Сын на отца - Герман Иванович Романов
Совсем непонятно для чего железом пытали дьяка — что из него выбили, какие сведения?
И почему тогда не зарезали?
И как тот ухитрился закрыть камеру, если этот самозванец настолько ловок и позволил Артемию так сделать?!
Или все это сговор преступный, чтобы его в заблуждение ввести и следствие по ложному пути направить?
Князь прикусил губу — писаря искали по всему городу, как и самозванца с беглым драгуном. Подьячего Акулинина, что три дня непонятно зачем просидел за бесполезным занятием по приказу Емельянова, поставил на место дьяка — тот взялся за дело с необычайным рвением, желая выслужиться. И можно было не сомневаться, что преступников разыщет и возьмет, или живыми, или мертвыми — как получится.
Дьяка, что уже почти полную седьмицу метался в бреду, в полном беспамятстве, лечили лучшие лекари из немецкой слободы — к удивлению Ивана Федоровича медицинские светила не могли объяснить, почему ожоги привели к горячке. Артемия держали в палатах, чтоб под рукою был, и ждали, когда оный очнется. Вот тогда из опроса все дело станет ясным, а если нет — то дьяка вылечить хорошо, и на дыбу вздернуть, дабы по правде отвечал и поиску истины не препятствовал…
Глава 11
— Царевича Алексея я знаю давно — имел честь встречаться с ним. А вас не знаю, а потому считаю самозванцем! А потому спрашиваю — что заставило тебя пойти на столь тяжкое преступление, за которое вас завтра же подвергнуть колесованию!
Никогда в жизни Фролу не было так страшно, как сейчас, в этом каменном мешке, где столетиями пытали людей, где все стены пропахли запахом крови и страшных мучений.
Попал как кур в ощип!
Шведы не стали драться, спустили флаг, когда датские корабли настигли шняву. И что самое интересное — датчане искали именно его, вернее царевича. Видимо, среди окружения Карла были доброхоты, что слали свои донесения либо в Копенгаген, или в Санкт-Петербург. Так что вполне уважительно датчане подхватили его под локти, прихватив заодно и Силантия, быстро перевезли их на фрегат, где капитан-командор раскланялся и предложил занять его собственную каюту.
Но вечером, по прибытию в Копенгаген ситуация разительно переменилась — несколько человек, в париках и при шпагах, удивленно вглядывались в его лицо, и один из них что-то резко произнес. Фрола живо скрутили, доставили в замок, где поместили в камеру пыток, приковав за руки и ноги к стене, к специально вмурованным кольцам.
Два палача — а их ремесло он узнал сразу по наитию — совершенно не обращали на него внимания, хотя он попробовал говорить с ними на немецком и русском языках, и даже использовал скудный запас шведских фраз. Не понимали, или делали вид, занимаясь своими обязанностями — принесли жаровню с горящими углями, накали в ней всевозможных железок устрашающего вида, расставили все приспособления.
От вида последних душа сразу же ушла в пятки и попыталась там спрятаться. Тут стоял стол с воротами для протягивания человеческого тела, тиски для дробления костей рук и ног, «гишпанские сапоги» — от вида последних заныли ступни, бурдюк с водой и воронкой для заливания и многое другое, о назначении которого можно только догадываться с нарастающим ужасом в душе и со вставшими дыбом волосами.
И вот пришли трое — один лет пятидесяти, в парике, властный, с орденской лентой через плечо. Лицезреть датского короля Фредерика, четвертого этого имени, Фролу удалось два года тому назад, когда готовился совместный датско-русский десант в шведскую провинцию Сконе. Память на лица у него была отличная, так что идущего рядом с царем Петром Алексеевичем монарха он хорошо запомнил. Двое других были, по всей видимости, королевскими советниками, а в их глазах плескалось столько холодного равнодушия, что Фрол сразу сделал вывод касательно своей участи — вначале пытать будут до полусмерти, а потом жутко казнят, для вящего испуга всех других возможных самозванцев.
— Король задал тебе вопрос, самозванец! Эй, палач…
— Я хорошо расслышал вопрос его величества, — Фрол решил говорить, доводить дело до пытки как-то не хотелось. Сейчас требовалось пройтись по самому краешку — хвала Алексею Петровичу, что предусмотрел именно такой случай, и вкратце рассказал, как требуется себя вести в таком случае. И сейчас требовалось не оробеть.
— И отвечу на него прямо. Я выполнял повеление государю, которому служу честно и верно!
— Кто вы, сударь? И кому служите?
Голос датского короля немного смягчился, он подошел ближе и стал внимательно смотреть прямо в глаза прикованного Фрола. Тот отвечал на том же немецком языке:
— Поручик Лейб-Кампании государя Алексея Петровича, что в ней капитаном, Фрол Андреев.
— Лейб-Кампании? Я знаю гвардию царя Петра, но про такую роту не слышал, господин поручик!
— Преображенский и Семеновский полки служат царю Петру! Лейб-Кампания учреждена царевичем из драгун лейб-регимента, что помогли ему сбежать в Ливонии. Я был среди спасителей государя-царевича, и потому удостоен такой высокой чести им лично.
— О да, до меня доходили слухи, что кронпринц бежал в Вену, потом его уговорили вернуться назад — венценосный отец его простил…
— Он приказал вздернуть сына на дыбу, а потом казнить. Мы помогли царевичу бежать. На Руси очень много недовольных царем Петром Алексеевичем бояр, дворян и священников, и многие хотят, чтобы государем стал его сын Алексей, второй этого имени царь Московский.
— Мне писали о том, — король подошел вплотную и тихо спросил. — Но как ты стал самозванцем?!
— Я не самозванец, ваше величество. Царевич не просто приказал мне заменять его в путешествии по европейским странам, но и отвлечь на себя поиски, которые предпримет царь Петр, который попытается убить мятежного сына. За мной шли убийцы — я был ранен в Польше, оправился от ран в имении пани Микульской, урожденной княжны Радзивилл. Потом гвардейцы царя настигли меня в Мекленбурге, пришлось снова давать им бой, который стоил немалых жертв…
— Вам помог генерал фон Мюнних — о его храбрости говорят при многих дворах, как и о доблести «царевича», не зная, что им являлись вы, поручик. Ваш спутник барон Бухгольц даже отмечен моим братом королем Карлом, с которым мы сейчас враждуем.
— Он подпоручик Лейб-Кампании, и выполняет прямой приказ царевича — сопровождать меня в странствии по европейским государствам, дабы ввести царя Петра в заблуждение.
— А что делает царевич?!
— Готовится к занятию трона Московского царства в самые ближайшие недели. И он взойдет на трон обязательно!
Так что моя смерть окажется не напрасной — царь Петр ищет кронпринца здесь, пытаясь убить
