Крымский цугцванг-1 - Михаил Леккор
Поторопился немного.
Когда он стал благодарить, прохожий застеснялся, скромно сказал, что оберегать граждан России его обязанность.
— Пойдемте, Дмитрий Сергеевич, я вам помогу донести.
Дмитрий Сергеевич пригляделся к этому «случайному прохожему».
— Подполковник Селезнев? — неуверенно спросил он. У него была хорошая зрительная память, но одно дело увидеть лицо на экране фона, и совсем другое — на улице, в зимнем головном уборе.
Подполковник был явно польщен.
— Совершенно верно. Помог вам, так сказать, по служебным обязанностям. Ну, пойдемте, совсем ни к чему привлекать внимание прохожих, среди которых, может быть, половина журналистов.
Селезнев буквально отобрал два пакета.
Услышав о журналистах, Дмитрий Сергеевич поспешил в сторону своего дома. Общаться с ними ему сегодня как-то не хотелось.
— Надеюсь, вы понимаете, тишина вокруг вас и вашей квартиры неестественна. Я вам об этом уже говорил, кажется. ФСБ категорически запретило показываться около вас и тем более брать интервью любому отечественному и иностранному журналисту. Иностранному мы пообещали пожизненную высылку из страны, а отечественному… своим мы ничего не пообещали. Они и так понимают, не на Марсе живут.
Они свернули на узкую тропинку, ведущую напрямую к дому через небольшой пустырь.
— Однако теперь все меняется, дражайший Дмитрий Сергеевич. Поскольку ваше положение повернулось, будем говорить прямо, к лучшему, ФСБ снимает колпак.
— Да, — кивнул Дмитрий Сергеевич, не желая выглядеть дураком, — президент академии наук заступился.
— Ну, — неопределенно сказал Селезнев, — скажем так, почти.
— Послушайте, — не удержался Дмитрий Сергеевич, — скажите, что же случилось? А то я толком ничего не знаю. Все только извиняются или поздравляют. Намекните, как мне хоть себя вести.
— Хгм.
Чувствовалось по спине, — Дмитрий Сергеевич шел вторым по тропинке, — подполковник пребывает в жутком колебании.
— А то ведь встретится случайный журналист, я наплету чего-нибудь жуткого, сам того не понимая.
— Ладно, эта информация не секретная, все равно пол-Москвы говорит, — махнул рукой Селезнев, явно мысленно снимая с чего-то гриф «строго секретно». — В вашу судьбу вмешалась внешняя политика. Все-все, больше ничего от меня не услышите. Надо будет, вам сообщат.
Он остановился.
— На этом мы с вами расстаемся, хотя не думаю, что надолго. С вашим характером вы опять во что-нибудь вляпаетесь.
Селезнев положил на подставленные руки пакеты с пельменями.
— Я, собственно, встретился с вами с одной целью — предупредить о снятии колпака и необходимости быть готовым к любой неожиданности в виде толпы журналистов. Домой пускать не рекомендую, устроят разгром.
И, разумеется, поднести пельмени. Пользуйтесь авоськами — и экономично, и экологично. На этом позвольте откланяться.
Подполковник сделал замысловатое движение рукой, напоминающее на нечто похожее на отдание чести, и поспешил уйти.
Романов задумчиво посмотрел ему в след. Интересно девки пляшут по четыре пары в ряд. Все всё знают о нем, а он о себе ничего.
Дмитрий Сергеевич поклялся, что любой журналист в обмен на его информацию должен будет изложить все о происходящем.
А пока поспешил вернуться домой, тщательно закрыться и переодеться в полупарадное.
Время шло. Несмотря на обещание (угрозу) Селезнева, никто к нему не рвался.
Он успел посмотреть последние новости (о нем ничего не говорили — ни плохое, ни хорошее), кинуть пельмени в кипящую воду, помучаться в ожидании, когда фон, наконец, загудел. Долго же раскачиваются господа журналисты. Если они так работают постоянно, то понятно, почему такие прыщавые новости идут по телевизору. Ух, он им сейчас!
Глава 7
Романов включил фон. Официально-постное и одновременно твердое лицо, появившееся на экране, заставили Дмитрия Сергеевича усомниться в принадлежности оного лица к журналистской братии.
И правильно усомниться. Дав ученому прийти в себя, лицо заговорило:
— Добрый день, господин Романов.
Скорее уж вечер. Что это за хмырь?
Лицо явно относилось к категории экстрасенсов, раз оно услышало мысленный вопрос.
— Я — секретарь господина министра иностранных дел Ларионова Алексея Антоновича Геннадий Леонидович Невоструев.
Невоструев мило улыбнулся отточенной улыбкой опытного дипломата:
— Господин министр сейчас отбыл в Государственную Думу. Дело сложное… по поводу Индонезийского конфликта… Но он прибудет в министерство к девятнадцати часам.
Алексей Антонович интересуется, не сможете ли вы посетить министерство на это время для серьезного разговора с ним. Как вы понимаете, подробности по фону я огласить не могу.
Вот оно! Наверняка министр сможет объяснить крутой поворот в его судьбе и расскажет о дальнейших крутых поворотах. И потом… как специалисту по дипломатическим отношениям, ему неплохо бы наладить отношения с высшим чином от дипломатии. Может, откроют часть секретных документов. Хотя, знакомство у них, конечно, получилось не очень. По сути, Романов его просто обругал во время проведения «Дискуссионного клуба».
— Разумеется, я посещу министерство, — поспешно согласился Дмитрий Сергеевич, холя и лелея мысленный список документов по истории ХХ века, которые он бы хотел увидеть.
— Очень хорошо! — секретарь выдавил еще одну дипломатическую улыбку. — Подойдите к парадному входу примерно без двадцати семь, чтобы не опоздать. Там вас встретят и проводят к Алексею Антоновичу в общую приемную.
Благодарю вас за то, что поговорили со мной, не смею вас больше задерживать.
Секретарь вопросительно посмотрел на Дмитрия Сергеевича, не уловил в лице ученого протеста — мол, подождите, у меня остался тысяча один вопрос, — и отключился.
М-да. Вопросы у него были. Только вот дражайший Геннадий Леонидович Невоструев вряд ли ответит на них и тем более по фону.
Выходить ему в… часиков пять. С тех пор как министерство перенесли на проспект Вернадского, на место бывшей академии общественных наук ЦК КПСС, а потом чего-то еще учебного, капитально перестроенного до неузнаваемости, добираться до него стало удивительно легко — министерство располагалось в паре сотен метров от станции метро «Юго-Западная». Но ехать на самом метро было далековато — он жил на северо-востоке столице, то есть практически на другом конце. Поэтому, если он выедет в пять, нет в половину пятого, за два часа с копейками до намеченного срока, то только тогда успеет. Может, такси? Могли бы и машину выслать, господа скаредные дипломаты.
Дмитрий Сергеевич подумал, подцепил развалившуюся пельмешку — с этим разговором его обед превратился в густой бульон — целых пельменей почти не осталось. Снял кастрюлю, все еще думая о такси. И все-таки решил — нет. Ни к чему развивать барские наклонности. Всю жизнь ездил на метро и на этот раз поедет. Благо, что несколько недель вынужденного
