Рава Лориана - Тучи над страной Солнца
-- Пушинка, я не понимаю тебя...
-- Я просила их, умоляла меня пощадить. Говорила, что я христианка и что ни в чём не виновата, но ничто их не могло поколебать. Эспада сказал, что сделать это со мной должны все -- и все подчинились. Правда, когда очередь дошла до Косого Паруса -- он не смог. Тогда Эспада его заколол на глазах у остальных, и никто уже больше не колебался, даже если им жалко меня было, всё равно, ведь своя жизнь дороже... А потом я потеряла сознание и ничего не помню, потом только среди лекарей очнулась... Но ведь если с человеком случается большая беда, то ведь не просто так? Значит, это нужно? Ну чтобы он принял христианство или, если уже принял, то лучше верил... Ведь я много лет прожила в язычестве -- это ведь нужно искупить! И даже став христианкой, я была слишком гордой, считала, что я правильно живу... а так думать нельзя, это грех... нужно всё время себя корить за грехи и быть к себе максимально строгой. Только вот... я поняла, что я не в силах так жить. И я просила Христа меня простить, что я с собой покончу, потому что не могу... Раньше я могла радоваться, быть счастливой... а теперь это уже невозможно. А всё время мучиться мочи нет!
-- Но почему ты так уверена, что не сможешь больше быть счастливой?
-- Понимаешь, в радости я становлюсь гордой, а это -- грех! А за грехи -- видишь как Господь наказывает? И ведь другие рядом страдают, а это всего ужаснее!
-- А что такое, по-твоему, гордость?
-- Ну это... это когда я думаю, что я хорошая. Когда забываю о том, насколько несовершенна. Когда я собой довольна.
-- То есть, по-твоему, жить надо в постоянных самообвинениях?
-- Это не по-моему. Это из христианства следует. Ведь мы же грешники! И поэтому мы должны...
-- Но перед кем должны? Перед христианским богом?
-- Да, перед ним.
-- Понимаешь, Пушинка. Вот что по-твоей логике выходит -- всемогущий, всеведущий и вселюбящий христианский бог смотрел, что с тобой творят и не вмешивался?! Считал, что тебе изнасилование на пользу? Да кто он сам после этого! Слов таких в нашем языке нет! Ясно одно -- такому богу ты ничего не должна! Разве что дать ему по морде при встрече!
-- Как ты смеешь оскорблять Христа?
-- Я говорю о христианском боге то, что он заслужил! Пушинка, представь, ведь любой нормальный человек, если видит, что кого-то убивают, над кем-то издеваются, мучают... ведь он постарается вмешаться, защитить. Конечно, не всегда у всех есть на это силы, но если может, то вмешивается! А если не может -- то сожалеет о своём бессилии!
-- А наши боги, значит, бессильны?
-- Наверное. Никто никогда не приписывал им всемогущество. Но поклоняться богу, который мог бы спасти, но предпочитает смотреть, как жертва мучается -- это бессмысленно. Ведь такой бог всё равно никогда не поможет! А значит, плюнь ты на него!
-- Как же плюнуть... я, крестясь, клятву дала!
-- А ты дала надеясь на что? Что бог тебя любить будет?
-- Конечно.... у меня тогда было чувство, будто я... будто я в детство вернулась, когда у меня были отец и мать, которые меня любили...
-- Пушинка, но ведь крестясь, ты рассчитывала, что бог тебя любить будет, а не на то, что он тебя отдаст на растерзание этим подонкам! Бог тебя по сути обманул! Значит, ты ему больше ничего не обязана!
-- А если так, то зачем мне тогда жить? -- сказала Пушинка, глядя куда-то в пространство, -- Жизнь без Христа пуста и бесцельна...
-- Опять ты проповедников повторяешь! Почему -- бесцельна? А как же ты жила до проповедников? Ведь жила же, трудилась, любила, знала по жизни радости. А если бы не было проповедников -- и дальше бы жила, вышла бы замуж за Маленького Грома, были бы у вас дети... Почему ты сейчас это отвергаешь?
-- Я не знаю, нужна ли я ему после всего этого... Я же теперь не смогу принести ему в дар свою невинность!
-- А если бы точно знала, что нужна? Что любит он тебя, несмотря на твою беду? В конце концов, почему ты думаешь, что ему невинность важнее всего? Ведь её, в конце концов лишь раз в жизни на свадьбу дарят, а потом это уже не важно, разве что как воспоминание....
-- А ты думаешь, он меня всё-таки любит?
-- Не знаю. Хочешь, я узнаю? Только умоляю, не лезь в петлю хотя бы до того, как я принесу ответ! Хоть до вечера ты потерпеть можешь?
-- Да делай что хочешь... -- ответила Пушинка, глядя куда-то в пространство.
До этого Заря видела Маленького Грома лишь мельком, ведь ей не хотелось мешать ему и Пушинке наслаждаться временем, проводимым вдвоём. Теперь же предстояло не просто познакомиться, но очень серьёзно поговорить. В глубине души Заря несколько робела перед деликатностью задачи, кроме того, Заря не знала, как тот к ней отнесётся. Не исключено, что тот будет обвинять Зарю в случившемся несчастье, да и сама она чувствовала себя в некотором роде виноватой -- теперь ей уже казалось почти очевидным, что увидев корабль, надо было хватать Пушинку за руку и бежать в город за подмогой. Тогда беды бы не случилось. Но теперь уже поздно об этом думать. И медлить нельзя. Вопрос стоял о жизни Пушинки.
Госпиталь находился на окраине города, где Заря до этого была только пару раз, так что ей пришлось немного поплутать. Впрочем, среди прямых улиц заблудиться всерьёз было сложно, да и она знала, что госпиталь окружал парк с деревьями и несколькими скамейками.
Именно на одной из этих скамеек Заре сказали ждать Маленького Грома, который должен был выйти через несколько минут. С грустью Заря смотрела на кроны деревьев вокруг и думала про себя, что всё это обманчиво. Ведь и когда они гуляли с Пушинкой по берегу моря, мир вокруг казался таким тихим и безмятежным, и мог предугадать, что творится в этом момент на "Верном Страже", чьё название казалось теперь насмешкой. Может, и сейчас в здании рядом кто-то умирает в мучениях, только досюда не доносятся крики... Тут она увидела подходившего к ней Маленького Грома и в смущении встала:
-- Я Заря. Маленький Гром, ты помнишь меня?
-- Да, смутно. Ты, вроде, работала с Пушинкой в столовой, а потом... ведь это вы вдвоём решили так не вовремя взойти на корабль?
-- Да, это я... -- ответила Заря, испытав в глубине души величайшее облегчение. Значит, он не знает, что она -- агент Инти, и считает её такой же жертвой, как и Пушинку. Что ж, и к лучшему. Значит, не будет обвинять её ни в чём, а ей не придётся оправдываться.
-- Маленький Гром, я только что была у Пушинки, ей сейчас очень плохо. Она чуть в петлю не залезла. Только ты сможешь её спасти! Приди к ней, скажи, что любишь её, что женишься.... И тогда она найдёт силы оправиться от случившегося, будет жить... А если ты сейчас отвернёшься от неё, она погибнет, а ты... ты никогда потом не сможешь простить себе этого, и тоже никогда не сможешь быть счастлив... Не губи ни её, ни себя!
-- Но я теперь не могу жениться на ней, -- ответил Маленький Гром, глядя себе под ноги.
-- Неужели ты разлюбил её из-за случившейся с ней беды?!
-- Нет, не разлюбил, не в этом дело... Но теперь я не смогу быть ей мужем...
-- Не разлюбил, но всё равно брезгуешь ею? Тебе непременно чистенькую и невинную подавай! Не понимаю я этой вашей мужской брезгливости. Какая женщина отречётся от мужа только потому, что он тяжело ранен? Да и даже если опозорен... Если женщина уверена, что он оклеветан напрасно, что он на самом деле невиновен, то и с рудников его ждёт, и в ссылку с ним едет. А ты, значит, позора боишься? Что кто-то тебе твоей бедой тыкать будет? А вот Старый Ягуар не побоялся чужих осуждений. Женился на своей невесте после такого, и даже её сына усыновил. И кто осмеливался его упрекать? Разве что такие мерзавцы как Эспада, который ещё смел хвастаться, что у него постыдных семейных тайн нет?! Да лучше бы он на свет не родился! -- сказав это, Заря поняла, что слишком разгорячилась, и сменила тон с гневного на просящий, -- Маленький Гром, пойми, неужели... неужели Пушинка в тебе ошибалась, и ты... ты в трудной ситуации оказался неспособен поступить как мужчина.
-- Ты ничего не поняла, Заря. Не в этом дело. Ведь вы с Пушинкой христианки, а я не могу... теперь уже тем более не могу креститься. А она... она даже сейчас молится своему Христу.
-- Неужели? Ты уверен?
-- Я знаю это.
-- Откуда? Ведь ты же не был у неё?
-- Знаешь, несмотря на рану, я пытался... я очень хотел её увидеть. Я тайно пробрался к её окну, заглянул и увидел, что она молится. Не стоя, как у нас положено молиться, а на коленях, как это положено у христиан. Я немного послушал, и понял, что всё безнадёжно.
-- А о чём она молилась?
-- О том, чтобы это Христос её простил... не знаю уж за что, она же перед ним, вроде, ни в чём не виновата.
-- Когда это было?
-- Вчера на закате.
-- А вскоре после этого Картофелина её вытащила из петли. Значит, она о прощении самоубийства молилась.
-- Христианам нельзя убивать себя?
-- Да, это единственное, что никогда не прощается.
-- А то, что с ней сделали христиане, их бог может простить?