Александр Мазин - Легион против Империи
Зато внутри всё было так же привычно для жителя Империи, как сеть Макдоналдс для среднего американца.
Геометрическая планировка римского лагеря, арки, храмы, аккуратная мостовая с неглубокими бороздками на плитах — чтобы кони не оскальзывались. Термы, два форума, Преторий… В него-то Коршунова и направился.
Легат Десятого легиона Проливов оказался не из тех благородных, которые становятся легатами, отслужив год-два трибунами-латиклавиями и построив политическую карьеру, а настоящий ветеран и типичный служака.
Гостям легат искренне обрадовался. Тоже понятно. Скучно здесь. Врагов нет, потому что всех иудеев отсюда изгнали еще сто лет назад. Разбойники… Ну, с этим справятся и две алы ауксилариев. Элия Капитолина — не та великая столица, какой был когда-то Иерусалим. Просто провинциальный городок. Более того, гарнизонный городок, где всё вертится вокруг легиона, но у самого легиона нет ни настоящих задач, ни проблем, в решении которых требовалось бы участие легата. Разве что деньги из Рима выбивать да мелкие интриги разруливать. Да плескаться в термах с бассейном, который солдаты обустроили для себя с особым тщанием.
Гость и хозяин прилично посидели, выпили, закусили — довольно изысканно. Алексей поведал легату все известные новости. И не новости. Само собой, легат был в курсе того, что происходит в Риме — государственная почта работала исправно. Однако одно дело — быть в курсе, а другое — знать.
Пришлось Коршунов рассказывать ему и о гибели Александра Севера с матерью, и о разборках в столице, в которых Алексей принимал непосредственное участие. Затем о том, как сменилась власть в Сирии. Легат поинтересовался, как там поживает Маний Митрил Скорпион, с которым когда-то приятельствовал. Алексей его порадовал: сообщил, что Скорпион теперь — префект лагеря в «личном» легионе наместника. А поскольку наместнику и без того есть, чем заняться, то на Мании фактически лежат обязанности легата. Документы в Рим уже посланы, но пока что Скорпиона в легатах не утвердили. Видимо, юному императору не до этого. Но утвердит, куда он денется.
Поговорили о Персии, об Ардашире… Легат (тогда еще всего лишь первый пил второй когорты, как ныне Ахвизра) участвовал в ней и был о военной машине персов очень высокого мнения. Мягко намекал: может, наместник Геннадий Павел похлопочет, чтобы его легион перевели в Сирию?
Алексей обещал поговорить, но в итоге сильно сомневался. Если даже Шестой легион вряд ли удастся перевести, то уж о Десятом и говорить нечего.
Вечером они с Настей побродили по развалинам. Не в одиночку, само собой, а со свитой из охраны, факельщиков и приданных легатом двух местных кентурионов, которым полагалось хорошо ориентироваться в руинах разрушенного города.
Они и ориентировались. Но — специфически. То есть — где и что можно раздобыть полезного или ценного.
Настю и Алексея Иерусалим интересовал в первую очередь как христианская святыня, но никаких следов пребывания Господа они найти не смогли. Кентурионы лишь показали им небольшое здание в самом городе, которое было христианской молельней. Там останавливались редкие паломники. Этим появляться в Иерусалиме не препятствовали. Лишь бы — необрезанные. А даже если и обрезанные — никто не проверял. Больно надо! Со времен последнего восстания сто лет прошло. Кого опасаться?
Глава одиннадцатая
Элия Капитолина. Потомки повстанцев
Алексей проснулся перед рассветом. Настя спала. Черные волосы волной накрыли подушку. Она спала и улыбалась.
Умиленный Коршунов не стал ее будить. Бесшумно поднялся, умылся, выпил разбавленного водой вина и решил прогуляться. В одиночестве.
Что и сделал. Доспехи надевать не стал. Накинул плащ поверх туники, опоясался мечом и отправился.
Бродить по развалинам древнего города без шумной свиты было намного душевнее. Солнышко только-только взошло, подкрасив верхушки холмов. Звуки города пропали где-то вдали. Трепетно пели птицы. Над миром стояла такая благодать, что сердце сжималось.
Алексей спустился с холма, миновал разрушенную стену и двинулся. Дальше. Шел, куда глаза глядят… И дошагался.
Стрела с чмоканьем воткнулась в землю у его ног.
Коршунов посмотрел сначала на стрелу.
Ничего особенного, с такими на зайца ходить. Да только без доспехов и такая стрела может проделать в организме очень неприятное отверстие.
Затем Алексей поглядел на того, кто стрелял.
Тоже ничего особенного: заросший по глаза простолюдин, в рванье, с ножом на поясе и холщевой котомкой на плече.
Ага, а вот и второй. Тоже — с луком. Рядом, в землю, железком вверх воткнуто копье. Так себе копье. Палка с плохой железякой. Но — острое.
И третий нарисовался. Похожи, как братья. Черные курчавые волосы, спутанные, как овечья шерсть, худые, жилистые, загорелые.
— И что вам надо? — спросил Коршунов спокойно.
А что волноваться? Хотели бы убить — уже убили бы. Он ведь гулял, как по собственному поместью. Лоханулся, одним словом.
Тот, кто стрелял, самый старший и самый волосатый, гортанно что-то пролаял. Похоже на арамейский, но не понять ни черта.
Волосатый сообразил, что его не понимают, показал жестом: меч и нож — на землю.
Коршунов подчинился. Расстегнул пояс, аккуратно положил на землю. Еще продырявят с испугу. В том, что справится с этими дикими аборигенами, Алексей ничуть не сомневался. Лишь бы подошли поближе.
Но волосатый оказался хитер.
«Теперь отойди!» — показал он.
Алексей отошел. Второй тут же прибрал оружие. Нацепил пояс на себя. Пояс оказался велик, спадал, но оборванца это не смутило. Засмеялся, сказал что-то… гордое.
Старший цыкнул сердито и второй отбежал на пару шагов. Как раз когда Коршунов примеривался, как половчее его скрутить и прикрыться.
«Пойдешь с нами», — тоже знаками объявил волосатый.
С вами, так с вами. Алексей по прежнему не очень напрягался.
— Повезло вам, ребята, — сказал он по-русски. — Имперского легата в плен захватили.
Второй что-то пробормотал сердито и ткнул Коршунова копьем в спину. Больно!
— Полегче, сучонок, — тоже по-русски, (всё равно ведь не понимают) прорычал Алексей. — Будешь хамить — руки обломаю!
Интонация дошла. Больше его в спину не кололи.
Двинулись вверх. По какой-то каменной осыпи. Старший — впереди. Второй — сзади с копьем, а третий, с луком наизготовку, параллельно. Чернявые похитители прыгали по валунам с легкостью горных коз. Это было нехорошо, потому что на такой местности у Коршунова не было никакой возможности для маневра. А у оборванцев — была.
Что ж, придется идти, куда ведут.
Шли долго. Часа три. Коршунов взмок и запыхался. А оборванцам — хоть бы что.
«Меня, наверное, уже хватились», — подумал Алексей. И что дальше?
Стража видела, как он покидал город. Наблюдатель с вышки наверняка проследил, куда он пошел (делать-то ему все равно нечего), а затем, тоже наверняка, потерял Алексея из виду. Коршунова будут искать. Но как? Готы — отличные следопыты. Но не в этой местности. Скалы, щебень, каменистые тропки… Не найдут. Разве что начнут прочесывать местность. Но это долго. Значит, придется выпутываться самому. Ладно, в первый раз, что ли?
Часа через четыре очередная тропка вывела нечаянных спутников Алексея в маленькую долинку. Зеленая травка, козочки пасутся… И — вход в пещеру. Пастушок, мальчишка лет семи, с изумлением уставился на Коршунова.
«Сесть!» — жестом показал старший. Бросил что-то пастушку, тот пискнул в ответ.
Старший вразвалочку направился в зев пещеры. Коршунов сидел на молодой травке. Изучал окрестности. Его сторожа расслабились. Тот, что с копьем пытался поудобнее пристроить пояс Коршунова. Тот, что с луком, опустил оружие и с воодушевлением скребся под мышкой. Коршунов без проблем мог бы свалить их обоих, но во-первых, не хотел устраивать бойни при мальчишке, а во-вторых, понятия не имел, что там, в пещере. Вдруг там взвод автоматчиков или типа того?
Старший вернулся. Не один. С ним пришел дедок самого патриархального вида: седые патлы, бородища аж до пояса, лицо сурового аскета. Бодрый еще дедок. Шаг легкий, плечи в разворот.
Глянул раз — и немедленно набросился на сына. Что сын, Коршунов догадался не столько по сходству (все они были — одного замеса), а по формату обращения. Примерно так же когда-то гот Фретила орал на своих младших сыновей.
Волосатый вяло бурчал в ответ. Оправдывался.
Зря. Старик орал, орал, а потом так врезал сынку по волосатой морде — аж треск пошел.
Врезал — и успокоился.
Подошел к Коршунову. Опустился на корточки (в разрезе серой рубахи качнулся какой-то серебряный знак на засаленном кожаном ремешке. С минуту разглядывал Алексея, а потом спросил на том средиземноморской диалекте, а котором болтают на побережье: