В Антонов - Дайте стройбату оружие
Деды подозвали к себе черпаков и объяснили, что через шесть часов помещение Объекта должно блестеть, как у кота яйца и ушли в курилку.
Черпаки объяснили молодым и салабонам, что если они не хотят получить люлей по соплям и мордасам, то в течение пяти часов стены и потолки должны быть очищены от плесени. Сыреющие и плесневеющие места необходимо протравить медным купоросом, прогрунтовать гидроизоляционным раствором, затем отшпаклевать и все помещение побелить ВДэшкой в два слоя.
После этого, молодые и салабоны рванулись в подсобное помещение за инструментами и материалами. И закипела работа. Одни скребли шпателями и металлическими щетками стены. Вторые, хватив малярные валики и кисти, пропитывали антисептиком стены, чтобы навеки сгинули споры и мицелии любых плесеней. Третьи грунтовали бетонные стены перекрытия раствором жидкого стела. Четвёртые, забравшись на лесенки-стремянки, шпаклевали обработанные поверхности. Пятые безостановочно оттирали половую плитку от, падающих сверху, шпаклёвки и краски.
Увидев, что работа идёт полным ходом, деды включили стоящий на тумбочке электрический чайник и начали накрывать стол из продуктов, принесенных хозяйственным взводом для дедов, для себя и для, всеми уважаемого, хозвзвода.
Филипов рассеянно смотрел телевизионную передачу 'Ленинский университет миллионов', ибо других программ телевизор не показывал.
Дремал в кабинете видеоконтроля лейтенант КГБэшник, понадеявшийся на бдительность и ответственность офицера строительных войск капитана Филипова.
Не спеша пережевывали бутерброды аристократы от стройбата, хлебнувшие по паре глотков водки из грелки, принесённой почтальоном Камарзиным.
Всё шло в строгом соответствии с заведенным порядком. Ох, не зря говорят, что нет в армии ничего страшнее однажды заведённого порядка.
ВОТ ТАКОЙ ОН СОВЕТСКИЙ СТРОЙБАТ
Часы бездушно тикали на стене зала, отсчитывая последние, оставшиеся до взрыва, минуты.
Деды сидели на стульях, в одном из кубриков научно-исследовательского зала, отделенного матовой стеклянной перегородкой, на стульях, принесенных из соседних боксов и расставленных вокруг простого канцелярского стола.
Изредка, Геник доставал из под стола свою трехлитровую грелку, наливал из неё водку в гранёный 'хрущевский' стакан и пускал стакан по кругу. Деды 'гуляли'.
Витька Александров отхлёбывал из стакана большой глоток водки, пахнущей резиной, и торопливо проглатывал её.
Татарин Ренат Габидуллин, подолгу глядел на водку, думал о том, что пить водку запрещается кораном, а затем, решив, что его на такой глубине даже Аллах не увидит, решительно подносил стакан ко рту и обреченно, медленно, словно дозу яда, выпивал свою долю и, осознавая свой грех, замирал глядя в одну точку.
Кореец Толик Ли, кандидат в мастера спорта по боксу, заботясь о здоровье, едва пригублял стакан.
Заведующий складом Ваня Земан, по немецки, сначала съедал бутербродик и только потом аккуратно отпивал из стакана.
Серёга Поспелов остограмливался в лучших русских традициях. Не мелочась на малом. Резко выдохнув воздух и вместо закуся, занюхивая выпитое рукавом.
Литовец Данатос отхлёбывал пару малюсеньких глоточков и наслаждался послевкусием.
Узбек Рамиль Ганеев, пил степенно, как его далёкие предки пили кумыс на стародавних пирах.
Хохол Серёга Скрыник выпивал с аппетитом, закусывал ломтиком сала и изрекал: 'Гарна горилка'.
Смоленский поляк - библиотекарь Санька Островский выпивал, морщился и выговаривал свою стандартную фразу: 'И как только эту гадость пьют коммунисты?'.
Как повелось, в это время, Геник Камарзин, на правах хозяина водки и тамады, заливал в пот добрую половину стакана и говорил : 'Смотри. Вот так пьют. Вот так морщатся. Вот так закусывают'. Пододвигал к себе банку тушенки и начинал аппетитно есть.
Калужанин Толик Трофимов, памятуя, что пьянка может закончиться плохо, пил молча, как-то стыдливо, но никогда не пропускал своей очереди. Пить он мог много и долго. Он не мог останавливаться. В ожидании послепьяночных проблем, на лице Толика было такое грустное выражение, что, глядя на него, у многих появлялось желание пропустить свою очередь и передать стакан соседу.
Не мог Толик забыть свою первую армейскую пьянку в будке электрика, начавшуюся по хорошему поводу, с хорошим человеком, но закончившуюся плохо. Вот и сейчас, приняв водочки на грудь, Толик вспомнил как оно было...
За клубом, на краю части, у самого леса стояла водонапорная башня. Возле башни - кирпичная будка.. В будке был электрощит и вентили управления водоснабжением части, шкаф с инструментами, наждак, столик и топчан для отдыха. Там проходила служба электрика части. Только изредка, соскучившись по людям, приходит электрик в роту переночевать. Электриком служил Валера "Носик". В начале службы, сломал "дед" Валерке переносицу. Переносица срослась, но Валерка стал обладателем огромной "кавказской" горбинки на носу и прозвища "Носик".
Перед своим дембелем, передал Валерка должность Толику Трофимову. Передачу оформили испитием спиртного напитка. Пришел, после этого, пьяный Толик в роту, выкурил пару папирос "Беломор-канал", стряхивая пепел, бросая окурки рядом с кроватью и заснул.
А перед подъемом роты, зашел в казарму комбат Авсиенко, увидел окурки, возмутился и скомандовал: "Воин, подъем". Вскочил Толик, натягивает штаны и китель, и разоблачает себя, и оправдывается, кричит на всю казарму: "Товарищ подполковник, я не пил, честное слово не пил!". Тут и комбат на крик перешел "Бегом в штаб!". Запутался Толик в портянках, а Авсеенко орёт " Бегом в штаб!". Выскочил Толик босиком на первый ноябрьский снег и почесал к светящимся в ночи, штабным окнам.
Вернулся Толик минут через пятнадцать, с побитой рожей, но довольный тем, что дело закончилось без губы, что он сохранил за собой, крепко обмытую, тёплую должность электрика части. Подумаешь, грохнулся пару раз от ударов комбата на паркетный пол, под раскидистый куст чайной розы, цветущей в углу комбатовского кабинета...
За столом шла неторопливая беседа.
Витька Александров вытащил из кармана письмо, полученное от стародавнего дружка Юрки Киселя, отслужившего свой срок на строительных объектах Украины.
Стал его читать:
'Витек, привет с гражданки!
Как мы рвались домой, на дембель. А вот теперь, уже три месяца. Как я дома. Не поверишь, но вспоминаю с содроганием все то, что довелось испытать за время службы и, одновременно, тоскую по дурдому, через который пришлось пройти.
И ты будешь тосковать, поэтому цени своих армейских друганов, которые сейчас рядом с тобой. Видимо, армейская дружба самая крепкая. Так мне не хватает сейчас наших пацанов. Разлетелись, кто куда, во все концы необъятной Родины.
Наша рота собиралась с бору по сосенке, многих прямо сразу после переодевания, уже на другой день, привозили в лес, и курс молодого бойца они проходили с лопатой в руках на кабельных трассах.
Быстро смекнув, что вольному - воля стали ходить в самоволки за вином (на первой неделе службы!) а порой и по 2-3-4 раза за день!
Когда ж начальство спохватилось, что воины лопаты 'воюют' без присяги, то начали думать как бы её провести. Попросили автоматы у ракетчиков: 'Хоть один дайте, хоть на пол часа!', но получили отказ - 'Стройбат это такие звери, что им даже оружия не выдают, значит и не дадим'.
А какая присяга без автомата?
Выпросили в сельской школе наглядное пособие - разрезанный пополам, и раскрашенный по месту разреза красной краской 'калаш', но вот незадача, в школе оказалась только правая половинка! Все потроха с левой стороны были наружу! То есть если держать автомат в левой руке, а текст присяги в правой - получится карикатура!
Но в находчивости стройбату не откажешь! Перевернули автомат кишками к груди, держали его в правой руке, присягу - в левой, а когда делали фотки в ателье, то плёнку переворачивали, и получалось на фотке вроде как у настоящих солдат.
Служил я два года воином стройбата и один месяц 'моряком'.
Это наша местная традиция.
По конституции СССР служба в сухопутных частях советской армии продолжается два года, а во флоте три.
А как быть тем в сухопутных, у кого двухлетний срок истёк? Не нарушать же конституцию, и продолжать оставаться солдатом? Конституция - это святое. Раз третий год - значит моряк.
Поэтому уже на первый же день третьего года одевал я тельняшку, распоротые штаны от рабочей военно - строительной одежды с отрезанным нагрудником, эдакий хаки-клёшь, из резиновых сапог вырезал шлёпанцы с тупыми 'морскими' носами. На голове, естественно, бескозырка. Она изготовилась из попавшихся под руку форменной фуражки. Ленточки вырезал из ткани, обтягивающей верх фуражки, да так, что верх становился белым - под обтяжкой из хаки была марля, а от обода вниз свисали ленты. Надпись над лбом сделал банальную 'Герой'.
