Daredevil - Игра со спичками
— Значит, Вы считаете, что мы должны стыдиться своей страны и своей истории?!
— Да, такой страны и такой истории нужно стыдиться! Я верю, что грядёт новый Нюрнберг, на котором будут осуждены Сталин и его преступный режим! Хрущёв сделал кое-что, но крайне мало. Необходим суд над всей преступной системой!
Господи, как в постперестроечной школе! Сиди и слушай всякую ахинею. А твои возражения заведомо не воспринимаются всерьёз. Ведь «ты тогда не жила и не знаешь, как было плохо», хотя в чём заключалось это самое «плохо», внятно объяснить не могут.
— Вот что. Я поняла вашу мысль. Но не могу с ней согласиться. Во-первых, насчёт истории. Я учусь на историческом факультете и могу с уверенностью сказать: все народы и во все времена идеализируют своё прошлое и любят, любят свою историю! Видимо, без этого народ как народ не может сохраниться. Это только у нас со времён Чаадаева в среде интеллигентов пошла дурацкая мода — охаивать собственную страну. Мол, выбранил свою страну — сразу чувствуешь себя умным! Хотя, на самом деле, моральное право критиковать свою Родину имеет право только тот, кто её действительно любит! Любит горячо, до боли в сердце! Любит не благодаря, а вопреки! Вопреки всем бедам, которые обрушивались на его Родину в настоящем или прошлом! Вопреки всему тёмному, что есть в его стране! А иначе это пСшло, это свинство! Но только у нас принято почему-то стыдиться своей Родины. «Но из грехов нашей Родины вечной не сотворить бы кумира себе!» Мы почему-то стесняемся гордиться ею, хотя, как и любой другой народ, имеем на это полное право!
— А нИчем гордиться! — опять встряла моя мама. — Мы, русские, вечно щёки надуваем, какие мы замечательные, хотя за границей улицы чище и товаров на прилавках больше.
Опять двадцать пять! Моя мама очень легко поддаётся чужому влиянию. Она — как шарик из воска. Наслушалась Галицкого и теперь поёт с чужого голоса.
Хотя, я, наверное, слишком строга к своей матери. У неё просто очень плохая память, и когда ей говорят что-то, она просто не может вспомнить, что раньше она слышала на эту тему нечто противоположное. Поэтому ей трудно сопоставлять и сравнивать. Мне очень жаль, что это так, в этом её беда, но, увы, именно это делает её такой уязвимой для пропаганды. Я её очень люблю, она у меня милая, хорошая, но я не могу не рассказать об этом. Ведь таких людей, как моя мать, в стране множество…
— Но разве у остальных народов всё всегда благополучно? И, тем не менее, они гордятся собой! Вот Вы, Иосиф Моисеевич, во Франции, в Америке, в Израиль с концертами бывали… И хоть где-нибудь видели, чтобы люди хаяли свою страну? Нет, везде все уверяют, что они самые замечательные! А если бы Вы попробовали сказать тем же французам, что нехорошо так гордиться своей страной, вас бы просто не поняли! Они ведь могут считать свою страну великой, несмотря на все тёмные страницы её истории. И мы не должны считать себя людьми второго сорта ни по сравнению с Европой, и тем более с Америкой и её антикультурой!
— Вы ещё обвините меня в низкопоклонстве перед Западом! В духе лучших сталинских традиций!
— Но я же не виновата, что Вы этим занимаетесь!
— Ага, значит, всё-таки обвиняете? Думаю, что Сталин и его клика потирают на том свете ручки от удовольствия, видя столь активную продолжательницу их дела!
— Значит, Вы обвиняете меня в репрессиях? И кого же я, по-вашему, расстреляла?
— Пока никого. Но если дать вам в руки маузер и отправить вас во времена гражданской войны, то боюсь, Вы бы проделали мне в черепе дырку…
— В те времена, я боюсь, и у вас был бы в руках маузер, и ещё неизвестно, кто бы кого поставил к стенке!
— Но гражданскую войну развязали красные!
— Нет, белые!
— Если бы красные не устроили революции, то не было бы никакой гражданской войны!
— А значит, без революции было бы лучше?
— Да, конечно!
— Вы мне мозги не пудрите! Ведь всем, что у нас есть, мы обязаны Советской власти! Образование, культура нам бы без неё никогда не достались. Вы, верно, просто не понимаете, что бы с нами было без Советской власти!
— Ну и что бы было?
— Я уже говорила, что. Я не училась бы в Университете, а была бы босоногая Маруся-гусятница. Ведь у меня же предки как раз и были кухарки да прачки! — затем я вдохнула и попыталась заговорить спокойнее, — Вот представьте, Иосиф Моисеевич, что в руках у вас волшебная палочка, с помощью которой можно было бы изменить историю. Что бы Вы тогда пожелали?
— Но Вы же знаете, что это невозможно.
— А Вы представьте, что возможно. Что у вас есть возможность переделать мир по собственному вкусу. Чего бы Вы пожелали?
— Ну, тогда… — он где-то на секунду задумался, — тогда бы я пожелал, чтобы главной ценностью стала личность, свободная и независимая. Которой никто не указывает, как ей жить.
— Ну, вот это уж действительно невозможно, — усмехнулась я, — это значит — отменить государство. А в современном мире это невозможно. Знаете, почему анархические модели не работают?
— Ну и почему?
— Потому что требуют постоянной гражданской активности. А это невозможно.
— Конечно, в России всех воспитали рабами.
— Да при чём здесь Россия. Постоянная гражданская активность невозможна нигде в современном мире. Нечто подобное в истории было разве что в Афинах. Да и то только потому, что за афинских граждан вкалывали рабы, и потому у них была масса свободного времени. Это раз. А во-вторых, не могли бы Вы конкретизировать: если личность свободна от идеологии, совсем-совсем, то на каких морально-этических принципах она должна быть воспитана? Какая у неё должна быть система ценностей? Или воспитание тоже отменить, как стесняющее свободу? И оставить полный произвол? Что хочу, то и ворочу? Как Фантомас? — я знала, что позиция у меня почти беспроигрышная. Ведь когда диссидент ругает социализм, ему все вокруг начинают поддакивать. Но потребовать от него предложить что-нибудь взамен — вернейший способ посадить его в лужу, так как чего-то получше он предложить не сможет.
— Ну, зачем же. Ведь есть и другие возможности воспитывать.
— Какие, например? Религия, что ли?
— А почему бы и нет? Всякая религия учит добру и высокой духовности. «Не убий» — первая заповедь, на которую цинично плюнули большевики.
— Вопрос состоит из двух частей, и я отвечу на обе. Первое, насчёт большевиков, — мне бы конечно, как человеку, было бы приятнее, если бы революция была идиллией, народ — паинькой, и не было бы сотен жуликов, провокаторов и черносотенцев, гревших руки на чужом пожаре. Но как историк, я не могу не понимать, что это невозможно. А второе, насчёт религии и высокой духовности. Да разве люди, верящие в бога, если взять в массе, по морально-этическим характеристикам сильно лучше атеистов? Разве они более совестливы? Вот в Америке все президенты, вступая в должность, на библии клянутся. И что, разве это помешало Трумэну сбросить бомбы на Хиросиму и Нагасаки? Между прочим, он при этом людей побольше Сталина угробил. Но, тем не менее, Трумэн — демократ, а Сталин — злодей. Но это к слову. К тому же у нас страна многонациональная, а значит, многоконфессиональная. А каждая религия учит, что её последователи имеют шанс попасть в рай, а остальные автоматом — в ад. Одни люди ставятся выше других по факторам, которые от них не зависят. Ведь религию обычно не принимают сознательно, а она навязывается национальностью. И представьте себе ситуацию. Вот, например, Кавказ. Два села. В одном живут мусульмане, в другом христиане. Пока это выражается только в том, что мусульманам нельзя прилюдно свинину есть, а христиане едят на пасху крашеные яйца, это не играет особой роли. Их дети ходят в советскую школу, где их учат тому, что все люди братья, и у них и мысли не возникает поднять руку друг на друга или даже смотреть друг на друга косо, потому что все — советские люди. Теперь представим себе, что по вашему требованию отменяют советскую идеологию, а вместо неё внедряют религию. Причём не на день, не на два, а хотя бы на жизнь целого поколения. Между людьми пробегает чёрная кошка. Они начинают думать, что их соседи — существа низшего сорта и после смерти попадут в ад, а для них же самих уготован рай. Затем следующая стадия. В медресе начинают учить, что соседи собаки, и их надо или обратить в правильную веру, или перерезать. А дальше как в вашей песне про короля: «и кровь лилась ручьём». Да, таковы, и только таковы могут быть результаты свободы религии по вашим рецептам. Лучше всего религию было бы и в самом деле полностью запретить. Но это, к сожалению, невозможно, как антиалкогольный закон. Так что самым мудрым было решение Ленина: свобода религиозного культа и антирелигиозной пропаганды. Религиозная пропаганда не может быть разрешена. А то крови не оберётесь.
— Всё это только ваши досужие домыслы, — сказал Галицкий. Более существенных возражений у него не было.
