Дворкин А.Л. - Очерки по истории Вселенской Православной Церкви

Вот какие непорядки были отмечены в отправлении богослужения. Священники не радели о проповеди или проповедовали не строго православно (правило 19). Св. Причастие раздавалось за деньги (правило 23). Людям богатым позволялось принимать причастие не прямо в уста, а в золотые и серебряные сосуды, из которых они и приобщались уже собственноручно (правило 101). Выдумали приобщать даже умерших (правило 83). К бескровной жертве примешивали виноград и то и другое преподавали народу (правило 28). В некоторых церквах пели "Трисвятое" с монофизитской интерполяцией "распныйся за ны" (правило 81). Поучать в церкви позволяли мирянам и даже женщинам (правила 64, 70). Во время общего пения в церкви некоторые занимались козлогласованием (правило 75). Великим постом по субботам и воскресеньям позволяли себе сыр и яйца (правило 56). В храмах ставили скот (правило 88).

В чине монашеском отмечены такие беспорядки: пустынники с длинными волосами в черных одеждах бродили по городам и ночевали где попало (правило 42). Монахи бросали свое звание и женились (правило 44). Монахи к пострижению наряжались в самые пышные одежды, изображая из себя невест Христовых (правило 45).

У мирян было великое множество пороков и отступлений от христианской жизни. Народ пристрастился к театрам (правило 51) и азартным играм (правило 50), допускал браки в самых близких степенях родства (правило 54), охотно предавался языческим гаданиям и волхвованиям (правила 61, 62, 65). Празднование Рождества Христова сопровождалось обрядами, как если бы Богородица была обыкновенной роженицей (правило 79). Были в употреблении языческие клятвы (правило 94). Распространялись соблазнительные картины (правило 100). Практиковали вытравители человеческого плода (правило 91) и т.д.

Многие из канонов были полемически направлены против Римской Церкви или вообще были ей чужды. Например, во 2-м каноне утверждается авторитет 85 правил апостольских и других восточных соборов, которые Римская Церковь не считала для себя обязательными. У римлян употреблялось собрание 50 апостольских правил Дионисия Малого, но обязательными и они не считались. Канон 36 возобновлял знаменитое 28-е правило Халкидонского Собора, не принятое Римом. Канон 13 шел против целибата духовенства, к тому времени уже довольно широко распространенного на Западе, канон 55 – против римского поста в субботу. И другие каноны: 16-й – о возможности иметь в одном городе более 7 диаконов; 52-й – о невозможности служить евхаристию по будням Великим постом, кроме Литургии преждеосвященных даров; 57-й – о даче молока и меда в уста новокрещеному, – все это против обычаев Церкви Римской, иногда так открыто и называемой. Интересен также 82-й канон, запрещающий изображать Христа в виде агнца, что тоже было распространенным обычаем Римской Церкви.

Папские легаты подписали акты Трулльского Собора, но по возвращении в Рим их подписи были дезавуированы. Папа Сергий сказал, что скорее умрет, чем подпишет акты Собора. Тогда Юстиниан II послал в Рим начальника своей лейб-гвардии Захарию, чтобы привести папу в Константинополь (мечтая опять повторить "подвиг" Юстиниана I с папой Вигилием). Но не тут-то было: народ поднял в защиту папы восстание, к которому присоединилась и гвардия. Захарии пришлось прятаться у папы под кроватью, покуда тот уговаривал своих защитников разойтись. Гвардейцы вернулись домой с позором. Вскоре после этого Юстиниан II был свергнут в первый раз, а новым правителям было не до Собора и его признания.

Тем не менее преемники папы Сергия приняли Трулльский Собор де-факто (во всяком случае, большую часть его канонов). Папа Константин даже посетил Константинополь, где с большим почетом был принят Юстинианом II, уже вернувшимся к власти. Отношения между Римом и Константинополем установились самые теплые. Когда в 711 г. Юстиниан II был низвергнут и убит, его голова была послана в Рим, в подарок папе. Римляне, именовавшие его боголюбивейшим и благочестивейшим императором, были потрясены и возмущены.

3. Новый император, Филиппик Вардар (711-713), был армянского происхождения. Он отменил и VI Вселенский, и Трулльский Соборы и объявил монофелитство официальной религией Империи.

Это было сделано на соборе в Константинополе в 712 г. На этом соборе присутствовали и св. Герман Кизикский, будущий патриарх Константинопольский и будущий мужественный борец против иконоборчества, и св. Андрей Критский. Почему эти два выдающихся святителя проявили такую уступчивость и подписали деяния монофелитского собора, остается необъяснимой загадкой.

Рим Филиппика не признал, его имя не поминалось в церквах, а народ отказывался даже принимать монеты с его изображением. Но и константинопольцы не смогли долго выносить императора-еретика. В 713 г. он был низвергнут и ослеплен. Новым императором стал государственный секретарь Анастасий II (713-715). Больше монофелитство в истории Византии не упоминается. Оно осталось лишь в горах Ливана в нескольких общинах, вроде переехавшего туда монастыря св. Марона.

Анастасий же оказался неспособным правителем. Вскоре его сменил Феодосий III, но и он процарствовал всего два года и был сменен Львом III, основателем Исаврийской династии.

XXVII. Первый период иконоборчества и собор Константина Копронима.

Литература: Шмеман, Исторический путь; Мейендорф, Введение; Meyendorff, Byzantine Theology; Meyendorff, Christ in Eastern Christian Thought; Карташев; Болотов; Флоренский, Восточные отцы V-VIII вв.; Ostrogorsky, History of the Byzantine State; Vasiliev; Previte-Orton; Вейдле В.В. Рим. Из бесед о городах Италии. Париж, 1966.

1. Вопрос об изображениях был спорным в Церкви с самого начала христианства, поэтому нельзя сказать, что основными виновниками иконоборческой ереси были императоры.

Само иконопочитание – плод системного усвоения людьми церковной веры. Ранняя Церковь не знала иконы в ее современном, догматическом значении. Начало христианского искусства – катакомбная живопись – носит символический характер, или, по определению Вейдле, "сигнитивный". Это не изображение Христа, святых или разных событий священной истории, как на иконе, а выражение определенных мыслей о Христе и Церкви, причем выражение прежде всего сакраментального опыта крещения и Евхаристии, т.е. той двуединой "мистерии", через которую даруется спасение.

"В искусстве сигнитивного типа показательна не трактовка его тем (ибо как они трактованы, для его целей безразлично), а самый их выбор и их сочетание. Оно склонно изображать не столько божество, сколько функцию божества. Добрый Пастырь саркофагов и катакомб не только не образ, но и не символ Христа; он – зрительное ознаменование той мысли, что Спаситель спасает, что Он пришел нас спасти, что мы Им спасены. Даниил во рву львином – тоже не "портрет" Даниила (пусть и самый условный), а знак того, что Даниил спасен и мы спасены, как Даниил. Искусство это в подлинном смысле слова вообще не может быть названо искусством. Оно не изображает и не выражает: оно знаменует, и знаменует оно то самое огненное ядро, то живое солнце мистериальной веры, о котором свидетельствуют мученики и пастыри тех веков, вновь окрещенные язычники, обряд их крещения и сами враги христианской Церкви". Но отрекшись от искусства ради чего-то другого, эта катакомбная живопись оказалась на деле причиной "возникновения того нового, средневекового, насквозь религиозного и христианского искусства, которое постепенно утвердилось как на Востоке, так и на Западе империи. Для того чтобы оно возникло, надо было образам и формам телесно-душевным сделаться духовными, искусству натуралистическому стать трансцендентальным. Дабы ожить и возродиться, искусству пришлось отречься от себя и окунуться, как в крещальную купель, в чистую стихию веры. Оно приняло "покаяние в жизнь" и омылось "баней пакибытия", чтобы стать "новой тварью…" (В.В. Вейдле, "Рим"),

Икона и есть плод этого "обновления" искусства, и появление ее в Церкви связано, конечно, с раскрытием в церковном сознании смысла Богочеловечества: полноты Божества, обитающей во Христе телесно. Бога никто никогда не видел, но Его полностью являет Человек Христос. В Нем Бог становится видимым. Но это означает, что Он становится и описуемым. Образ Человека Иисуса есть образ Бога, потому что Христос – Богочеловек. Но если благодатью Святого Духа сам мир и его материя могут быть освящены и, питая наше тело, питать наш дух, или, вернее, "всего" человека, в целостном замысле Бога о нем как о воплощенном духе; если вода крещения дарует нам прощение грехов, если хлеб и вино Евхаристии причащают нас Телу и Крови Христа, то и изображение Христа – плод человеческого искусства – может быть наполнено благодатью Его присутствия и Его силы, может стать не только "образом", но и духовной реальностью. В иконе еще с одной стороны раскрывается глубина Халкидонского догмата, и она дает новое измерение человеческому искусству, потому что Христос дал новое измерение самому человеку.