройте верхнюю карту! – устало приказала Златка.
На зеленом сукне трефовым тузом замерцала призрачная звезда короны зарождающейся империи.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Бабочка взмахнула крылом. Весьма мерзкое создание, к слову сказать. Машет крыльями где-то у себя в Бразилии, а бурю пожинает крестьянин Рязанской губернии, со страхом наблюдая за шквалистым ветром, рвущим в клочья соломенную крышу глиняной мазанки. И капусту жрет беспрестанно. Бабочка, естественно, а не крестьянин. Ибо, только соберется расейский дехканин постных щец сварить, ан, нет – кочана-то словно и не бывало.
И в этом мире вредное создание внесло свою лепту. Доподлинно неизвестно, чьи действия послужили тому причиной, но факт остается фактом: бабочка истории, взмахнув крылом, сжала спираль, сблизив на мгновенье витки времени. Бунт, коих на Сечи случалось по десятку за год, неожиданно перерос в полновесное восстание.
