17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера - Альберт Беренцев
— Ну застрелите вы меня, а дальше что? — спокойно поинтересовался Борман, — Бойцы Лейб-Штандарта мною предупреждены, что с вами что-то не так. Я высказал им мои подозрения, что вероятно это вы стукнули фюрера головой о светильник. Так что если выстрелите в меня — сюда ворвутся эсэсовцы, и вас самого пристрелят, моргнуть не успеете, партайгеноссе.
Это были резонные рассуждения, крыть тут было нечем.
Если убью Бормана — то до Гитлера уже не доберусь, а фюрер тем временем может еще и поправиться, врачи же сказали…
Борман ждал ответа.
— Ну хорошо, вы меня раскусили, дружище Борман, — признался я, — Я не Гиммлер. Вам известно о том, что рейхсфюрер увлекался оккультизмом?
— Известно, — Борман презрительно ухмыльнулся, — Но это же только беготня по замку в голом виде. Одна мерзость и непотребство. И глупость.
— А вот и нет, — запротестовал я, — Во-первых, я в голом виде по замку не бегал, я уже оправдывался перед фюрером за эту гнусную ложь. Во-вторых, ритуал призыва сработал. В этом теле больше не Генрих Гиммлер. Я… Я — германский король Генрих Птицелов. Из десятого века!
— Вот как, — Борман допил свой кофе с коньяком, потом затушил сигарету, прямо в чашке, — А когда вы научились пользоваться пистолетом, ваше величество? Будь вы древним королем — логичнее было бы попытаться зарубить меня мечом.
Похоже, что мой план не сработал, Борман мне не поверил. Ну да, я опять допустил ошибку. Глупо было пытаться прикрываться авторитетом древнегерманских королей. В эту дичь тут никто кроме Гиммлера и его сумасшедших дружков не верил. Борман был настроен так же скептически, как и Гитлер.
— Я получил часть памяти Гиммлера, — ответил я.
— Мда? Но не ту часть, в который была информация об Айзеке, так ведь? Ибо Айзека вы не узнали. Более того: вы даже меня не узнали, когда сегодня увидели в рейхсканцлярии. Готов в этом поклясться. Как зовут вашу жену, Генрих?
Я понял, что моя легенда провалилась полностью. Борман мою версию просто разгромил. А значит — остается только один вариант, вариант сказать правду. Вообще, я сторонник правды, правду нужно говорить всегда, даже когда говоришь с Борманом. В правде, по крайней мере, не запутаешься, как во лжи.
— Ладно, я соврал. Я не Генрих. Не Генрих Птицелов, но и не Генрих Гиммлер. Я из будущего. Из 2023 года.
— Доказательства?
Улыбка Бормана теперь стала сочувствующей, как будто я был тяжело больным человеком. Психически больным. Повторялась ситуация с Гитлером — мне никто не верит, а доказательств у меня ноль.
— Я знаю все тайны Рейха, — заявил я, — В моем времени их все знают. И про ядерный проект, и про Холокост, и про Фау-2. Для меня это исторические факты, дела давно минувших дней.
Борман покачал головой:
— Конечно, ты знаешь про ядерный проект, партайгеноссе, ты же Гиммлер. И про Фау-2 ты тоже в курсе, что же тут удивительного? А что такое «Холокост», это же что-то из Библии?
— «Холокост» — это уничтожение евреев, — пояснил я, — Его так назовут после войны. Которую Германия проиграет в мае 1945, и поражение Германии будет сокрушительным.
— Вот как? — Борман развеселился, — А доказательства у тебя есть, мой друг, доказательства? Или просто красивые слова?
Ясно. Мои доказательства — не доказательства.
И это логично, я бы на месте Бормана тоже не поверил ни единому моему слову. Борман считал меня безумцем. И он явно размышлял. А еще было очевидно, что эти размышления рейхсляйтера ничем хорошим для меня не кончатся. Как только Борман убедится, что Гиммлер сошел с ума и утратил дееспособность — он просто, продолжая мило улыбаться, проводит меня в психиатрическую клинику, откуда я уже живым не выйду.
У меня рука чесалась всадить в жирную рожу Бормана пулю, а то и разрядить в неё же весь магазин. Но этого делать нельзя, тогда я сам умру, как верно заметил Борман. Разменять свою жизнь на жизнь фюрера — это еще куда ни шло. Но погибать ради того, чтобы убить Бормана? Это бессмысленно. Гитлер еще может поправиться, он назначит себе нового Бормана и нового Гиммлера вместо меня — да и всё. Эдак нашим не поможешь, войну и нацистов не остановишь.
— Я свободно говорю по-русски, — сообщил я, причем на чистейшем русском языке.
Борман нахмурился.
— Да-да, — продолжил я, уже по-немецки, — Вы не ослышались, рейхсляйтер. Я говорю на русском, как на родном. Можете это проверить. Зовите любого переводчика, любого русского остарбайтера с улицы — они подтвердят. Откуда Гиммлеру знать русский? Вот это убийственное доказательство. И вы правы: я пытался прикончить фюрера. Потому что я русский, а Гитлер — враг моей родины.
Вот теперь я выхватил пистолет, снял с предохранителя (это я, к счастью умел, пару раз стрелял в тире) и направил ствол на Бормана.
Рейхсляйтер не испугался, нервы у Бормана были стальные. Но он призадумался. Налил себе еще коньяку, выпил.
— Ну предположим, — протянул Борман, игнорируя направленный на него пистолет, — Что-то в ваших словах есть. Я, честно признаюсь, с трудом верю, что у Гиммлера могла так сильно измениться личность. Предположение, что Гиммлер будет тыкать в меня люгером — оно фантастическое. Не более фантастическое, чем ваша история.
— Значит, верите мне?
— Я этого не говорил. Уберите оружие.
— Не уберу. Какого черта я должен его убирать? Я теперь правлю Рейхом, Гитлер меня назначил, все это слышали! Поэтому знаете что? Я могу вас спокойно пристрелить, партайгеноссе Борман.
Борман расхохотался:
— Вы не правите Рейхом. Не впадайте в иллюзии, мой друг. Ни вы, ни я фюрером пока что не стали. Вообще, никто не может стать фюрером — фюрер у нас один. Незаменимый. У Гитлера был только один заместитель: Гесс. Но он сбежал в Англию, если вам это известно, и он разбил сердце нашего фюрера. С тех пор у Гитлера нет замов. Так что ваши претензии на власть — абсурдны. Да и как вы будете управлять Рейхом, не имея никаких знаний? Выстрелите в меня — даже не выйдете живым из этой палаты. Лейб-Штандарте вам не подчиняются, вы уже сами в этом убедились, у охраны Гитлера уже руки чешутся покончить с вами. Я сказал
