Шапка Мономаха. Часть I - Алексей Викторович Вязовский
При моем появлении колокольный звон, сопровождавший меня весь путь по Москве, как по команде, смолк. Впрочем, почему «как». Не сомневаюсь, что именно по команде. Замерли и перешептывания в огромной толпе. В опустившейся на площадь тишине можно было расслышать треск горевших свечей, настоящих факелов из белого воска (позже я узнал, что их было ровно 66).
Подошел к гробу. Склонился над покойным. Из-за оттока телесных жидкостей черты лица покойника заострились. Кожа была бледная, как будто напудренная. Глаза были закрыты. Сильно пахло ароматическими маслами, использованными при бальзамировании.
Юноша, лежащий в раке, обитой изнутри серебряным глазетом, был некрасив. И всем своим видом он показывал, что я отнюдь не его отец. Между нами не было ни единой общей черты. Впрочем, плевать на это. Я низко склонился над телом и взял его за руку.
— Извини, Павел, что так все вышло, — прошептал я, — может, мы бы и поладили. Добыл бы я тебе корону. Шведскую, например. Но увы. Господь рассудил иначе. Единственное, что меня утешает, нагрешить ты не успел, так что райские врата не заперты для тебя. Спи спокойно.
Поцеловав покойника в лоб, я выпрямился и перекрестился. Мой взгляд задержался на девушке в траурном платье — черный креп, отделанный кремовыми лентами и волочащийся сзади по земле, кавалерия через плечо, орден на груди и «печальный капор» на голове с трехаршинным шлейфом. Вокруг нее стояли молодые стройные дамы в похожих платьях, но без орденских и прочих лент, а также в черных капорах с шлейфами покороче. Это были, очевидно, вдова и ее фрейлины, хотя лиц не разглядеть — барышни укрывали их темной кисейной тканью, придерживая их кончиками пальцев. Я сделал приглашающий жест и отступил в сторону. Разговор будет тяжелый, но необходимый.
Моя «невестка», Августа Вильгельмина Луиза Гессен-Дармштадтская, в крещении Наталья Алексеевна, отпустила шлейф и, настороженно глядя на меня, подошла к гробу. Я услышал неразборчивую скороговорку на немецком, вскоре перешедшую во всхлипывания, а потом и в полноценные рыдания. Года с мужем не прожила и уже вдова. Ну что ж, пусть поплачет. А то что за похороны без слез? Это как свадьба без драки.
Прощаться с покойным было больше некому (точнее, аристократы было дернулись, но их быстро оттерли назначенные к тому люди), а потому мои полковники подняли гроб и понесли в распахнутые двери Архангельского собора. Впереди шагала группа попов. За гробом пошли я и вдовая цесаревна. Я предложил свою руку девушке. Следом за нами понесли мраморные доски с эпитафиями и государственные регалии.
— Августа, — сказал я по-немецки, — обопритесь на мою руку.
Она вздрогнула и даже отшатнулась.
— Не бойтесь меня, великая княгиня. Я не причиню вам зла. Господь свидетель, я не желал смерти вашего мужа и не приказывал его убить. У гроба покойника не врут!
Я выгнул руку калачиком, приглашая взяться за неё. Поколебавшись, она все-таки шагнула ближе и положила свою руку на мое предплечье. Так, под возобновившийся колокольный звон и заспорившие с ним людские стенания, мы и вошли в собор в траурном убранстве. В спину нам доносилось:
— Какое сокровище земля принимает!
— Мученик! Истинный мученик!
— Ах, пропали мы, пропали! Кого погребаем! Себя погребаем!
— Лишились мы своего государя!
В самых дверях я оглянулся и так зло зыркнул на всех, что прощальные вопли резко снизили громкость и потонули в колокольном звоне. Полутемный мирок ладана и сгорающего воска, иконописных ликов и потрескавшихся фресок поглотил нас, укрыв от злобных взглядов тех, кто совсем недавно смеялся над тщедушным тельцем и большой головой Павла и за глаза называл его уродцем или выблядком Салтыкова.
Службу вел архимандрит Троице-Сергиевой лавры и одновременно духовник Павла, архиепископ Платон. Мясников рассказал, что Платон сам вызвался отслужить «чин погребения». По словам же Шешковского, архиепископ Платон — личность выдающаяся и для своих тридцати семи лет очень уважаемая в церковной среде. Один из реальных претендентов на место патриарха.
Службу вел архимандрит Троице-Сергиевой лавры и одновременно духовник Павла, архиепископ Платон. Мясников рассказал, что Платон сам вызвался отслужить «чин погребения». По словам же Шешковского, архиепископ Платон — личность выдающаяся и для своих тридцати семи лет очень уважаемая в церковной среде. Один из реальных претендентов на место патриарха.
Я во время обряда присматривался к нему. Но что можно узнать без личного общения? Работу свою он выполнял безупречно. Выглядел представительно. Голос имел красивый, поставленный. Когда пришло время родственникам прощаться с покойным, нисколько не смутился, пригласив «отца усопшего». Это было сигналом лично мне, что к сотрудничеству этот пастырь вполне готов.
Место погребения было тут же, в Архангельском соборе. Среди десятков русских князей и царей. Когда гроб опустили в заранее приготовленный саркофаг и надвинули крышку, Августа снова расплакалась, схватилась за мою руку и уткнулась лицом в плечо. Я по-отечески начал гладить её по голове.
— Поплачь, поплачь, дочка. Потом легче будет.
Она посмотрела на меня
— Потом? Что будет со мной потом? — спросила она сквозь слезы.
Я задумался. Честно говоря, о «невестке» я до сих пор не думал вообще. Имел значение только Павел, а его супруга шла придатком. Её вполне можно было бы отпустить домой, снабдив «вдовьей долей», если бы не одно «но»… Если я сам «чудом выживший Петр Третий», то у нее может внезапно родиться «законный наследник русского престола». И этот гипотетический ребенок станет фактором политической игры против меня или против моих потомков (о которых тоже подумать стоит).
Так что отпускать Августу-Вильгельмину Гессен-Дармштадтскую можно только через год примерно. Следовательно, мне с ней надо как-то наладить отношения и постараться сделать из неё если не союзника, то хотя бы не врага.
— Вы не против немного прогуляться? — вместо ответа предложил я.
Девушка кивнула, и я распорядился, чтобы для нас очистили от народа участок за Архангельским собором со стороны реки.
К сожалению, никакого приличного парка на территории современного Кремля не было. Весь склон и берег были перекопаны и захламлены строительными материалами. Следы неудачной попытки построить мега-дворец по проекту Баженова.
— Августа, — начал я непростой разговор, — произошедшее изрядная неожиданность и для меня самого. И я не имею относительно вас никаких четких планов. Потому хотел бы поинтересоваться вашими собственными желаниями.
Девушка удивленно посмотрела на меня. Думаю, что она не ожидала такой моей тактичности. Немного подумав, она ответила:
— С одной стороны, как любая женщина, я бы хотела
