Нэпман 4. Красный мотор - Алим Онербекович Тыналин
— Та-ак… — протянул он. — Сорок девять и девяносто семь сотых. А должно быть пятьдесят ровно. Кто точил эту деталь?
— Позвольте взглянуть, — Циркулев придвинулся ближе, поправляя пенсне. — Действительно, досадное отклонение. Хотя для первой пробной партии могут быть некоторые допущения.
— Для первой партии? — Руднев фыркнул. — Да хоть для тысячной! Три сотых миллиметра на валу шпинделя, это как фальшивая нота в опере. Все изделие насмарку.
Он повернулся к стоящему рядом молодому рабочему:
— Жилин, голубчик, это вы на станке номер три работали?
— Я, Алексей Платонович, — смущенно переступил тот с ноги на ногу.
— И что же вы, уважаемый, резец после каждого прохода не проверяли? А настройку центров кто позволил трогать?
Я ожидал обычной едкой тирады, но Руднев вдруг сменил тон:
— Ладно, идите. Завтра с утра покажу, как правильно. Будем учиться.
Циркулев удивленно приподнял бровь:
— Однако, коллега, вы проявляете неожиданное педагогическое терпение.
— А что делать? — Руднев пожал плечами. — Парень старательный, просто опыта нет. Не всем же в Императорском училище практику проходить.
Он снова склонился над деталями:
— Вот тут, смотрите, Игнатий Маркович. Текстура поверхности неравномерная. Похоже, при шлифовке круг неправильно правили.
— Действительно, — Циркулев поднес к глазам лупу. — Помнится, в Германии на заводе Рейнекера применяли особый метод правки.
— Знаю-знаю, — перебил Руднев. — Алмазным карандашом под углом сорок пять градусов. Только у нас алмазов нет. Придется думать что-то свое.
Он достал из кармана сюртука блокнот, принялся быстро чертить:
— Вот, смотрите. Если изменить геометрию правящего инструмента и добавить осцилляцию, то вопрос решён, видите?
Я с интересом наблюдал, как эти двое, забыв об обычных пикировках, увлеченно обсуждают технические детали. Циркулев что-то доказывал, чертя схемы прямо на полях блокнота, Руднев возражал, но уже без обычной язвительности.
Неожиданно раздался грохот — в лабораторию ворвался запыхавшийся молодой инженер Егоров:
— Алексей Платонович! Там на станке номер пять…
— Тише! — шикнул Руднев. — Это вам не проходная, а храм точности. Что там со станком?
— Вибрация странная появилась при работе.
— Ну конечно! — Руднев хлопнул себя по лбу. — Мы же вчера сменили режим обработки, а динамическую балансировку не сделали. Идемте, коллеги, покажу, как это лечится.
Он сгреб детали в карман сюртука и устремился к выходу. Циркулев, кряхтя, поспешил следом.
— Игнатий Маркович, — обернулся вдруг Руднев, — а помните, вы говорили про способ центровки шпинделя по методу Деритрона? Кажется, он тут может пригодиться.
— Помню-помню, — оживился профессор. — Сейчас продемонстрирую…
Я остался в лаборатории один. На гранитной плите поблескивал забытый микрометр. Взял его в руки, вспомнил свои ощущения в двадцать первом веке, когда впервые держал похожий прибор. Тогда все казалось проще, нажал кнопку на компьютере, и станок с ЧПУ сделает деталь с микронной точностью.
А здесь, в 1929-м, каждая сотая миллиметра давалась потом и кровью. Но именно так, через труд и поиск, рождалось настоящее мастерство.
За дверью раздались голоса, Руднев что-то объяснял рабочим, Циркулев вставлял замечания, Звонарев возбужденно предлагал очередное усовершенствование. Обычный рабочий день продолжался.
Спустя совсем короткое время мы смогли продемонстрировать результаты комиссии. Их уже через месяц невозможно сосчитать. Призывали к нас с заводной регулярностью. Проверяли, как идет строительство завода.
В тот октябрьский день в цехе собралась внушительная делегация из наркомата. Я стоял у нашего первого токарного станка, наблюдая за приготовлениями к испытаниям. Руднев в неизменном лиловом пиджаке колдовал над измерительными приборами, то и дело поправляя сползающие очки.
— Коллега, — Циркулев придирчиво осмотрел режущий инструмент, — вы уверены в правильности углов заточки?
— Уж не учите меня, Игнатий Маркович, — фыркнул Руднев, но в его голосе прозвучала скорее привычка пикироваться, чем настоящее раздражение. — Я эти резцы из особой стали сам затачивал. Можно хоть бриться.
— Начинаем! — скомандовал я.
Станок плавно загудел. Первая деталь, калибровочный вал для проверки точности, медленно закрутилась в патроне. Руднев, необычно сосредоточенный, включил подачу. Тонкая стружка завилась спиралью.
Председатель комиссии, грузный инженер с орденом на лацкане, достал золотые часы:
— На все испытания даю час. У меня еще три завода сегодня…
— Час? — Руднев поднял бровь. — Да хватит и двадцати минут. Только потом не говорите, что это невозможно.
Звонарев, устроившийся у пульта управления, азартно подмигнул мне. Его система автоматической регулировки подачи работала безупречно.
Через пятнадцать минут первая деталь была готова. Руднев бережно снял ее, понес к измерительному столу. Комиссия сгрудилась вокруг.
— Позвольте, — Циркулев первым взялся за микрометр. — Так… отклонение от номинального размера… невероятно!
— Что там? — председатель нетерпеливо качнулся вперед.
— Одна сотая миллиметра, — благоговейно произнес профессор. — На всей длине вала.
— Чепуха! — председатель схватил микрометр. — Это невозможно на отечественном оборудовании.
— А вы проверьте цилиндричность, — ехидно предложил Руднев. — И заодно шероховатость поверхности.
Следующие полчаса комиссия измеряла деталь всеми доступными способами. Я видел, как вытягиваются лица проверяющих, как недоверие сменяется изумлением.
— Ну что, господа хорошие, — не выдержал Руднев, — убедились? Может, теперь обсудим серийное производство?
— Позвольте еще один тест, — председатель вытер платком вспотевшую лысину. — Сложная деталь. Где тут был чертеж?
Руднев мельком глянул на бумаги:
— Шпиндель малого токарного? Пустяки. Эй, Жилин! — крикнул он своему ученику. — Иди сюда, покажешь товарищам из наркомата, чему научился.
Молодой рабочий, тот самый, которого Руднев недавно распекал за ошибки, уверенно встал к станку. Его движения были точными, выверенными. Станок снова запел пронзительную песню.
— А знаете, — тихо сказал мне Циркулев, пока комиссия наблюдала за работой, — я ведь сначала сомневался в этом вашем Рудневе. Характер невозможный, манеры… Но теперь вижу — настоящий мастер. И учитель отменный.
— Готово! — объявил Жилин, поднимая деталь.
Новый раунд измерений. Новые удивленные восклицания. Председатель комиссии снял пенсне, протер стекла:
— Должен признать… Это выдающийся результат. Такой точности даже немцы не всегда добиваются.
— Так что с серийным производством? — напомнил я.
— Немедленно готовьте документы, — председатель решительно захлопнул папку. — Завтра же доложу наркому.
Когда комиссия уехала, мы собрались в моем кабинете. Руднев плеснул всем чаю из большого жестяного чайника:
— Ну что, коллеги, теперь начинается самое интересное. Серийное производство это вам не единичные станки клепать.
— У меня есть идеи по
