Александр Шуваев - ЦВЕТОК КАМНЕЛОМКИ
А у него, у половины личного состава, - одни АКМ, а значит, всей пользы от него, - отвлекать на себя внимание прущей вперед железной своры, потому что реального толку от их стрельбы будет шиш, да маленько. Так что реальное время, на протяжении которого они смогут продержаться, зависит только от одного, - разведает их супостат, или же напорется случайно. Старший среди зисменов, подойдя, козырнул по всем правилам, и сам, - на груди зловеще растопырилось Черное Железо, таящее в магазине полный комплект урановых пуль, морда безучастная настолько, что сразу видно, насколько человек не рассчитывает ни на что хорошее, - все как положено, в полном порядке.
- Давайте так: первый залп Черного Железа и послужит сигналом того, что атака уже началась, - майор, прикрыв глаза, согласно кивнул, - вот только мало нас, везде быть не сможем.
- А останется еще меньше.
- Мало останется. В смысле совсем.
Разговаривая, он непрерывно сканировал взглядом ту сторону, а потом, повторно козырнув, как будто это ритуальное действо могло ему помочь настроиться на что-то такое, тяжелой рысью убыл куда-то на левый фланг. Майора же, укрывшегося в неглубоком окопчике, одолевала вполне идиотская, но от этого не менее навязчивая мысль: за кем останется первый выстрел, да кто начнет первым? Мы - или они?
Бах! Словно в ответ на его мысли по-особому отрывисто, оглушительно рявкнуло Черное Железо, и тяжелая пуля, пронизав панцирь из плетеного бездефектного кварца, полыхнула адским пламенем в нутре у Малого Саперного Разведчика "РССМ - 2", которого незнамо - как разглядел-таки один из зисменов. Выстрелил, стремглав вскочил и пулей метнулся в сторону, кубарем скатился под обрыв и очень вовремя, потому что воздух заныл, пропуская первые снаряды и на прежней его позиции вспухло чернобагровое облако "тетриса" от термобарических зарядов, выпущенных навесом, со скрытой позиции. И, - сразу же, как доской по всему телу, - ахнуло где-то справа, стэкс, ни с чем не спутаешь, там, где до окопов скрытно добралась ползучая мина. Механическое воинство применяло собственную, ни на что не похожую, да и просто немыслимую для любой человеческой армии тактику: поднимая черный прах, в поле зрения обороняющихся появлялись единичные автоматы, их немедленно уничтожали, открыв огонь с нескольких разных точек, а он - успевал засечь все эти позиции и навести на них не имеющий промаха навесной огонь. Несколько выручали в этом смысле "Лахудры", поскольку импульс все равно успевал быстрее, чем успевал доложить очередной разведчик, - вот только попадали по нему не всегда. Вследствие этого, как оно и следовало ожидать, "лахудры" довольно быстро оказались узурпированы зисменами, которые не промахивались вообще: на таком расстоянии импульс прожигал броню, превращая содержимое в ослепительно сияющий газ, фотогидравлический эффект буквально разбрызгивал начинку автомата, распыляя горючее пылающим облаком. Соответственно и ответный огонь велся преимущественно по ним, по тем, кого тщательно прячущиеся "погонщики" оценивали в качестве Высшего Приоритета. Эта "пешая" рать была предназначена не для борьбы с массовой армией, а, скорее, для чего-то вроде помеси городского боя с зачисткой местности, - вычленения Постного со товарищи из городской среды с последующей его добычей. Это - накладывало свой отпечаток на характер ее вооружения: довольно мощное, оно все-таки было приспособлено скорее для точечного поражения отдельных многочисленных объектов, нежели для массового поражения на большой площади. Данияль инстинктивно придерживался феодальных принципов в отношении к быдлу, хотя никогда не задумывался на эту тему специально и немало удивился бы, услыхав об этом.
Быдло нужно стричь. Быдло можно и нужно резать для острастки, если оно подвернется под горячую руку, и если этого нельзя избежать. В конце концов, - все мы люди, - для развлечения и из произвола. Но ни в коем случае - по небрежности. Это дурной тон и вообще неправильно. Поэтому, с поправкой на характерную для автоматов тактику и методу ведения боя, он развивался, скорее, по сценарию классической прямой атаки укрепленной позиции, но без артподготовки в ее классическом виде. На это попросту не хватило бы зарядов. Двоим зисменам "тетрис" до пузырей обжег спины, прямо сквозь ткань комбинезонов и куда более страшно, почти до кости, - шеи пониже шлема, когда они спешно меняли позиции. Третьему повезло куда меньше: он не сделал ошибки, очень своевременно покинув "свою" зону обстрела, а просто-напросто угодил в соседнюю, самый ее краешек, и поэтому ему сожгло лицо, обуглив даже некоторые кости, выжгло глазакрепленной позиции, без массовой артподготовки.у тему и удивлися , превратило в черные головешки кисти рук, и теперь он катался по земле, исходя розовой пеной из опаленных легких.
О том, что происходило с остальными, майору не хотелось даже думать, потому что думать было бесполезно, ибо ничего не меняло, отступать все равно было и нельзя, и бесполезно, как и не в последнюю четверть двадцатого века, ей-богу. Пока же неодушевленный враг неукоснительно разведывал их позиции и методично уничтожал сводную… бригаду? скупо отмеренными, считанными термобарическими зарядами, что выпускали "ишаки". Будь на той стороне хоть какая-нибудь воздушная разведка, им давно пришел бы конец, и стадо автоматов уже двигалось бы дальше, пройдя сквозь их позицию, как через пустое место. Будь у него хотя бы "СУБ" со всем, что к нему положено, враг потерял бы половину, не успев даже нанести им потерь… Но незачем думать о несбыточном, бой в его нынешнем виде приобрел совершенно неуправляемый характер.
Рядовой Буренин, ведомый, скорее, инстинктом самосохранения, прикрыл автомат - дерниной, а поверх "лахудры" - лег сам, с потрясающим артистизмом сыграв свой собственный труп, и выиграл, потому что ему придали нулевой приоритет, так что автоматическая танкетка УСС проковыляла мимо. Тогда он, доселе жаждавший всего-навсего уцелеть, вдруг, неожиданно для себя, с неимоверной, звериной ловкостью извернулся, ухватив "лахудру" и коварно выстрелил механизму прямо в корму, метров с пятнадцати, так, что разнес установку в клочья, и умудрился уцелеть при взрыве. Его прием - подхватили, и вообще не он один был такой умный, но некоторые остановились на первой его части.
У тактики, выработанной Погонщиком, при всех ее достоинствах был серьезный недостаток: она не была особенно быстрой, и в момент, когда ускорение движения вперед было определено в качестве Приоритета над дальнейшими попытками минимизации потерь, автоматы двинулись вперед всей массой, туда, где защитников практически не осталось. Это вылилось практически в снайперские поединки между уцелевшими зисменами и разнокалиберными автоматами УСС, причем поначалу люди выигрывали, поскольку, выстрелив, тут же укрывались или рывком уходили в сторону, опережая инерцию приводов. Но Погонщик очень быстро определил их абсолютную и угловую скорость, и вместо одного выстрела автоматы стали делать по меньшей мере три, - прямо и под определенными углами к этой оси, поединки стали сходиться вничью, а это, по сути, обозначало проигрыш вследствие крайнего неравенства сил.
- "Берег", "Берег", я "Остров", - в отчаянии орал в свой "комбат" командир гибнущего воинства, - да воз-з-зьмите вы кто-нибудь трубку, … вашу ма-а-ать!!! У, …, …, …!!!
Он не знал, сколько длились его безуспешные попытки дозвониться, но долго, очень долго, всю жизнь, целую вечность, пока вдруг трубка не ответила ясным, отчетливым голосом, спокойным, как так и надо, как будто ничего не случилось:
- Чего орешь-то? Слышим…
- А чего не отвечали?!! Короче - так: десять минут, край - пятнадцать, и - пиздарики! Они прорвутся к райцентру и вы будете иметь двадцать тыщ жмуриков!!!
- Так: ты - без эмоций, ты скажи, чего ты хочешь?
- Поддержки с воздуха, вот чего!!! Потому что мы уже кончились!
- Л-ладно. Будет тебе поддержка. Мало не покажется… Ветер там у тебя - куда?
- Как положено - на пожар. Так что в спину.
- Ну добро.
Это неправда, что порыв может овладеть только одушевленными бойцами. Уловив, наконец, ближайший и надежнейший путь к цели, побеждая, автоматы действовали очень похоже. Неотличимо. УСС, стихийно выдвинувшись на этом этапе в качестве ударной силы, двигались впереди всего остального воинства, без промаха лепя пули во все, что шевелится. Во все, что имело некие признаки вооружения. Во все, что было похоже на солдат. Все, что имело температуру в пределах определенного диапазона и при этом не остывало. Во все, в чем отмечалась пульсация с частотой от одного и до трех герц, - Погонщик надежно пеленговал этот звук метров за сто при помощи собственных микрофонов и за сорок - с микрофонов ведомых. Они двигались и потери их становились все меньше, потому что защитники - кончались, можно сказать - уже кончились.
И тогда за спиной, по бокам, впереди засвистело, завыло и глухо ухнуло, выбрасывая плотные, тяжелые облака серовато-белого тумана, и в горле перехватило от нестерпимого чесночного запаха, смешанного еще с чем-то вкрадчивым, сладковатым, но еще более мерзким. Судорожно зажмурившись и задержав дыхание, майор натянул противогаз. Стелящиеся пары затянули все вокруг, и сквозь них, сквозь выжженные окопы, через развороченные позиции, сквозь облака летучего праха, мимо трупов неуклонно, уверенно катились, семенили, скользили в пыли и пепле машины безлюдной армии. И тогда майор, забыв, что на нем маска, задыхаясь, захохотал. Как известно, любое дело можно сделать тремя способами: хорошим, плохим и армейским, но эти ребята в тылу, кажется, превзошли сами себя. Они смогли удивить даже его, опытного человека, вволю помотавшегося по горячим точкам. Похоже, они сочли это наилучшим способом замести следы. Чтобы уж совсем никаких свидетелей того, как он, старый дурак, совершенно без всякой пользы положил около тысячи ни в чем не повинных, молодых ребят.
