Бессердечный принц. Раскол - Яна Мелевич
Впрочем, мы себя такими и видели со стороны.
— Они здесь добровольно?
Призраки повернули головы и посмотрели на меня, а в глубине зеркальных панелей зашевелились какие-то тени. В доме находилась не только семья Макса, но и другие мертвецы, случайно или намеренно попавшие в зазеркалье.
— Нет.
Так я и знала.
— Их нужно отпустить, — мягко проговорил Егор, и дружный вопль едва не заставил его вылететь в окно вместе со стулом:
— Нет!
Я взвизгнула и закрыла лицо руками, когда бешеный смерч поднял в воздух всю стоящую на столе посуду. В нескольких сантиметрах от лица пролетел нож, а горячий чай едва не оказался у меня на коленях.
Грохот открывающихся и закрывающихся ставень пугал до чертиков, потому что присутствующие в комнате призраки больше не выглядели безобидными. Они злобно ощерились и зашипели. Готовились вместе с неугомонным вихрем отправить нас прямо в бездну треклятого мира зеркал.
— Хватит! Прекрати! — проорал Егор, цепляясь за стол. Скатерть под его пальцами съехала, а он повалился на пол вместе с многочисленными приборами. — Я, мать твою, пошутил, слышишь? Никто никого никуда не отпускает!
Секунда — и все стихия угомонилась. Вещи вернулись на места, стулья встали в вертикальное положение, посуда собралась по осколкам в цельные сервизы и вновь заполонила стол.
Я ошарашенно оглянулась и заправила за ухо прядь, которая выбилась из прически. Потом посмотрела на Егора, когда тот со стоном уселся обратно. Он тряс рукой и морщился. Похоже, она пострадала в процессе борьбы с магическим ураганом.
Макс выглядел плохо. Опустив голову на грудь, он сдавленно хрипел и крепко стискивал подлокотники до побелевших костяшек. Больше не помогали ни идущие назад стрелки на часах, ни магия зазеркалья, которая, похоже, продляла его жизнь в стенах родного дома. Но даже они были не в силах остановить процесс выгорания дара, который запустился, когда вошла в этот мир.
— Ты делаешь ему больно, — прошелестело существо, затем повернулось ко мне. — Вы делаете больно. Уходите. Вы заставляете его вспоминать, а он не хочет.
— Боюсь, невозможно. Мы не уйдем без него, — выдавила я, ощущая, как знакомое липкое прикосновение скользнуло по шее. — Тебе придется его отпустить.
— А если я не хочу?
[1] «Дыра — это нора, а нора — это кролик» — цитата из книги Алана Милна «Винни Пух и все-все-все», написанная задом наперед.
Глава 74. Алексей
Великокняжеская усыпальница, соединенная с Петропавловским собором внутренней галереей, оставалась местом, где я чувствовал себя по-настоящему живым. Среди молчаливых икон, гробов с телами моих родственников и многочисленных статуй святых ко мне приходил долгожданный покой. Буря в душе утихала, бесконечная гонка за выживание, и власть заканчивалась, а я находил утешение в разговорах с давно почившей прабабушкой.
Прямо как в детстве.
В последний год жизни императрица Анастасия ощутила приближение смерти. И впервые за много-много лет она упомянула в наших беседах дочь, цесаревну Марию, которая приходилась мне бабушкой. Ничего особенного при этом не сказала, скорее, добавила еще больше таинственности ее образу.
Загадка ее гибели, последовавшие за ней многолетние споры насчет легитимности прав отца на престол Российской Империи, бесконечные скандалы вокруг убитого супруга цесаревны — все это подорвало здоровье императрицы. Люди считали, что Мария и ее охранник, который оказался активным сторонником «Красной зари», убили принца Гарри Дитмара Губерта Саксен-Кобург-Готского.
А сама цесаревна родила наследника от любовника.
Анастасия ни разу не воспользовалась предложением сторонников и не заказала тест ДНК. Просто похоронила Марию рядом с ее супругом в усыпальнице Романовых. Вот Кирилла Вайновского, того самого охранника, приказала предать земле в безымянной могиле на окраине Малоохтинского кладбища. Именно там хоронили преступников, самоубийц и прочих неблаговидных личностей.
Я всегда считал, что прабабушка отчаянно боялась узнать правду насчет законности рождения моего отца. Выйди такая тайна наружу, и мои права на трон оказались бы под ударом. Элита, которая не слишком благоволила сыну императрицы, пошла бы против нас. Тот же Андрей стал бы для них привлекательным в качестве наследника престола.
Уж я-то знал.
Они и сейчас поглядывали в его сторону.
«Мэри так любила, что отказалась от всего: статуса, денег, власти. Всего, что я пережила ради нее, подарила ей. Выгрызла, несмотря на кровь, боль и смерть Романовых. И что получила взамен? Гнилое яблоко».
— Изменили или нет, ваше высочество? — прошептал я, затем провел ладонью по плите из темно-зеленой яшмы. Прабабушка определенно не пожалела дорогого материала на единственную дочь.
Я посмотрел на установленную сверху фотографию миловидной девушки восемнадцати лет в пышном бальном платье. Те же крупные черты лица, большой лоб, выступающие скулы и крепкое телосложение, как у ее матери. Даже улыбка у них одна на двоих. Наследница Анастасии практически ничего не получила от отца, кроме, пожалуй, курносого носа, высокого роста и карих глаз.
На моей памяти это был единственный снимок Марии Павловны Романовой при жизни. Остальные прабабушка приказала убрать из дворцов после ее смерти и увезти в Москву.
Портреты, фотографии, письма, дневники — все разложили по ящикам в глубинах Кремлевских катакомб. Там же, куда спрятали переписки и документы по хаосу, которые вела Анастасия и другие императоры.
— Просишь у мертвой покаяться в земных грехах?
Изо рта вырвалось облачко пара, а температура в пустой усыпальнице упала на несколько градусов.
Смерть пришла тихо. Без ритуалов, призывов и приглашений. Просто появилась передо мной из ниоткуда. Как старая знакомая, которую можно встретить на улице и не заметить под ворохом тяжелых дум. Мимо такой легко пройти, уткнувшись носом в экран смартфона или ботинки, а потом вздрогнуть, когда тебя окликнут по имени.
— Долго шла, — сказал сухо и замер в ожидании, когда Смерть подойдет ближе и явит мне свой лик.
— Я не твоя подданная, Алексей, чтобы приходить
