План Диссертанта - Александр Михайлович Бруссуев
Пел мужик за пианино. Другой дул щеки, присосавшись к трубе. На контрабасе некто патлатый тряс головой и перебирал по толстым струнам прямыми пальцами, словно бы выставляя их напоказ. Субтильная девушка с почти мальчишеской прической лупила по барабанам со всей дури, которой, как оказывается, в ней было преизрядно.
Неожиданно случился припев, и она истошно заорала, срываясь на визг:
— Йо-хо-хо и бутылка рому!
— Этто чтоо такоеее? — теряясь в словах, промычал Лехти.
— Это, позвольте представиться, Глеб Иванович Бокий.
За их столиком невесть откуда оказался худощавый и жилистый субъект в полувоенном френче. Его глаза с щелевидными зрачками походили на глаза змеи. Он почему-то говорил, вовсе не напрягаясь — шум оркестра нисколько ему не мешал. Потом оба юриста пытались вспомнить, на каком языке, собственно говоря, велась их беседа. Корхонен думал — на финском, а Рудлингу казалось — на шведском. Или, быть может, на английском — оба они достаточно неплохо им владели.
Девушка за барабанами в полном экстазе открыла рот так широко, что волосатый контрабасист не замедлил запихать туда всю свою голову целиком, потом вытащил обратно, гадко ухмыляясь, словно увидел что-то потаенное.
— Бууудто бы львууу в цииирке, — удивился Арвид.
— А, это — ну, да, ну, да, — согласился Бокий, мельком обернувшись на сцену.
— Однако, продолжим, господа адвокаты, — затем произнес он вполне по-деловому. — Сейчас я буду беседовать с каждым из вас. Это не займет много времени. Тема беседы — Тойво Антикайнен.
И он обратился к Корхонену.
— По деньгам удалось что-то решить? Как Ваш хозяин намерен воздействовать на него? Нет ли у него заинтересованности в изучении нематериальной сферы воздействия на Антикайнена? Рассматривается вопрос по передаче его Советской стороне?
И он обратился к Рудлингу.
— Какое впечатление произвел Антикайнен при первой встрече? Нет ли у него странностей в поведении, в мелкой моторике или даже во взгляде — не смотрит ли он как-то странно? Что-то необъяснимое чувствуется в его присутствии? Не возражает ли он быть переданным Советской стороне?
Музыка продолжала грохотать, а Лехти справа и Арвид слева начали говорить Бокию о своих впечатлениях. Каждому хотелось высказаться, каждый старался вспомнить самые незначительные подробности и разукрасить ими свой рассказ. Что-то утаить казалось совершенно невозможным.
Наконец, наступила какая-то апатия, словно бы опустошение после выплеска информации. Корхонен и Рудлинг принялись достаточно тупо смотреть в свои тарелки.
Бокий поднялся с места, оправил свой френч и отошел к дальнему столику возле выхода ресторана. Там его ждал человек вида немца-профессора математики.
Он изобразил нечто подобное аплодисментам, потом покивал головой и произнес по-русски с ужасающим акцентом.
— Весьма впечатлен. Вы не против, если поговорим об этом более подробно?
— Пожалуй, следует подождать возвращения Александра Михайловича, мой немецкий ничуть не хуже вашего русского, но мы, признаться, без него будем общаться, как глухой с немым.
— Хорошо. А с этими — что? — он кивнул в сторону апатичных адвокатов.
— Да пес его знает! — пожал плечами Бокий. — Не помрут, наверно. Может, забудут что-то.
Товарищ Глеб редко выбирался заграницу. Ему это было без надобности с такой хорошо поставленной агентурной сетью. Но когда он узнал, что Куусинен получил какие-то известия про канувшего в неизвестность Антикайнена, а потом разузнал о причастности Красного Креста к нынешней судьбе Красного финна, решил сам съездить разузнать. Конечно, не только ради этого случая он пересек Советско-Финскую границу.
В Германии полным ходом шел процесс создания «Аненербе», ее генеральный секретарь Вольфрам Зиверс искал контактов с «шифровальным отделом» Бокия. Профессор Карл Хаусхоффер, знакомый с товарищем Глебом еще по оказании консультационных услуг в раскопках Крымских развалин Неаполя Скифского и Мангуп-кале 1926 года, был самой лучшей для такой миссии кандидатурой. Вот он, как раз, и прибыл в Хельсинки для встречи с Барченко, помощником Бокия по научной работе.
Неожиданно место встречи изменилось на Турку, а к Александру Михайловичу присоединился сам Глеб Иванович. Для Хаусхоффера это было большой удачей.
Профессору был продемонстрировано действие уникального прибора, созданный по аналогии с печально известным «мерячаньем» и «зовом Полярной звезды», но вполне направленного действия.
Барченко, более близко знакомый с Хаусхоффером, предложил сотрудничество немцев и русских на фоне, так сказать, «мирового тоталитаризма».
— У вас материально-техническая база, у нас — Север, не до конца обесцвеченный попами новой, так сказать, религии, — сказал он. Точнее, это Бокий сказал, а Барченко только перевел.
— Вот у нас на фоне наших успешных изысканий есть прелюбопытнейшая машинка, способная подавлять волю любого человека. Ну, почти любого, — сказал он и продемонстрировал из кармана нечто, отдаленно напоминающее логарифмическую линейку с бегунком, крохотной лампочкой и кнопкой выключателя. Для того, чтобы это выглядело, как излучатель, на конце был нарисован ряд уменьшающихся дуг — параллельных друг другу. — Вся хитрость в том, чтобы с расстояния в четыре-пять метров направить на человека или пару-тройку людей, находящихся друг от друга не далее метра.
Профессор сразу поверил в волшебную машинку, но не очень.
— Сейчас товарищ Барченко нам продемонстрирует работу прибора на примере, — Бокий огляделся по сторонам. — Вот, на примере тех двух молодых людей — светского щеголя и спортсмена.
Александр Михайлович тут же подобрался и ускакал за кулисы возле сцены. Чуть прибор не забыл.
На самом деле, конечно, для такого рода действий требовалось гораздо больше оборудования и электрической емкости. Ресторан был заряжен заранее — своих людей в Финляндии хватало. Известная сложность была только в том, чтобы подвести двух людей к встрече именно в этом зале. Но это, как говорится, было делом техники.
Когда демонстрация закончилась, Барченко вернулся на свое место, немец решился вернуться к незаконченному разговору.
— Я, конечно, слыхал о подобных изысканиях, но свидетелем до сих пор быть не доводилось. Можно я подойду к тем молодым людям?
Бокий усмехнулся и сделал жест руками — делайте, что хотите.
Хаусхоффер подошел к Лехти и Арвиду, попытался с ними заговорить, но те на него плевали. Не буквально, конечно, но никак не реагировали. Тогда немец набрался смелости и тронул финна за локоть — никакой реакции. Сомнения в том, что это заранее подученные артисты были, но тогда какова цель этого обмана?
— Итак, что вы предлагаете? — спросил он, когда вернулся обратно.
— Хотелось бы сначала услышать ваши предложения, — ответил Бокий.
— Ну, — задумчиво начал профессор, словно бы решаясь, а потом — решившись. — Нас интересует Тибет. Кто владеет Тибетом — «сердцем мира» — владеет и всем миром.
Ни Барченко, ни Бокий не были удивлены
