Андрей Дай - Столица для Поводыря
Но только тогда, после двух визитов в разные присутствия, я осознал, что отношение ко мне может быть частью какой-то новой для меня, но привычной для столичных жителей, придворной игры.
Догадка стоила того, чтоб ее проверить. И я отправил визитку в Морское министерство. А если точнее – контр-адмиралу Семену Ильичу Зеленому, директору Гидрологического департамента. Иметь на своей территории тысячекилометровые водные пути, никак не исследованные и оттого не эффективно использующиеся, и не попытаться привести их в порядок, было бы несусветной глупостью. Тем более, если мне это потенциально не должно хоть что-нибудь стоить. Уж содрать с пароходников мзду за качественные лоции Обь-Иртышского бассейна, я сумею. А без нее, родимой, у нас ничего хорошо не делается. Не из своего же кармана мне специалистам доплачивать, если транспортникам это больше всех и нужно?!
Хотя, честно говоря, я надеялся таким путем слегка увеличить казначейские сборы. В ежегодном всеподданнейшем отчете – это немаловажная статья. По финансовой эффективности не в последнюю очередь судят о качестве губернского правления. Не зря же любимой деятельностью каждого краевого начальника является сбор недоимок. А тут, даже при ставке в четверть рубля с пуда, миллион в год! Это если данные Осипа Адамовского верны, и через Томск ежегодно по воде проходит четыре миллиона пудов транзита. Если еще учесть, что согласно опубликованной перед Рождеством в столичных «Ведомостях» росписи доходов и расходов империи весь бюджет страны чуть-чуть заполз за четыреста миллионов – моя малая прибавка неминуемо привлечет внимание.
Кстати сказать, на мои письма с просьбами прислать специалиста по водным путям, мне никто не отказывал. Все со всем соглашались и даже поддерживали. Целиком и полностью. Безмерно. Только с места ничего не двигалось…
Как там говаривал один кинематографический злодей? Хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам?! Вот я и собрался посетить Его превосходительство, контр-адмирала. Так сказать, в глаза взглянуть этому почтенному астроному и профессору.
У Семена Ильича было две бороды. Странная, все-таки, в то время была мода. Допускалась любая растительность на лице, при условии, что подбородок останется голым. Вот господин Зеленой и оставил… пробор, так сказать. Ну, или отрастил бакенбарды-переростки. Как хотите…
Не знаю, должно ли это «разделение» бород что-то символизировать, или контр-адмирал, таким образом, проявлял индивидуальность, но спорить с системой он не стал. Принял меня ласково, внимательно выслушал, и обстоятельно рассказал, по какой именно причине не может немедленно выделить мне какого-нибудь гениального гидрографа. В его доводах был смысл, и они не казались простыми отговорками. Оказалось, что опытных людей просто не хватает. Все хоть сколько-нибудь приличные специалисты занимались промерами Балтийского моря с Ладожским озером в придачу. На Каспии – тоже начались работы. Но самая большая бригада занималась составлением лоций Восточного океана.
— А вот ежели, господин губернатор, с Русской Америки офицеров отозвать, да к вам на Обь препроводить, так это, мне думается, весьма возможно, — развел руками двубородый. — Однако же и это никак не ранее будущего года. Коли же вам, Герман Густавович срочно, так примите рекомендацию. Поищите знающих людишек в Европах. Оно и вернее будет и, поверьте старику, быстрее. Только с жалованием сами, любезный мой, сами! Нас и так… Бюджет урезали донельзя. Броневые корабли строить затевают…
— Зачем же с Америки отзывать? — заинтересовался я. — Мне же и кадета какого-нибудь довольно станет.
— Приказано работы там сворачивать, — вздохнул ученый моряк. И тут же хитро улыбнулся. — А по каким причинам, о том вам у его высочества, генерал-адмирала нужно выведать. Константин Николаевич весьма в вас, господин губернатор, заинтересован.
Больше чем уверен, что удачно, по его мнению, ввернув о великом князе, Зеленой нарушил сразу все данные ему перед нашей встречей инструкции. Дирижер из Мраморного дворца, наверняка, хотел ненавязчиво меня к себе направлять. Чтоб это не выглядело этаким неформальным приглашением, а я сам испросил аудиенции. Моя догадка полностью подтвердилась. Оставался еще понять – зачем я великому либералу понадобился?
Из посещения министерств, я кроме уверенности в скорой встрече с младшим братом царя, вынес еще и возможность заработать лишнюю копеечку. Я не о необходимости создания подставной организации для получения контракта на поставки канцтоваров в Морское и Финансовое министерства. Это само собой разумеющееся. Я о своем новом «изобретении», чертеж которого нацарапал тут же, как только добрался до бюро в своей комнате.
Карты, чертежи и прочие большеформатные изображения сейчас хранят в тубах. И не потому, что так пока принято. Просто качество бумаги такое, что сгибы немедленно превращают нужные вещи в никому не нужный мусор. В набор лохматящихся по краю прямоугольников. Соответственно, когда карты для работы стелили на стол, края приходилось прижимать подручными тяжелыми предметами. Что оказалось совершенно неудобно и не надежно. Еще в кабинете Рашета, что ли, я поинтересовался – отчего он не прикалывает карту к столу кнопками? И выяснил, что инженер-генерал о такой вещи знать не знает, и ведать не ведает. Тоже самое повторилось у Зеленого.
Что сложного в кнопке? Маленький металлический диск, с выдавленным жалом-гвоздиком. В мое время какой-то вариант этой незаменимой мелочи валялся в столе любого чиновника, врача или инженера. Приколоть объявление к стенду, лист ватмана к кульману или листок-напоминалку к стене – всюду она нужна. А школа?! Как же можно забывать о школе? Сколько счастливых семей началось с вовремя подсунутой соседке по парте кнопки! Нет! Я просто обязан был осчастливить Человечество этим гениальным изобретением!
Густав Васильевич не впечатлился. Но каракули забрал, пообещав ко времени моего доклада в Вольном обществе, изготовить горсточку. Очень уж мне понравилась идея заодно рекламу новому девайсу устроить – приготовить схемы и графики, и приколоть их к деревянным реечкам кнопками. Пусть все смотрят и удивляются.
Впрочем, до лекционной кафедры еще нужно было добраться. Пока же, меня куда больше волновала вся эта необъяснимая возня вокруг. Интриги с непонятной целью. Интерес со стороны принца, великого князя и царских детей, грозящий разорвать Германа Густавовича Лерхе на несколько разновеликих кусочка. После долгих раздумий, отбросив первый порыв – плюнуть на все и рвануть в Ораниенбаум, к княгине Елене Павловне, решился все-таки спросить совета у отца.
Нужно сказать, старый генерал отнесся к итогам моих переговоров с Наденькой Якобсон как-то… странно. Боюсь признаться, но мне показалось – он был доволен, как добравшийся до сметаны кот. И со мной стал каким-то подозрительно ласковым. Однажды, он даже пожелал мне доброго утра! Герочка, после этакого проявления родительской любви, полдня мог говорить только междометиями…
Собравшись с силами, я заявился в кабинет к седому доктору права, и, каждую секунду опасаясь выдворения по приговору в малозначительности сих терзаний, торопливо вывалил на него всю историю своих приключений в столице, с мыслями и подозрениями. И уже на следующий же день в обед сидел в уютном кабинете кафе-ресторана Гейде, что на Кадетской линии Васильевского острова.
Заведение было прекрасно известно Герману. Хотя бы уже потому, что изначально принадлежало его деду – Карлу. Теперь же, после смерти старого ресторатора, им занимался Герин дядя по матери – Карл Карлович. Так что любой член семьи Лерхе мог рассчитывать на самый радушный прием в этом, совершенно немецком, кабачке.
Ресторанчик не имел ничего общего с самыми дорогущими и моднющими, вроде Дюссо, Домона или Бореля. Ни отделкой, ни списком блюд, ни каким-нибудь особенным, сверх предупредительным сервисом. Средней руки трактир в среднем немецком городке, с «бизнес-ланчем» за шестьдесят копеек серебром. В салате было по-немецки мало масла и много уксуса, зато в меню полностью отсутствовали какие-либо кондитерские изделия. Вместо сладостей – бильярд и стол для игры в кости. А в остальном – скорее пахший табачным дымом и свежим пивом клуб, где все посетители друг с другом знакомы. И где посторонним господам не очень-то и рады.
В одной с нами компании был, например, человек, которого и обслуживать бы у Гейде не стали, не явись он вместе с Вениамином Асташевым – красавцем ротмистром в мундире лейб-гвардии конного полка. Да тот и сам бы не посмел зайти, не смотря на все свои миллионные капиталы. Не тем человеком был Гораций Осипович Гинцбург, чтоб спокойно слушать за спиной шепотки. «Еврей в немецком клубе? Ах, что вы, право! Какой конфуз!» Тем не менее, тогда он сидел прямо передо мной. Приземистый, коренастый, как сказочный гном, с возмутительной для верноподданнического «бритого» общества курчавой бородкой.
