Стрелок-4 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Нет.

— Нет, я реально с тебя охреневаю! Инициатива поимела инициатора… Ладно, рассказывай дальше. Адреса, пароли, явки. В смысле, имена, чины, должности. Кто главный, кто так с боку припека?

Расколовшийся жандарм пел как соловей. Имена генералов, сенаторов и даже великих князей следовали одно за другим. В целом, вырисовывалась очень странная картина с монархическим заговором вот только против кого? С «Народной волей» все понятно, но в лиге был наследник цесаревич, его братья, многие члены правительства и не хватало лишь самого царя и Лорис-Меликова. Или их не предполагалось изначально?

— Вы ведь понимаете, что теперь, когда вы знаете все, обратной дороги нет? — тяжело дыша, спросил Ковальков. — Вам волей-неволей придется присоединиться к нам, либо бежать.

— А почему бы и не присоединиться? — ухмыльнулся Будищев, в очередной раз изумив своего пленника. — Вон какая славная компания!

Послушайте, — помотал головой совершенно сбитый с толку ротмистр, — клянусь честью, я никому не скажу ни о нашем разговоре, ни об обстоятельствах при которых он случился. Опустите меня, а?

— Так просто взять и отпустить? Ну даже не знаю…

— Что вы хотите?

— Да сущую безделицу. Я сейчас кое-что напишу на листе бумаги, а ты прочитаешь. С чувством, с толком с расстановкой и без дурацких комментариев. Только текст. Понятно?

— Но зачем?

— Еще по печени захотел? — поинтересовался Будищев, с жалостью глядя на бестолкового пациента.

— Нет! Хорошо, давайте вашу бумагу.

— Джастин момент [3], - отозвался Дмитрий, вызвав еще одну болезненную гримасу у связанного и, подойдя к бюро, принялся быстро писать на листке. Затем, зачем-то заглянул в комод, произвел в нем какие-то манипуляции, после чего подтащил клиента поближе и положил перед ним текст.

— Я, Ковальков Николай Александрович, вступая в ряды «Народной воли», торжественно клянусь: Быть смелым, честным, дисциплинированным революционером и до последней капли крови бороться с тиранией в России. А если я предам своих товарищей по борьбе, то пусть меня постигнет суровая кара трудового народа!

Все это ошарашенный ротмистр прочитал без единого возражения и лишь когда текст закончился, позволил себе осторожно спросить:

— Что это за бред?

— Практически, явка с повинной, — охотно пояснил ему Дмитрий.

— Если вы думаете, что я это подпишу, то вы просто идиот!

— И не надо, — с довольством обожравшегося краденой сметаной кота, отозвался Будищев, после чего снова подошел к комоду и поставил иглу на восковой цилиндр. Фонограф зашипел и не верящий своим ушам жандарм услышал, как присягает на верность революции.

— Техника на грани фантастики! — мечтательно проговорил подпоручик. — И главное, голос хорошо узнаваем. Представляете, что скажет Михаил Тариэлович, если услышит эдакую арию в вашем исполнении?

— Отдайте, — нервно сглотнув, попросил жандарм.

— Ага, щас! Шнурки вот только поглажу, — издевательски отозвался подпоручик, запирая комод, после чего повернулся к связанному и с нехорошей улыбкой в голосе спросил, — гости дорогие, а не надоели ли вам хозяева?

— Что? — непонятливо спросил ротмистр.

— Я говорю, пошел вон отсюда, — охотно разъяснил ему свою позицию подпоручик. — О месте и дате следующего заседания будет сообщено дополнительно.

— Вы хотите…

— Если честно, не очень. Но раз уж приключился такой случай, грех его упускать! Короче, своему начальству можешь доложить, что я согласен по всем пунктам. Страстно хочу стать графом, зятем и поставщиком армии. Если какой косяк, бежишь ко мне впереди собственного визга и докладываешь. В особенности это касается завтрашнего заседания в Главном Артиллерийском управлении. Если ваша организация и впрямь что-то собой представляет, я хочу ощутить ее всемерную поддержку. Понял?

— Понял, — обреченно вздохнул Ковальков, после чего с явной неохотой спросил, — вы меня не развяжете?

— Конечно, — отозвался Будищев, перерезая стягивающий руки пленника шнур.

Получив свободу, тот сначала потер затекшие руки, потом оценил взглядом крепость комода, кочергу и все еще находящийся на виду револьвер хозяина квартиры, после чего окончательно понял, что на сей раз проиграл.

— Так я не прощаюсь, — со значением в голосе, сказал жандарм.

— Всего хорошего, — изобразил любезный поклон Дмитрий, после чего тщательно закрыв входную дверь, сокрушенно вздохнул. — Дикие времена — дикие нравы! Звукозаписывающая аппаратура уже есть, а использовать ее по назначению не умеют. Дикари-с!

В этот момент раздалась трель электрического звонка, и Будищев снова взялся за запоры, бурча себе под нос «ты что тросточку забыл?»

— Ой, — испугалась оказавшаяся за дверью Стеша. — А зачем револьвер?

— Маленькая предосторожность никогда не помешает, — ничуть не смутился подпоручик. — Ты что так поздно?

— Я бы не пришла, да только вот…

— Что еще случилось?

— Семка в больнице! — заплакала девушка и уткнулась в грудь Будищеву.

— Почему?

— Прохор его отколотил!

— Какой еще на хрен Прохор?!

— Приказчик в лавке. Говорила я Семушке, не задирай этого дурака, а он…

— А вот с этого момента, попрошу поподробнее, — нахмурился подпоручик.

— Этот Прошка давно ко мне клеился, — сбивчиво начала Стеша, поминутно всхлипывая. — Я его отшила, а он не понимает. А Семка влез, а я…

— Понятно, — остановил поток бессвязных фраз вперемежку со слезами Дмитрий. — Есть только один вопрос, а раньше мне всю эту байду рассказать нельзя было?

Совещание в Главном Артиллерийском управлении, состоявшееся на следующее утро, на первый взгляд являлось простой формальностью. Несомненная эффективность митральез системы Барановского-Будищева, которые с легкой руки одного из изобретателей все чаще называли пулеметами, была самым блестящим образом доказана во время похода на Геок-тепе.

Несмотря на то, что завистники генерала Скобелева стремились всячески принизить значение этой военной кампании, все причастное к нему начальство получило приличествующие их чину и заслугам награды, а посему были настроены весьма благодушно.

В первую очередь, это, конечно же, касалось сидевшего на почетном месте генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича, лично настоявшего на посылке морской батареи в отряд Скобелева, а также его августейшего брата генерал-фельдцейхмейстера Михаила Николаевича. Последний, правда, по уважительной причине отсутствовал, ибо помимо всего прочего, являлся еще и наместником на Кавказе. Однако в деле имелось подготовленное по его личному приказу заключение, о крайней полезности вышеуказанных митральез в войсках, противостоящих иррегулярной кавалерии.

Но главная интрига заключалась не в самом приеме на вооружение, а в масштабах предстоящих закупок. Одни полагали достаточным иметь пулеметы в гарнизонах крепостей, усилив каждый из них противоштурмовой батареей. Другие находили полезным включить такие же батареи в состав артиллерийских бригад, чтобы иметь возможность, придавать их, в случае надобности, линейным войскам. И наконец, третьи, вообще не имели никаких собственных мыслей, а полагались исключительно на благоусмотрение начальства.

Впрочем, имелись у нового оружия и противники. В открытую выступить против двух великих князей они, разумеется, не решались. Но вполне разумно, как им самим казалось, указывали на дороговизну митральез и отсутствие их на вооружении армий других европейских держав. А, кроме того, на огромное количество потребных к ним огнеприпасов.

— Согласно этой ведомости, — вещал с елейной улыбкой на губах генерал Фадеев, — на долю митральез морской батареи во время последней экспедиции в Геок-тепе пришлось две трети израсходованных патронов. Не слишком ли большой расход для казны, господа?

Денежный вопрос всегда был проклятым в вооруженных силах Российской империи. Протяженные границы и огромное количество врагов заставляло правительство и государя содержать значительную армию, финансирование которой обходилось в совершенно баснословные суммы. Стоит ли удивляться, что попытки сэкономить на них всегда находили самую горячую поддержку в верхах?