Михаил Логинов - Битва за страну: после Путина
Столбов заранее трудился над речевым фильтром, чтобы все слова были скромными и, как говорят духовные лица, благоуветливыми. Чтобы не робеть, вспомнил все свои встречи с духовенством, в основном — с приходскими батюшками. И когда крестился, и когда начинал бизнес. Батюшки были самые разные. И пузатые, и физкультурного телосложения, и с длинными бородами, и с невнятным намеком на браду, и златоусты, и слабые на проповедь. Еще, как давным-давно понял Столбов, у хорошего батюшки время — как горбушка, брошенная в голубиную стаю. Придешь к нему в офис на церковном дворе поговорить о благословении районного футбольного турнира, и задать давно изъевший душу вопрос… Так за эти двадцать минут к батюшке подойдет со своим вопросом и свечная бабушка, и алтарник, и бригадир строителей — ремонт колокольни, и чиновник с административной проблемой. Мобила семь-восемь раз прозвонит. Да еще пожилая тетенька спросит, можно ли дочке обвенчаться с православным негром, а дядька в очках спросит, кто прав: Бердяев или Флоренский, и спасутся ли православные сталинисты? И всех еще надо благословить — с улыбкой и ангельским терпением.
«Вот из таких попов и нужно набирать идеальных менеджеров среднего звена, — подумал Столбов. — Нет, не надо, еще отлучит меня Патриарх за переманивание кадров».
Улыбнулся и с улыбкой вошел в комнату. Патриарх улыбнулся тоже, благословил, и разговор начался.
Сначала, как некогда древние послы обменивались дарами от царей, они обменялись комплиментами. Патриарх заметил, что наконец-то в Кремле появился лидер, который не побоялся публично сказать: «Россия и русский народ созданы православием». Столбов ответил: если в каждой русской семье было бы столько детей, сколько в православных воцерковленных семьях, то наши демографические страхи были бы забыты давно.
Патриарх кивнул. Предложил дальше говорить только о проблемах. Начал сам. Говорил негромко, но напористо, будто собеседник чуть-чуть в чем-то неуверен и должен быть убежден до конца.
— Из всех революций и перемен за прошедшую четверть века нынешняя — самая оптимистическая. Все равно люди боятся реформ. Вы многое делаете правильно, жаль, что до вас сделано очень много ошибок. Поэтому старайтесь, чтобы обошлось без резких движений.
Столбов слушал, кивал — понимаю. Голос Патриарха становился все энергичней, а седые морщинистые брови постоянно сдвигались, будто он сам удивлялся: зачем убеждать в очевидных вещах?
— Слышал с приходов, опять заговорили об электронных паспортах и чипах. Новые технологии часто полезны, пусть и не все. Но вводить их надо так, чтобы Церкви потом не приходилось месяцами успокаивать кликуш. Необходимо окончательно решить с ювенальной юстицией. Сейчас ювенальщики притихли, но некоторые дела все еще в судопроизводстве. Еще: мне известно, что многие родители хотели бы, чтобы в школах преподавались не только основы православной культуры, но и Закон Божий. Богословие должно быть признано как дисциплина на государственном уровне. И вот еще что: идет очень жесткая антицерковная кампания, особенно в интернете. Я не предлагаю вводить цензуру, но что-то делать нужно.
Столбов смотрел на собеседника. Удивительная все же эта организация — Русская Православная Церковь. Армия за двести лет пять раз форму меняла, если не десять. А в церкви, все, от Патриарха до дьякона, одеты как тысячу лет назад. Без реформ нельзя ни Церкви, ни стране. Но кто в России самый популярный реформатор? Царь Петр. А в церкви кто самый известный реформатор? Патриарх Никон, ругаются при его имени не одни раскольники.
Этот патриарх тоже реформатор. Сильный, властный, готовый диктовать свою волю царю, как тот же Никон. Пока власть не устоялась, оттянуть на себя кусок власти.
— Хорошо, Ваше Святейшество, — ответил Столбов. — Теперь скажу я. Только не обессудьте, говорить буду не как со своим духовником, а как с руководителем корпорации, которая одной ногой на небе, другой — на нашей грешной земле.
Собеседник кивнул.
— Цензуру вводить не буду. Лучше вести себя так, чтобы не упрекали. А упрекают чаще всего роскошью. Насчет машин надо быть скромнее. Понимаю, в городах без иномарки нельзя, да она к тому же экономичней. Все равно, Церковь должна продумать, где нельзя, а где можно обойтись приличным ВАЗом. Будь по-моему, так дьяконы, кроме Кураева, вообще катались бы на «Оке» или «ё-мобиле». Раньше ведь существовали ранжиры, какому чину какой конный экипаж положен. Если бы такой документ появился в Церкви, было бы хорошо.
Патриарх чуть сдвинул седые брови, кивнул. Согласился или нет, но вслух не возразил.
— Насчет уроков в школах. Здесь нужно идти от возможностей. Если есть тысяча церковных педагогов, умеющих работать с детьми так, чтобы те слушали — уроки будут вестись в тысяче школ, с согласия родителей. Если таких есть сто — в ста школах, профанации не будет. С ювенальной юстицией разберусь.
— Хорошо, — коротко сказал Патриарх, но взгляд стал чуть жестче: он рассчитывал на другие ответы.
— Дальше. Надо быть суровее с кликушами и, вообще, всякими самодурами. В январе в Стругинске прихожане выкинули детскую художественную школу из церковного здания. Сами понимаете, поговорку «Какой поп, такой и приход», не я придумал.
— Отцу Иоанну сделан выговор, здание освободили, — ровным тоном сказал Патриарх, будто зачитал официальную бумагу.
— И хорошо. На первый раз достаточно. Если повторится — запрет в служении. Можете считать это вмешательством в церковные дела, но ничего другого посоветовать не могу. Кроме церковных кликуш есть и либеральные кликуши, зачем их подкармливать такими скандалами?
— А мне можно требовать отставки министров? — ответил Патриарх. Вроде, шутливо, но не без напряженности.
— Можно. Если ваше мнение совпадет с моим, то отставлю. Но, — быстро продолжил Столбов, не дав собеседнику возразить, — я тоже буду предлагать вам снимать с должностей некоторых митрополитов и епископов. Особенно из-за скандала, который на министерском уровне может закончиться только отставкой.
Патриарх глядел внимательно, но молчал. «Хочет возразить, но не может решить, как, — подумал Столбов. — На конфликт со мной идти ему не с руки. Пожалуй, я для РПЦ самая подходящая фигура в президентском кресле».
— Какие еще проблемы? — наконец спросил Патриарх, и стало ясно: спора не выйдет.
— Только пожелания, — улыбнулся Столбов. — Я рад, что Церковь признала мою победу, как свою. Но праздники прошли, пора работать. Знаю, вы, Ваше Святейшество, энергичней и сильнее предшественника, и реформатором ругают вас не зря. Сегодня у РПЦ такие возможности, каких не было в начале девяностых. Только тогда не было зданий и денег.
— И приходилось спасать паству от нашествия американских и корейских пасторов, — добавил Патриарх.
— Вот именно. Сегодня проблем нет, а возможности есть. Проповедуйте смелее. Не мне учить Церковь…
— А поучите, — неожиданно сказал собеседник. — Посоветуйте, как лидер страны, что священники должны говорить, даже не в церкви, а в студенческой аудитории.
Столбов запрокинул голову, будто встряхивал мысли. «Хороший вопрос. Пожалуй, отвечу».
— Напоминать, что в православии есть два пути. Один, самый трудный — монашеский. Но он для немногих. Православным мирянам надо быть верными, это без вопросов. А еще — образованными, сильными, волевыми, успешными, иметь детей больше, чем кошек и собак. Ездить по стране, знать ее — тогда полюбишь. А полюбить Россию, не полюбив православие, нельзя. И вести себя так, чтобы говорили: он же православный, ему нельзя быть грязным, глупым, невоспитанным и нищим.
— Хотели резче сказать? — улыбнулся Патриарх.
— Да. Батюшке, в разговоре со студентами, можно будет сказать и резче.
— Такой совет приемлем. А еще будут просьбы?
— Есть, — на этот раз улыбнулся уже Столбов, чуть ли даже не заискивающе. — Уточните, когда-нибудь, как мирянам надо поститься. Великий пост — тут вопросов быть не может, но есть еще три: Петров, Успенский, Рождественский. Как монахам поститься — известно, а насчет нас, грешных, у батюшек разночтения.
— Соборное решение нужно, — сказал Патриарх. — Для части паствы оно будет реформой, а с реформами мы не торопимся.
— А вот у нас времени мало, — вздохнул Столбов.
* * *Капитан милиции-полиции Кирилл Степанов выиграл «американку» вот при каких обстоятельствах. Несмотря на великий пожар в окрестностях Петербурга, случившийся сразу после памятного задержания, славы ему избежать не удалось. Журналисты разных телеканалов, и еще чаще — печатных изданий постоянно звонили ему, требуя встретиться: то в полицейском офисе, то дома. Бывало, даже ждали его у калитки.
Подробности успешной спецоперации капитан Степанов раскрывать не мог. Приходилось врать, что он сам вот такой решительный супермен: с двумя экипажами ДПС напал на логово, где одной охраны вдвое больше.
