Я Распутин - Алексей Викторович Вязовский
— Забирайте, — страдальчески поморщился парень. — Видеть их не могу, кровь мерещится.
— Ништо, отчитаем, очистим и на такое дело пустим, чтобы у каждого хорошая жизнь была! Ты как, согласный?
Андрей облегченно кивнул.
В бауле лежали пачки четвертных билетов, но была пачка пятидесятирублевок и несколько пачек десяток, а также пятерки и трешки. Когда пересчитали — ахнули. Триста шестьдесят две тысячи рублей.
* * *
Дом удалось найти не сразу, посмотрели мы четыре или пять. Теперь, когда денег было реально много, надо было брать «на вырост», под будущую организацию. А показывали нам либо очень маленькие, либо очень большие дома. Мы было отчаялись, но Никодим вычитал в газете о распродаже винного склада с лавкой и потащил смотреть. Я было засомневался — продают-то не дом, но Стольников убедил меня, в конце концов, кто из нас здешнюю коммерцию лучше знает?
Здание понравился сразу — три этажа, с большущей винной лавкой на первом и здоровенным подвалом под бочки. Вход в лавку, вход в подвал, вход в контору, вход в квартиры — чисто лабиринт. А, еще черный ход! Вот и хорошо, вместо лавки сделаем зал для собраний, а в подвал… а типографию поставим. Надо же нам печатать воззвания, да прокламации. Может и собственную газету…
На собственный двор, выходили торцовые стены двух соседних зданий, в промежутках — крепкий забор высотой метра три. Две калитки, обитые железом, здоровенные висячие замки. Каретный сарай, конюшня — битюгов и повозки уже продали. Дровяной склад.
— Что скажешь, Григорий Ефимович?
— Пойдет.
И капитан ринулся в бой. Хозяину было уже крепко за семьдесят, сыновей не случилось, зятьям бизнес передавать не хотел наотрез, а сам уже не тянул. И надумал все распродать, уехать в родную деревню под Архангельском, а дом сдавать.
— Так Василий Михайлович, этож сколько возни будет! — вился вокруг Стольников. — Смотри, чини, деньги с нанимателей собирай.
— На то управляющий будет, — ответствовал старец, но к доводам капитана прислушивался.
— Э, управляющие дело такое, без хозяйского пригляду блудить начинают, больше не об деле, а о своем кармане думают. Ей-ей, одна морока выйдет. Вот если б вы в Питере остались — другое дело, свой глазок — свой смотрок.
И уломал. Дед подумал, почесал в затылке, припомнил всякие случаи из своей долгой жизни и буквально хватил шапкой оземь.
И начал торговаться. С жаром, страстью, с артистизмом. Впрочем, Никодим ничуть не уступал и я, как завороженный, смотрел на это представление истинных мастеров торга. Они сходились, почти били по рукам, расходились, выискивали умопомрачительные резоны поднять или сбить цену, взывали к совести друг друга, к Богу и, похоже, сами наслаждались этим спектаклем.
Через час, наверное, дед сдался.
— Уморил, ох уморил, черт языкастый. Где ж так выучился?
— Так капитан я, торговый.
— Тогда ясно. Ну-с, пожалуем к нотариусу, честь честью купчую подпишем. Но магарыч с тебя! — оставил за собой последнее слово хозяин.
— Коли магарычи выпиты, то и дело покончено, — согласился Стольников.
У нотариуса все оформили довольно быстро, перед подписанием я взял прочесть составленную бумагу.
Так, я, такой-сякой гильдии купец… продал покупщику, торгового флота капитану… принадлежащий мне дом с дворовыми постройками и подвалом… имущество свободно от запрещения… Деньги выплачены сполна и мной получены…
Юридический язык Российской империи был ничуть не проще такового же Российской Федерации. Я наморщил лоб и выдавил показавшийся мне важным вопрос:
— Надо бы указать, на основании чего продавец владел имуществом.
И тут как органчик включился.
— Мнение, что неуказание в купчей акта укрепления, по которому имение дошло к продавцу, есть неправильное, — загнусил нотариус, — ибо, как истекает из систематического толкования статьи 1426, она относится к обрядовой стороне совершения купчей крепости, причем купчая отнюдь не должна содержать в себе под страхом недействительности все изъяснения, указанные в статье, а лишь «может» содержать таковые.
Ух, силен! Это он на одном дыхании выдал, и наизусть!
Покупку обмыли в близлежащем трактире. И чего дед жаловался, что дела вести тяжело? Вон, водку как молодой, стаканами пьет, мне не угнаться… Почему это не угнаться? Грише Новинскому да, не получится, а Гришке Распутину запросто. И я замахнул стакан не отрываясь.
Получили мы ключи и пошли осматривать приобретение. Вместе с домом нам достались два рыжих кобеля неизвестной породы, собственный колодец, несколько саженей дров.
Но стоило зайти с парадного входа, как меня шибанул винный запах. Оно бы и ничего, но сюда будет приходить много людей — сразу найдутся доброхоты, будут нашептывать царю и царице: «Старец хлещет, как не в себя, весь дом провонял».
— Ништо, Григорий Ефимович, — выручил Стольников, — способ известный, сперва мыла настругать в горячую воду, да отдраить все, а потом нашатыря тоже в воду и по второму разу. Ну и проветрить.
— Так этож весь дом скоблить!
— Кликнуть баб, рубль в день, они тебе такой аврал устроят — любо-дорого, потом хоть белым платочком сможешь косяки да перила протирать.
— Тогда бабы и аврал — на тебе, Никодим. Чтоб с Дрюней вычистили все, еще неделю на то, чтобы подправить, подкрасить, поменять чего, а там и переедем. И вот еще. Хороший банковский сейф нужен. За ценой не гонись, купи самый надежный.
Капитан только руками развел. А ты как хотел, армейский принцип, инициатива имеет инициатора.
24 октября 1906, 10.10
Санкт-Петербург
На Подворье Троице-Сергиевой лавры меня доставили практически под конвоем.
К дому Лохтиных приехали на санях два хмурых монаха в тулупах поверх подрясников, шуганули толпу под окнами.
Надо сказать народа в окрестностях прибавилось, местные власти даже отрядили городового следить за порядком. Больше стало всяких кликуш, юродивых. Очень докучали попрошайки. Эти стучались в двери, заглядывали в окна.
— А почто ты Гришка к архимандриту не идешь? Какой день тебя преподобный ждет — пробасил один из монахов, крестясь на красный угол.
— Писано было тебе идти на подворье, еще вчера, — включился в разговор второй инок.
— А вон гляньте, святые отцы, сколько мне нынче шлют, — я кивнул в угол, где был свален мешок с письмами и телеграммами. — Поди разбери.
— Вам, Григорий Ефимович, секретарша нужна, — Лохтина опасливо посмотрела на гостей.
— Думай, что говоришь, женщина! — бухнул первый монах. — Это смущение ума и соблазны! А ты, Григорий, собирайся, поедем к архимандриту.
Ну мы и поехали.
Город жил своей жизнью — колонной шли матросы Балтийского флота, гудели друг другу редкие пока автомобили. В центре Питера каждый день целые пробки из карет, ландо, телег… Да, если жить в новом доме — придется решать транспортный вопрос. Метро в городе
