Олег Аксеничев - Дорога на Тмутаракань
Бунчуки каждого из полновластных половецких ханов различались расцветкой, и попытки поднять вымпелы неправильного цвета, дабы скрыть свою родовую принадлежность, карались единственным наказанием, признаваемым в Степи, – смертью. Что же говорить тогда о том, с какой болезненной яростью ханы защищали не просто традиционные цвета рода, но родовую землю?!
Бурчевичам нечего было делать на землях Кончака. Они здесь были пришельцами. Чужаками. Нарушителями обычаев и законов Степи. Преступниками.
Преступление же требовало наказания.
Грабя невинного, тем более лишая его жизни, ты совершаешь тяжкое преступление. Отбирая имущество и жизнь у преступника, ты всего лишь помогаешь вершить правосудие.
Дело-то выходило богоугодное!
И князь Святослав Рыльский взмахом руки послал своих дружинников на штурм жалкой преграды из сцепленных ветхих веж. Не ожидая подтверждения приказа от своего боярина и воеводы, вместе с рыльской дружиной на половецкий обоз обрушились черниговские ковуи.
Смерть смеялась.
Игра в кошки-мышки удалась на славу. Редки мгновения такого резкого перехода от надежды к отчаянию, от жажды жизни к обреченности, и смерть ценила каждый из пойманных ею всплесков эмоций с понятным восторгом знатока.
Стрелы ковуев не знали промаха, безошибочно находя себе жертвы. Беззащитные человеческие тела, не прикрытые кольчугами или пластинчатыми панцирями, с покорностью принимали в себя смертоносный металл и падали на войлок веж либо вытоптанную землю, содрогаясь в последних конвульсиях агонии. Древки стрел, глубоко ушедшие в застывшее месиво костей и мяса, недавно еще бывшее живыми людьми, торчали кверху уродливыми толстыми обрубками, напоминая насытившихся болотных пиявок.
Раб в Степи – обуза, а отпущенный на волю – предатель. Поэтому хладнокровное убийство детей и женщин дружинники и ковуи воспринимали как объяснимую необходимость. Воинская честь не умалялась этим поступком, более того, требовала именно такого поведения. Что дороже, если мы, благородные воины, соблаговолим, конечно, задуматься, – жизнь незнакомых нам чужаков или опасность, которой может подвергнуться, если поддадимся неверно понятой жалости, собственная дружина?
Воинская честь – существовала ли ты где-либо, кроме рыцарских романов?!
Тем временем азарт боя сменился разочарованием. Видно было любому, кто хоть раз был в Половецком поле, – добыча попалась куцая. Вытертый войлок и латаные борта телег говорили от имени убитых хозяев, обвиняя с немой, но явной укоризной. Стоило ли ради этого проливать столько крови?
– Бродники на падаль не кидаются, – раздался в наступившей тишине голос Ольстина Олексича. Рассудительный такой. Разумный.
Хлипкие повозки безжалостно переворачивались на бока, хрустели деревянные каркасы веж, лопались окованные давно проржавелым железом большие колеса. Жалкий скарб небогатого племени стыдливо высыпался под лучи насмешливо ухмылявшегося сверху солнца.
– Бродники на падаль не кидаются, – повторяли, как заклинание, дружинники и ковуи.
Повторял это, правда, про себя, и князь рыльский. Ему, как никому другому, нужна была богатая добыча. И не от алчности, хотя… не без греха, увы… Что сможет привезти Святослав Ольгович из своей сторожи? Бессмысленно загубленные души или нежданный богатый подарок на свадьбу родственника? Выбор, знаете ли…
Последней разбили телегу, стоявшую в стороне от оборонного периметра. Казалось, что ее просто не успели связать в единое целое с остальными, так неожиданно было нападение бродников. Телегу эту едва не пропустили. Островерхой юрты-вежи на ней не было, а небрежно брошенный поверх войлок грязно-желтого цвета сливался со степной травой.
Громко хрустнула одна из осей телеги, не выдержав резкого рывка кверху. Наполнявший телегу груз вывалился на траву, и дружинники замерли, боясь спугнуть нежданную удачу.
Из разбитого сундучка, покрытого затейливой арабской вязью, с любопытством уставились на новых хозяев оправленные в золото драгоценные камни. Рулоны расшитых тканей, франкского бархата, хинских шелков легли перед победителями с покорностью наложниц. Шубы из дорогих мехов, которые даже не дружиннику простому, боярину, а то и князю не зазорно надеть будет, раскинули пустые рукава, пав навзничь на землю по примеру мертвых прежних хозяев.
Бродники на падаль не кидаются.
* * *– Ну, я и молодец! – похвалил себя ковуй Беловод Просович, проследив за полетом стрелы.
Хвалиться было чем. Хищный снаряд, впиваясь в загустевший воздух, как винт в дерево, с разбойничьим посвистом вошел в переплетение кожаных ремней, державшее листы войлока над красным пологом ханской вежи. Широкий обоюдоострый наконечник рассек кожу, и большой ромб толстого белого войлока бесшумно скользнул книзу, закрыв от нескромных взглядов Тэнгри-Неба прекрасную дочь Кончака.
Ее подруга, как раз появившаяся рядом с новым колчаном, полным стрел, присела на корточки перед шевелящимся войлочным курганом, однако не торопилась высвобождать воинственную невесту. Издалека было плохо видно, но все же казалось, что плечи юной половчанки вздрагивают от возможно невежливого, зато вполне искреннего смеха.
– Наша берет! – воскликнул князь Владимир Путивльский и первым бросил коня к переправе через безымянную степную речку.
За ним поспешили молодые дружинники-гридни, громким гиканьем погоняя своих коней. Звонко щелкали в гудящем воздухе вымпелы на копьях, лезвия мечей и сабель завизжали в воздушных струях в предчувствии скорой схватки.
Воздух! Невидимый и необходимый, естественный для живого и недостижимый для мертвеца. Победную песнь он вспомнил на этот раз или погребальный распев? Спроси у ветра. И вслушайся – ответит ли…
Со стороны половецкого лагеря навстречу русским дружинникам вырвался отряд вооруженных всадников, явно намереваясь прижать противника к кромке берега и опрокинуть обратно в грязные воды. Тем не менее князь Игорь Святославич даже не пошевелился в седле, продолжая наблюдать за происходящим со стороны. Спокоен был и Буй-Тур Всеволод, подъехавший поближе к брату.
– Мальчику придется искупаться, – заметил князь трубечский. – Согласись, брат, это неплохое средство для тех, кто излишне горяч!
– Посмотрим, – ответил князь Игорь.
Возможно, так и было задумано, и спокойствие князя объяснялось тем, что он заранее знал, что произойдет. А может быть, дело в обычной отцовской гордости и уверенности за своего отпрыска. У Всеволода Трубечского не было времени спросить об этом.
Половцы первыми успели добраться до берега реки, вытянувшись там редкой, ощетинившейся копьями полосой. Русские кони в воде неминуемо замедлили ход, сделав своих седоков прекрасными мишенями для затупленных стрел степняков. Первый залп был сделан наспех, без должного прицела, но все же несколько дружинников шумно рухнули в воду, подняв кусты грязной воды.
Достать новую стрелу из колчана, положить ее на тетиву, натянуть лук и отправить худого и злого посланца во врага – дело скорое, сделать его будет быстрее, чем рассказать об этом. Но еще быстрее русские дружинники, рвавшиеся до этого прямо на половецкий отряд, разделились на две группы, обрушившиеся на фланги степняков.
Инстинкт.
Он требует встретить врага лицом к лицу. И дело здесь не в воинском кодексе чести. Все проще. Спереди воин лучше защищен, а значит, имеет больше шансов уцелеть. Не получив единого приказа, возможно просто не расслышав его, половцы сложили свой строй вдвое, как лист пергамена, встав спина к спине. Несколько лошадей, почувствовав за собой присутствие живого, занервничали и стали лягаться, внеся дополнительную сумятицу и в без того несусветный хаос.
Тем временем русские дружинники соединились в тылу половцев и, в свою очередь, повернулись к берегу, приспустив копья на высоту колена. Степнякам приходилось выбирать, быть ли насаженными на копья либо отступить. В воду.
– Возможно, брат, – сказал князь Игорь, – мой сын сможет отделаться мокрыми сапогами. А купаться в этой грязи придется иным.
– Готов быть первым среди купальщиков, – ухмыльнулся Буй-Тур Всеволод, – только бы у мальчика получилось!
– Посмотрим, – со спокойствием фаталиста произнес Игорь Святославич.
Половецкие воины, в которых стыд перед возможным поражением возобладал над осторожностью, развернули коней, пытаясь атаковать русские ряды. Стальные конские нагрудники отклонили острия копейных наконечников, и по степной глади далеко разнесся звон скрестившихся мечей и сабель.
Владимир Путивльский не мог разглядеть лица своего соперника. Многие половцы предпочитали шлемы, к которым спереди была приклепана кованая личина, взиравшая на все со стоическим спокойствием.
Эта личина обладала характером, застыло скалясь беззубым ртом. Опасно смеяться над противником, с которым сошелся в бою. Как знать, не раззадорит ли врага насмешка настолько, что злость услужливо удвоит его силы, обратив бахвальство против вас. Смеяться над противником можно от глупости. Или уверенности в себе.
