Алые сердца. По тонкому льду - Тун Хуа
Иньчжэнь, словно молнией пораженный, уронил кисть на донесение. Только что вошедший в кабинет и уже приготовившийся к приветствиям Юньсян был изумлен. Он еще никогда не видел императора в таком состоянии.
– Царственный брат, что-то случилось? – тут же спросил он.
Иньчжэнь не издавал ни звука, лишь сидел, уперев взгляд в одну точку, пока его тело сотрясала мелкая дрожь.
Юньсян поспешно схватил стоящую на столе чашку с горячим чаем и передал Иньчжэню:
– Царственный брат, выпей немного.
Его взгляд упал на донесение, покрытое пятнами туши, и в глаза ему бросилась строчка: «Вчера скончалась супруга Юньти, урожденная Малтай…» Сердце застучало в бешеном ритме. Руки задрожали, и чашка, выскользнув, упала на пол.
Внезапно очнувшись, Иньчжэнь вскочил со своего трона и произнес, обращаясь к самому себе:
– Мы не верим! Мы не верим, что она так сильно ненавидела Нас!
Вдруг словно что-то осознав, он бросился к книжным полкам и принялся с остервенением переворачивать документы. Докладные записки одна за другой летели на пол. Наконец Иньчжэнь схватил то самое письмо от Юньти, на котором значилось: «Его Величеству в собственные руки». Дрожащими руками он вскрыл конверт и, к своему удивлению, вытащил из него еще один, на котором было написано то же самое.
Перед его глазами побежали строчки, написанные тем самым почерком, который он бы никогда не спутал ни с каким иным. У Иньчжэня потемнело в глазах, и он пошатнулся. Юньсян бросился его поддержать, тоже скользнул взглядом по письму, что сжимал в руке его царственный брат, и его глаза тут же закрыла мутная пелена.
Двадцать первый день третьего месяца третьего года эры Юнчжэна, ночь
В пустынном дворе мерцало лишь несколько тусклых свечных огней. Юньти нигде не было видно.
Стражник, что показывал дорогу, почтительно сказал Юньсяну:
– У гроба находится один лишь господин, так как, по его словам, его жена любила тишину, и ей не нравилось…
– Закрой рот! – холодно бросил переодетый Иньчжэнь, следовавший за Юньсяном. – Здесь нет никаких жен!
Стражник затрясся, не понимая, почему спутник тринадцатого господина внушает ему больший ужас, говоря таким холодным тоном, что мороз пробирает до костей.
Не желая долго оставаться в мрачном дворе, он тут же попросил у Юньсяна позволения откланяться и ушел.
Сидящий в углу комнаты на полу Юньти, услышав шаги, изумился про себя и тут же спрятал за пазуху золотую шпильку, что до этого сжимал в руке. Подняв валявшуюся на полу флягу с вином, он сделал щедрый глоток и погладил урну, что держал в объятиях: Жоси, он все-таки пришел!
Иньчжэнь замер, глядя на белую занавесь погребальных покоев. Юньсян тоже растерянно застыл. В прошлый раз он прощался с ней, думая, что как-нибудь приедет к ней, что у них еще будет возможность повидаться, однако он даже представить не мог, что тогда они попрощались навсегда. Когда Юньсян подумал об этом, на душе у него стало нестерпимо горько. Впрочем, он быстро вспомнил о том, что сейчас вовсе не ему хуже всех, и, приободрившись, негромко сказал:
– Четвертый брат, пойдем!
Едва заметно кивнув, Иньчжэнь шагнул внутрь.
В погребальных покоях стояла лишь ритуальная табличка – гроба нигде не было видно. В разуме Иньчжэня, где изумление на миг перекрыло скорбь, внезапно блеснул луч надежды. Возможно, она жива, просто… Просто… Он принялся вертеть головой, повсюду разыскивая Юньти.
– Юньти, выйди к нам! – прокричал Иньчжэнь.
Пристально глядя на стоящего у белой свечи Иньчжэня, Юньти равнодушно отозвался:
– Я здесь.
Иньчжэнь с Юньсяном одновременно перевели взгляд на неясную тень, сжавшуюся в темном углу.
– Четырнадцатый брат, почему же нет гроба, а только табличка? – спросил Юньсян.
Юньти поднялся на ноги, подошел к столу и, достав из-за пазухи фарфоровую урну, поставил ее за табличкой, проговорив:
– Жоси тут.
Поначалу Иньчжэнь не понял, что тот имел в виду, а когда понял, гнев и скорбь затопили его сердце. Вдобавок к тому он сильно устал, мчавшись сюда во весь опор, поэтому пошатнулся, едва не упав. Поспешно придержав его, Юньсян спросил:
– Четырнадцатый брат, что же, в конце концов, случилось?
– Что случилось? – холодно повторил Юньти. – Я просто сжег тело Жоси, вот и все!
Печаль и злоба затмили разум Иньчжэня. Размахнувшись, он отвесил Юньти оплеуху. Юньсян тут же загородил его собой, умоляя:
– Царственный брат, прошу вас, успокойтесь, четырнадцатый брат ни за что не поступил бы так с Жоси, сперва расспросите его поподробнее.
Холодно усмехнувшись, Юньти произнес:
– Ага, сейчас ты беспокоишься! Где же ты был раньше? Знаешь ли ты, что Жоси, полная надежды, несколько дней ждала тебя? Зачем, для кого ты сейчас устраиваешь эти сцены?
– А сам-то ты что сделал? – проревел Иньчжэнь. – Давай, расскажи нам!
– Из-за того, что конверт был надписан твоим почерком, царственный брат решил, что это очередная провокация с твоей стороны, а потому отбросил его в сторону, не прочитав вовремя, – объяснил Юньсян.
Выражение лица Юньти мгновенно изменилось.
– Даже если ты не получил письмо, – после короткого молчания проговорил он, – в этом поместье полно твоих соглядатаев. Разве они не могли напрямую сказать тебе о том, что происходит с Жоси?
Иньчжэнь молчал, с ненавистью глядя на Юньти.
– Ты всеми силами старался сделать так, чтобы царственный брат больше не хотел читать доклады о Жоси, и теперь еще спрашиваешь? – с досадой вздохнул Юньсян.
Лицо Юньти сперва позеленело, затем побелело.
– Вот как, – пробормотал он.
Бросившись к табличке с именем Жоси, он вскричал:
– Я не нарочно! Я не хотел заставлять тебя страдать, не хотел лишать тебя надежды! Да, в тот раз под цветущей сливой я умышленно склонил тебя к интимному поведению, надеясь, что соглядатай увидит это. Я сделал это лишь потому, что чувствовал себя подавленным и хотел позлить царственного брата. В дальнейшем, однако, я делал это уже неосознанно. Мне действительно нравилось разговаривать с тобой. Мне казалось, что я возвращался в далекое детство, на душе становилось спокойно, и я мирно засыпал, наслаждаясь долгим, приятным сном. Нас разделяла ширма, но я знал, что ты тихо спишь здесь, совсем рядом, и в моем сердце…
– Замолчи! –
