Михаил Королюк - Квинт Лициний
В чреве ещё горячей духовки покоилась чугунная сковородка, а в ней – моя прелесть! — восхитительное, с золотистой хрустящей корочкой, полукружье запеканки с изюмом. Лет до двадцати пяти лишний холестерин в организме не задерживается, поэтому я смело шмякнул поверх этого великолепия две ложки густой сметаны, посыпал сахаром, и за ушами затрещало.
Из радио донеслись знакомые аккорды, а затем тонкий девичий голосок энергично воскликнул:
— Здравствуйте, ребята!
И сразу за ним уже мальчишечий:
— Слушайте пионерскую зорьку!
— Давайте, пацаны и пацанки, зажгите утро! — откликнулся я с готовностью.
Прихлебывая ароматный чай с лимоном, я наслаждался радио. Не оторваться, честно! Высочайший профессионализм и редкого качества атмосферность. Надо иметь немерено таланта, чтобы на протяжение всего выпуска так поддерживать высокую ноту оптимизма и вливать такой заряд энергии, ни разу при этом не сфальшивив. К концу передачи казалось, что даже подмороженный сумрак за окном тепло подсвечен добрыми ожиданиями. Совершенно неожиданно поймал себя на том, что с задором подпеваю вслух, похлопывая ладонями по столу в такт мелодии:
Буквы разные писатьтонким пёрышком в тетрадьучат в школе, учат в школе,учат в школе.
Крепко-накрепко дружить,крепко дружбой дорожить,учат в школе, учат в школе,учат в школе.
Шмяк. Я почти физически почувствовал, как от души с противным треском оторвалась и улетела куда-то вниз, рассыпаясь, чешуйка цинизма, одна из многих, накопленных за последние десятилетия. Пока только первый фрагмент той брони, что нарастала на мне из года в год, как ледовый щит Гренландии, отгораживая от светлого тепла этого мира. Приятно щекотнула радость очищения, родственная тому почти животному удовольствию, что возникает в бане после долгого похода, в котором уже привычно не ощущал на себе корку из пота и грязи.
Я прислушался к себе. Пожалуй… пожалуй, я только что разменял часть накопленной стервозности на заряд идеализма. И этот размен пришёлся мне по душе. На мир вокруг искрящейся изморозью опустился тонкий налет доброй сказочности.
И пусть кто-нибудь, скривив харю, бросит мне за это презрительное «совок» – да я лучше буду верить в эту сказку, чем в мир из сволочей вокруг! Каждый слышит, как он дышит! Мне нравится жить в атмосфере социального оптимизма и братства, и не мерить счастье батонами сожранной колбасы на душу человека.
Я замер, почувствовав, что только что задел краем какую-то важную мысль, и, ухватившись за только что прочувствованное, начал осторожно разматывать клубок:
«Атмосфера социального оптимизма и братства. Да, это она, квинтэссенция СССР. Впервые в истории человечества удалось добиться преобладания такого мироощущения в обществе. Именно ее, этой атмосферы, мне так остро не хватало там, откуда я, слава тебе господи, вырвался. Именно по ней я, сам того не осознавая, ностальгировал. Кто её не ощущал, тот этой ностальгии не поймет. Поди, объясни слепому концепцию цвета или глухому – звука. Поди, объясни, как это ощущать всем существом, что это – МОЯ страна, это – МОЙ народ».
Я пружинисто выпрямился посреди кухни, повернувшись лицом на юг, и прикрыл глаза. Мысленно потянулся правой рукой на запад. Вот мой Таллин с моим Старым Городом, и я погладил мыслью крепостную стену. Моя Рига, мой Домский собор – я нежно обвел указательным пальцем вокруг шпиля. Дальше, дальше на запад. Мои леса Игналины пощекотали ладонь и смочили брызгами озер. Моя Куршская коса, я зачерпнул и любовно просыпал между пальцами золото дюны. Вот царапнули обильно политые кровью моего народа проломы в метровых стенах фортов Кёнигсберга. Какой, к чёрту, Калининград! Только Кёнигсберг. Мой!
Медленно поворачиваю голову, окидывая мысленным взором свою страну. Провёл левой ладонью над болотистыми меандрами Припяти и Волынской возвышенностью, лиманами Одессы, бухточками Крыма, высоким правым берегом Днепра. Мой Кавказ, Арал, Бухара. Мои белорусы и украинцы, грузины и казахи, узбеки и киргизы, мои евреи, немцы, буряты. Мой Сахалин и шершавый край моей Камчатки.
Я стою посреди кухни, раскинув руки крестом на треть планеты. Это МОЯ страна, в ней живут МОИ люди! Я здесь хозяин!
— Не отдам, суки! — выдыхаю с ненавистью.
Сорвавшаяся фраза сняла концентрацию транса, и я осторожно опустился на стул, к остывшему чаю, додумывать мысль.
Все, чего здесь не хватает – это свободы. Возможно ли налить в общество свободы, не потеряв при этом в оптимизме и братстве, не получив на выходе атомизированного социума? Я совершенно не хочу терять это ощущение единения со страной.
Или свобода и братство не живут вместе? «Свобода, равенство и братство» – это волк, коза и капуста?
Хм, одно в этом лозунге уже не верно, надо вычеркнуть. В равенство я давно не верю. Даже не так, я знаю, что оно невозможно. Чисто биологически. Любое человеческое общество автоматически выстраивает иерархию, потому что стремление к доминированию у мужчин – это один из трех базовых инстинктов, наряду с едой и сексом. Любые искусственные попытки добиться формального равенства, будь то монашеские или коммунистические общины, очень быстро скатывались к естественно возникающему неравенству. И люди воспринимали это неравенство как справедливое.
Общество не сможет взять вверх над этим сильнейшим инстинктом без серьёзного изменения биологической природы человека. А до этого ой как далеко. Да и вредно давить стремление к доминированию. Весь прогресс человечества держится на нём. Надо стремиться не к равенству, а к справедливости неравенства.
Остаются свобода и братство. Неужели это два несовместимых полюса, неужели ситуация «или – или»?
Я замер, размышляя. Хм… Кажется, я вижу тропинку. Жаль, время поджимает, пора в школу бежать. Не доверяя памяти в этом важном вопросе, заскочил в комнату и набросал на листке цепочку смысловых якорей:
«Элита и не элита. Не элита – не способное к критическому осмыслению большинство, управляемое элитой. Минусы управления при тоталитаризме, авторитаризме, демократии. Авторитаризм элиты – „золотая середина“? При наличии свободной конкуренции групп элит и исправном социальном лифте. Левое конфуцианство».
Куда бы засунуть? А то вопросов от родителей не оберешься… Вот, в детскую энциклопедию, том второй, «Числа и фигуры. Вещество и энергия». Вряд ли они начнут его листать.
Я вышел из подворотни на проспект, пересек его пустую проезжую часть наискосок, и двинулся в сторону собора. Да, как-то отвык я от такого накала, слушая всякий жмых в FM диапазоне. Почему-то отмена цензуры не привела к появлению шедевров, напротив, заметно снизила общий уровень. Разве можно было сказать про какую-нибудь программу на радио ТАМ, что это произведение искусства? Да даже поставить вопрос так никому в голову не придёт! А здесь об этом невольно задумываешься.
Классную, кстати, идею с точки зрения пиара кто-то выдал, вспомнил я фрагмент передачи: собрать школьников – победителей сбора металлолома в Магнитогорске и дать поучаствовать в плавке собранного металла. Я бы и сам не отказался в таком мероприятии поучаствовать.
Мысль скакнула к увиденному вчера во «Времени». Скалистый, заросший тайгой отрог Давана, на котором краской нарисована громадная подкова. Рядом – монструозная конструкция, хищно нацеленная на кряж. Минус пятьдесят. Начало прокладки байкальского туннеля у поселка Гоуджент. Тоннельный отряд – почти сплошной молодняк, средний возраст двадцать два года, добровольцы со всего Союза – латыши, грузины, казахи, ну и русские конечно… И, в таком возрасте, что делают! Десантировались в необжитую тайгу, в палатках жили, с топорами и бензопилами в обнимку. За полтора года поселок поставили, подготовили площадки для приема тяжёлой техники и, что вообще фантастика, эту технику сами на месте освоили. Это японские-то горнопроходческие рамы! Без всяких институтов! А там сложностей – масса, и дисциплина должна быть как на подводной лодке. Я шалею… Иностранные специалисты отказались работать в этих условиях за любые деньги, многие ученые сомневаются, что это вообще возможно – прорыть этот туннель. А наши начали вчера рыть. И, я-то знаю, пророют.
Но даже не это главное. Лица – вот что меня зацепило. Спокойная уверенность в своей правоте. Закутанный в одежду корреспондент сочувственно спрашивает: «Сложно»? И один из них, глядя поверх камеры, отвечает без всякого намека на патетику: «Коммунизм всегда непросто строить. Но мы строим его здесь и сейчас. На века», — и, слегка разведя руки, словно обводя мир, — «для всех».
Куда, в какую тектоническую расщелину провалится способ воспитывать ТАКИХ людей, умеющих так чувствовать мир и такое делать в таком возрасте?!
