Стартовая площадка – Земля - Сергей Чернов

— Не понял? — теперь грозно смотрю на подружку. — Я те после всё объясню. А сейчас отодвинься, попробую в прыжке с места до него достать…

Не успеваю. Почувствовав, что его физическое благополучие повисает на волоске, Лёня шустро исчезает за дверью. Ладно, мне же проще, лень с кровати вставать. Когда Света запирает за ним дверь, обращаюсь к ней. Обещания надо выполнять. Всегда. Даже угрозы любимой девушке.

— Поясни-ка мне, что за гнусные намёки слышу от тебя?

— Какие намёки? — девушка натурально не понимает.

— Как «какие»? Что значит «он нам не мешает»? Третий — нелишний, что ли? Тройничка захотелось, грязная развратница?

Приходится терпеть атаку разгневанных и прекрасных глаз и град ударов кулачками. Наконец девушка успокаивается, улёгшись спиной мне на живот.

— Всё-таки девушкой быть так тяжело… — и вздыхает. Искренне так, с философским настроем.

Дальше замечает мой сочащийся едкой насмешкой взор. Я не виноват, само прорвалось!

— Что-о-о⁈ Скажешь, не так?

— Не, какие-то трудности есть, но они от природы, физиологического порядка. Месячные там, беременность… но жаловаться на это глупо.

— Это почему⁈ — меня в упор сверлят прекрасные девичьи глаза.

— Почему, почему… лет сто — двести назад беременная крестьянка жнёт поле, её настигают схватки. Она рожает, завязывает пуповину ребёнку, кормит его грудью и продолжает жать поле. Рожали по восемь — десять детей в среднем. И никто не жаловался на тяжёлую долю. Сейчас родят одного, потом всю жизнь рассказывают, как это тяжко и невозможно. А всё почему?

— Почему? — хмурится девушка.

— Потому что избаловали вас, девчонок, вконец, — припечатываю без церемоний. — Сами не понимаете, насколько хорошо вы живёте.

Светлана поворачивается боком, чтобы не коситься на меня. Легонько, пока легонько, втыкает в грудь острые ноготочки.

— Ты просто в нашей шкуре не был, поэтому так говоришь. Ты абсолютно неправ. Вам, мужчинам, живётся намного проще.

— Проще — может быть. Но проще — не значит лучше.

— О хосподи! — она закатывает глаза. — Да вам даже утром собираться — никаких проблем. Краситься не надо, умываетесь, раз — и всё! Одеться — минутное дело!

В чём-то она права, конечно. Но стратегически — ни разу! Её послушать, так лучше крестьянкой быть и горбатиться с утра до вечера по хозяйству. А что? Зато как трудно жить дворянкам, которым корсет затяни, лицо белилами замажь, духами напрыскайся, юбку с каким-то колокольным каркасом нацепи — хрен его знает, как оно называется. Потом взять сумочку, муфточку, веер, ещё хрензнат что. Хлопот полон рот, не то что у крестьянки. Встала с утра, холщовую рубаху поверх дерюжной юбки — и вперёд, навстречу трудовым подвигам.

Примерно так и излагаю. За исключением крепких выражений, которые так и просятся с языка.

— Ты в качестве сложностей жизни выставляешь то, к чему вы сами стремитесь. Вам это нравится, вы это любите, вас хлебом не корми — дай принарядиться и приукраситься. И ты сейчас набираешься наглости говорить, что это настоящие трудности жизни? Свет, я скажу прямо и честно: вы с жиру беситесь.

— Всё равно вам легче и проще живётся, — смешно сжимает губки.

— Давай сравним? — предлагаю с лёгкостью и явным ехидством.

— Попробуй, — Света тоже глядит со скептической насмешкой.

— Начнём с детства. Скажи, тебя родители в детстве наказывали? Я имею в виду — серьёзно. К примеру, били ремнём, тростью, шлангом или чем-то подобным?

— Ты что, очумел⁈ — девичьи глаза увеличиваются до анимешных размеров. — Нет, конечно!

— А как тебя наказывали? — натурально вопрос интересный.

— Гм-м, мама что-то строго скажет, пальцем погрозит… — Света отвечает не сразу, приходится копаться в памяти.

— Что, даже ни разу в сердцах по попе не шлёпнули? — всё любопытнее и любопытнее.

— Может, и шлёпали. Не помню. Я послушным и покладистым ребёнком была.

— И росла как нежный ухоженный цветок в теплице. Под защитой любящих родителей, — суду всё ясно.

Даже без её рассказов по ней самой видно, что росла счастливым и любимым чадом.

— У тебя тоже нормальная, хорошая семья… что⁈ — Света замечает мою гадкую ухмылку.

— В принципе, да. Обожаю брата, вот сестричка появилась, с отцом отличные отношения. Отец любит жену и нас. Всё хорошо, кроме одного — свою мачеху ненавижу люто… — на секунду смолкаю, утишая всколыхнувшуюся в груди тёмную волну. — Вот такая, мля, диспозиция. У нас тоже дружная семья, все всех любят за одним исключением: я мачеху ненавижу, а она меня боится.

— Но это мачеха, — Света находит существенное возражение. — Лично тебе не повезло, и всё. А чего ты так на неё взъелся? В чём она виновата? В том, что замуж за твоего отца вышла?

Недолго раздумываю, но аргументы нахожу быстро:

— Сказку о Золушке ведь знаешь? Тоже злая мачеха и всё такое. Заставляла работать с утра до ночи, но заметь: ни в текстовом варианте, ни в киношном — нигде не было упоминаний, что мачеха била падчерицу смертным боем. В этом разница. Специально в эту тему не углублялся, но мне почему-то чудится, что женщины к падчерицам относятся всё-таки мягче, чем к пасынкам.

Немного подумав, начинаю развивать тему в другом направлении:

— Согласен, мачеха — частный вроде бы случай. Но характерный. Ты просто не понимаешь, какой он, мужской мир. Ладно, лупила меня эта тварь, — опять не удерживаюсь от крепкого слова, — чем попало. Но ведь сколько раз мне в детстве приходилось драться. Тебя когда-нибудь на улице били? Вот ты вышла во двор погулять, а тебе — хренак кулаком в морду и пинка под рёбра?

— Чего? Совсем обалдел?

— Моя вражда с мачехой — частность, конечно, но, вообще-то, мальчики перманентно в режиме войны находятся. С самого детства. Ты думаешь, почему я так лихо драться умею? А вот ты — ни разу.

— Ну вот ещё…

— Ни на какие мысли не наводит? Кто умеет драться и воевать? Тот, кому всё время приходится это делать. И не только кулаками. Почему ты не умеешь? А потому, что тебе этого не надо. Потому, что ты изначально защищена со всех сторон. И после этого ты нагло утверждаешь, что тебе живётся труднее, чем мне.

Света замолкает, смотрит долгим взглядом. Какая необычная ситуация!