Разбойничья злая луна - Евгений Юрьевич Лукин
Ар‑Шарлахи опять отмолчался. Спиной почувствовал, что рулевые разочарованно переглянулись.
— Ну так конечно… — проворчал первый. — Разве от каравана уйдёшь!.. А был бы настоящий, ходкий корабль… вроде этого…
— Смотри, обломок! — прервал его Ар‑Шарлахи. — Прямо по курсу. За правым колесом пропусти!
Действительно, навстречу набегал ребристый красно‑чёрный камень солидных размеров. Матросы, не раздумывая, качнули штурвал. Скрипнули смолёные канаты, поворачивая переднее рулевое колесо. «Самум» шатнулся, слегка меняя курс.
В рубку тут же заглянул молоденький голорылый погонщик, чем‑то похожий на секретаря досточтимого Ар‑Мауры. Непонятно, за какие заслуги Единая Харва доверила этому щуплому юноше один из лучших боевых кораблей. Протекция, не иначе…
— Кто скомандовал?
— Там обломок был… — пояснил Ар‑Шарлахи.
Юноша грозно нахмурился, потом кашлянул, оглянулся воровато и спросил с замиранием в голосе:
— Слушай… Так ты, значит, и есть тот самый Шарлах?..
Глава 7
Луна всему виною
— Ну что? — жадно спросила Алият, когда Ар‑Шарлахи привели из рубки и вновь водворили на цепь. — Говорил?
— С кем? — не понял тот.
В тёмных, хищно прищуренных глазах мелькнуло раздражение.
— С людьми, конечно, с кем же ещё!
— Ты о чём?
Алият одарила его бешеным взглядом и больше вопросов не задавала. Покачивался настил, скрипели блоки, в снастях пел ветер. Эскадра забирала всё круче к югу, к белым пескам Чубарры.
А после обеда пришла очередь Алият стоять в рубке. Оставшись в одиночестве, Ар‑Шарлахи в самом подавленном настроении подобрался к амбразуре. Долго смотрел на плывущие навстречу подрагивающие полотна красноватого щебня, вяло размышляя, почему это все матросы на «Самуме» прикрывают лица повязками. Офицеры сплошь голорылые, а вот матросы… Такое впечатление, что досточтимый Тамзаа (это ведь он готовил караван к походу!) умышленно набрал команду целиком из жителей Пальмовой Дороги… Да нет, не может быть!.. И тем не менее все в повязках… Мода, что ли, у них такая пошла в предгорьях?.. Или это просто скрытый протест? В Харве‑то, по всему видать, неблагополучно…
Алият привели обратно на удивление быстро. Как выяснилось, до караванного наконец дошло, что второй разбойник — женщина и, стало быть, делать ей в рубке нечего. Вернулась Алият возбуждённая и необычно словоохотливая.
— Караванного ненавидят, — как бы невзначай сообщила она.
— Да я думаю… — согласился Ар‑Шарлахи. — Таких дураков я ещё не встречал!.. Хаилза… Никогда ничего не слышал о таком караванном…
— И к морю идти — боятся, — многозначительно добавила Алият. — Так боятся, что аж пот их прошибает!..
Ар‑Шарлахи хмыкнул и задумался.
— Странно, — сказал он. — Что ж у них, совсем соображения нет? Если мы с тобой, как они считают, уже выходили к морю и тем не менее живы…
— А я им сказала, что мы заговорённые, — объяснила Алият.
Услышав такое, Ар‑Шарлахи даже изумился слегка. Надо же! А он и не подозревал, что ей свойственно чувство юмора… Да ещё и в такой ситуации… Однако уже в следующий миг до него дошло, что юмором здесь и не пахнет.
— Ты… что затеваешь? — с запинкой спросил он.
Алият словно и не расслышала.
— Уж не головной ли корабль взбунтовать? — Ар‑Шарлахи понизил голос до предела, и всё же вопрос прозвучал скорее насмешливо, чем испуганно. — А от каравана как собираешься отрываться?
Алият прерывисто вздохнула, с тоской глядя на прыгающую в низкой широкой прорези красноватую равнину.
— Шарлах… — беспомощно произнесла она.
— А что он может? Он сейчас один, шайка рассеяна, кораблей у него нет… Да если бы даже и были!.. — Ар‑Шарлахи приостановился и с интересом посмотрел на Алият. — А ты, я гляжу, сильно его любишь, — заметил он чуть ли не с завистью. — Можно сказать, на всё пошла, собой пожертвовала…
— Шарлах — мужчина… — равнодушно отозвалась Алият. С таким видом говорят о чём‑то само собой разумеющемся.
— А я? — невольно спросил он.
Алият вскинула голову и, должно быть, хотела сказать очередную резкость, как вдруг взгляд её стал несколько растерянным.
— Тебя не поймёшь… — нехотя призналась она. — Моря не боишься…
Ар‑Шарлахи невесело усмехнулся:
— Как можно бояться того, чего нет? Смерть это, бессмертие или просто много воды — какая нам разница, если туда всё равно не добраться!.. Не думаешь же ты, что я и впрямь найду выход к морю?
— На что же ты тогда надеешься?
Теперь уже затосковал Ар‑Шарлахи. С надеждами дели обстояло из рук вон плохо.
— Жду, когда колесо отвалится, — буркнул он, с запоздалым сожалением вспоминая набегающий прямо по курсу красно‑чёрный обломок. Не скомандуй он тогда рулевым — глядишь, и впрямь запороли бы колёсико…
— У всех кораблей сразу?
— Послушай, — сказал он сквозь зубы. — Что бы ты там ни затевала, твоим сообщником я всё равно не стану. Считай меня трусом, шутом, пьяницей, но пойми ты: я ненавижу бунт! Я ненавижу кровь!.. Всё, о чём я мечтаю, — это чтобы меня оставили в покое!
Недоумённо сдвинув брови, Алият пристально смотрела на Ар‑Шарлахи.
— Нет, всё-таки ты дурак… — с сожалением решила она наконец. — Ну кто же теперь оставит тебя в покое?
* * *
К вечеру под колёсами зашипели белые барханы Чубарры. Ветер стих. Быстро схлынули серые сумерки, и наступила ночь — беспокойная ночь полнолуния, толкающая людей на отчаянные дела и опрометчивые поступки. Именно в такие ночи удаются самые дерзкие грабежи и дворцовые перевороты. Разбойничья злая луна становится идеальным диском, и особенно чётко обозначается на нём голубоватый контур верблюдицы — матери четырёх верблюдов, на которых предки спустились когда‑то с горных отрогов Харвы. Души погонщиков, обитающие теперь на луне, слетают в эту ночь на землю, чтобы смутить покой своих потомков, лишить их сна, нашептать безрассудные замыслы… И предкам не объяснишь, что времена изменились и что слово «разбой» для выученика премудрого Гоена означает вовсе не подвиг, а нечто совсем иное.
А следующей ночью луна пойдёт на ущерб, тревога понемногу уляжется, душа прояснится…
Караванный был настолько мудр, что не рискнул ползти в ночном безветрии черепашьим шагом — приказал сделать остановку до утра, надеясь завтра воспользоваться господствующим здесь восточным ветром и двинуться в путь под всеми парусами.
Облитые жидким серебром корабли припали к светлому от луны песку подобно четырём огромным скорпионам. Ар‑Шарлахи не спалось. Он сидел ссутулившись, как бы разрезанный пополам полосой холодного света, бьющего в пол из широкой амбразуры, и с тоской думал о том, что будет завтра. Сколько ещё времени ему удастся морочить голову досточтимому Хаилзе, делая вид, что и впрямь не может отыскать проход в скалах, который был где‑то здесь?..
В противоположном углу зашуршали, зашевелились смутные белые складки — Алият тоже маялась бессонницей. Наконец села, звякнув цепью.
— Оказывается, горы такие высокие… — расстроенно
