Ричард Арджент - Рыцарь зимы
– О, сэр…
– Вот именно, «о, сэр». Одна или две встречи еще сошли бы за случайность, но каждый день, Эндрю?
Юноша повесил голову.
– Я… Мне очень жаль, сэр Роберт. Этого… этого больше не повторится.
– Ты считаешь ее красивой?
Тихое «да» больше походило на карканье вороны.
Роберт кивнул, меряя комнату шагами, говоря тихо и сдержанно:
– Она действительно хороша собой, и ее красота одновременно радует меня и является источником постоянной тревоги. Ты знаешь, разумеется, что ей придется выйти замуж за человека, которого выберу я? Да, конечно. И она тоже знает это. Девицы ее возраста, принадлежащие к благородным семьям, смиренно принимают свою судьбу. Конечно, иногда они влюбляются. Остается надеяться, что девице придется по сердцу ее будущий муж, однако это происходит далеко не всегда. Полагаю, Анжелика питает привязанность к своему спасителю, то есть к тебе, Эндрю, что вполне естественно. Юноша, готовый на подобное самопожертвование – ты ведь с легкостью мог утонуть и сам, – становится героем для спасенного. Полагаю, она увлечена именно своим спасителем, а не юношей, стоящим сейчас передо мной, и ее взор затуманен восхищением его мужественным поступком.
Помолчав, рыцарь продолжил:
– Эндрю, ты должен выбросить из головы все мысли о том, что однажды, возможно, тебе удастся сделать мою дочь своей невестой.
– Милорд… я слишком молод! – выпалил Эндрю.
– Да, можно и так сказать, но и другие влюблялись в твоем возрасте и оставались верными этой страсти до смерти. Я сам, например… но не будем сейчас вдаваться в подробности и погружаться в прошлое. Факт остается фактом, Эндрю. Как бы я ни был благодарен тебе за спасение ее жизни, я не могу допустить, чтобы это увлечение переросло в нечто большее. Я думал, ты намерен стать тамплиером?
– Да, сэр, это так.
– Тамплиеры приносят обет безбрачия. Это воины-монахи. Уверен, тебе известно главное положение их кодекса? Целомудрие, бедность и покорность. Целомудрие, Эндрю. Тебе нельзя любить, нельзя ухаживать за девушкой, если ты хочешь стать одним из храмовников. Необходимо отбросить все земные помыслы.
– Я знаю об этом, сэр.
– В таком случае твои встречи с моей дочерью прекратятся. Мне не хочется сердиться на тебя, Эндрю, и отсылать тебя к сэру Гондемару, пока ты не будешь готов. Но я не могу допустить, чтобы моя дочь забивала себе голову романтическими глупостями. Надеюсь, мы понимаем друг друга?
– Мы не делали ничего дурного.
– О, в этом я не сомневаюсь, Эндрю, ибо, хотя мне почти ничего не известно о юноше, стоящем передо мной, я хорошо знаю свою дочь и доверяю ей.
– Разумеется, милорд. Я прошу прощения.
– Что ж, молодость остается молодостью. Но тебе необходимо научиться управлять своими желаниями и страстями и стать несгибаемым человеком со стальной волей. Даже в качестве оруженосца тамплиера тебе придется беречь все силы своего тела и разума для защиты паломников, направивших свои стопы к Святой земле. Они гибнут сотнями на пути от Яффы к Иерусалиму от рук разбойников и диких местных племен. Твой долг – спасти как можно больше невинных душ, следовательно, в разуме и сердце должно быть лишь одно устремление.
– Я… Я больше не взгляну на Анжелику, сэр, – произнес Эндрю, уже успевший представить себя бесстрашным защитником паломников и вдохновленный этим образом. – Я посвящу всего себя урокам боевых искусств.
– Вот и хорошо, – произнес Роберт, положив руку на плечо юноши. – Старина Фоггерти говорит, что ты – прекрасный ученик.
– В самом деле? – удивился Эндрю. – А мне он все время твердит, что я неуклюжий дуб с соломой вместо мозгов.
Рыцарь рассмеялся:
– Это для того, чтобы ты не стал слишком самоуверенным. Слушайся старину Фоггерти. Он научит тебя всему, что нужно, чтобы защитить себя, когда ты отправишься в Утремер.
– Что такое Утремер?
– Это название рыцари-тамплиеры дали заморским землям, где они проявляют свои воинские умения – сначала чтобы выжить самим, затем чтобы не дать погибнуть другим. А теперь, несмотря на нашу предыдущую беседу, у меня для тебя есть подарок. Меч. – Сэр Роберт помолчал немного, пристально глядя на Эндрю. Юноша понимал, что его оценивают, но не знал, с какой целью. Наконец рыцарь продолжил: – Меч рыцаря определяет его как человека чести. Это его знак. Да, он может носить знамя и герб на щите. Но именно меч является символом рыцарства. Поэтому ему нужен добрый меч, надежный и прочный. Который является блестящим примером мастерства, превратившегося в искусство.
Рыцарь отвернулся и протянул руку к предмету, стоявшему позади.
– Вот этот клинок, – продолжил он, снова взглянув на Эндрю, – является именно таким мечом. Он принадлежал мне, но я дарю его тебе.
Эндрю был немного разочарован. Меч из чужой руки, значит? Вне всякого сомнения, сэр Роберт закажет себе новый, чтобы заменить старый. Однако юноша принял из рук своего благодетеля оружие, покоящееся в ножнах, прикрепленных к поясу.
– Благодарю вас, – просто произнес он.
Сэр Роберт, похоже, не заметил отсутствия энтузиазма в голосе юноши, поскольку продолжал говорить:
– Видишь имя, выгравированное на рукояти?
Эндрю опустил глаза и увидел на крестовине слово, которое, однако, ни о чем ему не говорило. На сей раз сэр Роберт обратил внимание на его реакцию.
– Ты не знаешь, в чем преимущества меча, изготовленного Ульфбертом? Нет? Что ж, полагаю, тебе неоткуда было узнать об этом, ты ведь родом из маленькой деревни. И все же я надеялся, что один из тамплиеров мог рассказать тебе об этом. Но нет так нет. Я сам обучу тебя подобным вещам.
Меч Ульфберта – лучшее оружие, которое можно желать, и он остается таковым с тех пор, как викинги и франки узнали этого мастера. Сталь для них поставляется из Персии или страны афганцев, и его можно наточить так, что ни один другой меч не сравнится с ним по остроте. Мечи Ульфберта славятся своей прочностью и надежностью. В мире немало фальшивок и копий, но подлинный меч ценится на вес золота. По крайней мере, если память не подводит меня, именно столько я уплатил за этот.
Эндрю попытался сделать вид, что рассказ рыцаря произвел на него должное впечатление, но в глубине души по-прежнему чувствовал, что ему вручают старую, уже не нужную вещь.
– Благодарю вас, сэр. Я буду хранить и беречь это оружие. Я весьма признателен вам за великую честь, которую вы мне оказали.
Ему удалось вдохнуть в эти слова должное чувство, но сомнения в качестве и надежности меча никуда не делись.
Эндрю вышел из библиотеки, испытывая смешанные чувства. Ему вовсе не хотелось сердить своего благодетеля. Но при этом юноше было неприятно думать, что отныне нельзя будет даже взглянуть на Анжелику, не то что заговорить с ней. Разумеется, он и не рассчитывал в будущем сделать ее своей невестой – ему это и в голову бы не пришло. Однако Эндрю надеялся, что они могли бы стать друзьями. Но теперь понял, что ему не будет дозволено подружиться с юной леди, дочерью прославленного рыцаря. Боже упаси, разумеется, он не хотел становиться ее тайным возлюбленным, чтобы обмениваться записками и стихами, желая невозможного. Нет, это точно не приходило ему на ум. Возможно, если однажды он все-таки выучится чтению и сочинительству, то сможет посылать кому-то подобные записки. Однако Эндрю понял, что в глазах его благодетеля такое поведение выглядит черной неблагодарностью, и укрепился в решимости стать «несгибаемым человеком со стальной волей».
Оказавшись вновь в распоряжении старины Фоггерти, Эндрю принялся за изучение военного искусства с таким рвением, что снес голову с плеч раскрашенного деревянного сарацина. Бывалый воин поглядел на нанесенный чучелу ущерб и начал клохтать не хуже курицы.
– Три недели ушло на то, чтобы сделать эту куклу, – проворчал он, – а ты снес ему башку за полминуты!
– Прости.
– Прости, значит? Тебе нужно будет научиться владеть собой, парень, вспыльчивость принесет смерть. Воин должен оставаться хладнокровным и собранным, а не рубить сгоряча направо-налево. Удары должны быть умелыми и выверенными.
– Но я же срубил ему голову, верно?
– Да, но ведь перед тобой будет стоять не один сарацин, а десять. Если так размахивать мечом, как сейчас, в ярости, только зря растратишь силы и сможешь убить лишь одного, когда нужно прикончить десятерых. Один удар, прямо в сердце, – вот все, что нужно. А не череда рубящих ударов, словно ты дикий зверь с колючкой в заду. – Старик подобрал отрубленную голову и посмотрел на нее, покачивая своей. – Бедный старина Эшфейс. Ушла целая неделя на то, чтобы раскрасить этот замечательный тюрбан. Обратно приставить уже не получится, а? Ты покончил с ним раз и навсегда.
Эндрю снова попросил прощения, но старина Фоггерти не смягчился. Он ворчал до самого вечера.
Наконец наступил день, когда Эндрю пришла пора покинуть поместье и вместе со стариной Фоггерти двинуться к деревне Крессинг. Посеребренный доспех работы Хельмшмида Австрийского был так красив, что захватывало дух. Он ослепительно сиял на солнце, безупречно выкованный и искусно украшенный узорами из позолоты, сходящимися в центре. Рисунки на наплечниках походили на крылья орла, на забрале – на львиную пасть, а на нагрудной пластине красовалось изображение дракона. Каждая деталь – поножи, рукавицы, воротник, наручи, панцирь, набедренники – великолепна и совершенна. Никогда еще Эндрю не видел столь искусно выполненных лат, даже на рыцарях в Крессинге.
