Без Царя… - Василий Сергеевич Панфилов
Случаев, когда такие вот резкие и дерзкие вырезали в Москве целые семьи по факту из-за мелочи, хватает. Кто-то что-то сказал, другие не поняли, третьи додумали… а итог известен. Из-за копеечных безделушек людей убивали, думая, что у них дома несметные сокровища хранятся.
— Очень вкусно, благодарю, — через силу улыбаюсь служанке, вставая из-за стола.
— А съели-то всего ничего, — вздыхает та.
— Мигрень, — глазами показываю на окно, где хорошо видны нависшие над городом тяжёлые тучи, — сама понимаешь.
— А… ну да, ну да… — мелко кивает та, моментально преисполняясь сочувствием, — вы бы полежали, Алексей Юрьевич!
— Вот чтоб я без тебя делал, — улыбаюсь ей, но женщина принимает мой мягкий сарказм за чистую монету и расцветает, убирая стол с сияющим видом человека, достигшего неких вершин. Аж неловко…
Запершись в спальне, пытаюсь думать, но всё время сбиваюсь на неизвестных злоумышленников, и ругнувшись на свою мнительность, раскладываю по комнате оружие, и только после этого несколько успокаиваюсь.
— Может, набрёл на что-то? — спрашиваю сам себя, валясь на скрипнувшую железную кровать, — Какой-нибудь фолиант, ценности которого я не понимаю… Да нет, бред! Обокрасть проще! Слухи-то зачем?
К какому-либо выводу я так и не пришёл, так что отставил на время упаднические мысли и принялся за переписку с мамой, но надолго меня не хватило.
— А может, действительно? — задумался я, — Отойти потихонечку от Сухаревки…
Некоторое время я помечтал, что могу спокойно заниматься переводами и лингвистическим анализом, но…
— Деньги! С-сука… — озлившись, я с хрустом разгрыз карандаш, зажатый доселе в зубах, — Да тьфу ты!
— Деньги за это не то чтобы большие, — продолжаю, отплевавшись и немного успокоившись, — в основном репутация. Всё это, конечно, взаимосвязано… но нет, без Сухаревки я проживу, но хреново…
Цены в последнее время поползли вверх вовсе уж без удержу, а папенька и сёстры, как нарочно, не замечали ровным счётом ничего.
Дражайший родитель витает в алкогольных парах, приправленных несколько сдвинутой уже психикой. Он давно не в адеквате, и такое впечатление, начал всерьёз верить собственным же завиральным байкам.
По крайней мере, он уже начал намекать мне (притом достаточно толсто), что у меня есть знакомые писатели, и он, Юрий Сергеевич, готов поделиться с ними бесценными воспоминаниями о своей необыкновенно интересной молодости. Интересуется притом настойчиво, сколько платят соавторам, и сомневается, хватит ли талантов Гиляровского для написания авантюрного романа о его, папеньки, приключениях.
Люба живёт предстоящей свадьбой и семейной жизнью, а любая попытка поговорить с ней, объяснить ситуацию как есть, заканчивается дрожащими губами, слезами и полным нежеланием принимать хоть что-то. Нина живёт отражением чужого счастья, и пусть пока ещё мальчишки это «Фу!», она уже мысленно примеряет на себя фату и… что там ещё девочки делают, не знаю.
В общем… я пытался, честно! Это не первая проблема, с которой я сталкивался, но после недавних слов старшей сестры, с какого-то перепугу решившей считать наше (моё в том числе!) детство чем-то идиллически-буколическим, плюнул. Она и так-то не интеллектуалка…
Собственно, если бы не Севастополь с его переизбытком молодых мужчин и незамужних девушек, шансы Любы на удачное замужество были бы не слишком велики. Всех достоинств, что происхождение аристократическое, да восемь классов гимназии окончила, а так…
Бесприданница при не самой интересной внешности и далеко не сахарном характере могла бы ожидать предложения руки и сердца скорее от заурядного мелкотравчатого чиновника, или может быть, какого-нибудь «вечного» студента, с соблазнительной перспективой погрузиться в народничество и народ. А с её-то характером…
От папеньки она унаследовала не только внешность, но и гонор, разве что с поправкой на возраст и пол.
Головная боль начала проходить, и на смену ей пришло отупение. То самое, когда физически всё нормально, а голова способна выдавать только шаблоны, притом самые примитивные, едва ли не животные. Помучавшись и попытавшись перебороть это, плюнул, и начал отрабатывать выхватывание пистолета из разных позиций.
Меня учили. Сперва в военном училище, потом в Испании пересекался с бывшим наёмником. Не то чтобы я сильно хотел, просто тот тип был кем-то вроде смотрящего в нашем гетто, а мне он благоволил. Ну и… иногда проще кивать и играть в поддавки, особенно когда тебе это ничего не стоит, а плюшки получаешь изрядные.
Энтузиастом практической стрельбы, да и стрельбы вообще я не стал, да и с военной подготовкой после гетто в общем-то завязал. Нет, было пара случаев…
Заключал как-то крупный для меня контракт с пожилым швейцарцем, и слово за слово… Опомниться не успел, а мы уже на личном стрельбище, и учить меня не абы кто, а призёр и победитель международных чемпионатов. Две недели стреляли, пили, ели, бродили по горам… и к слову, так и остались друзьями. Харизматичный дядька.
Н-да… чемпионом я не стал, но точно знаю, как надо, и что ещё важнее — как не надо.
— А с другой стороны, — пробормотал я, с тоской глядя на разложенные пистолеты и предвкушая сбитые до крови руки и не самое интересное для меня времяпрепровождение, — во времена перемен такие таланты более чем востребованы! К сожалению…
Начал как всегда медленно, вбивая движения в подкорку. Я делаю иногда эти упражнения, но так, от случая к случаю. С перерывами в несколько месяцев.
Я уже успел пропотеть и сбить руки, когда неожиданно в дверь позвонили. Похолодев, я вбил обойму в рукоятку и…
— … ой, барышни приехали! — суетилась в прихожей Глафира, сияя искренней радостью и помогая им разоблачаться.
«— Как нельзя вовремя» — мелькнула сардоническая мысль, и я вышел встречать сестёр.
— Алексей! — обрушился на меня вихрь объятий, тормошений и поцелуев, едва уловимо пахнущий духами, — Как мы рады тебя видеть!
— … завтра утром уезжаем, — делилась Люба, помалу кусая знаменитые пирожки Глафиры и закатывая глаза, показывая млеющей служанке, как она скучала без её стряпни, — я оказией воспользовалась и…
… дальше, очевидно, было то самое, женское, от чего у меня только белый шум в голове и отдельные слова, никак не вяжущиеся друг с другом.
— … а по подолу пустим… — поясняла Люба.
— … нет, нет и нет! — Нина энергично размахивает руками, изображая не иначе как флажковую азбуку, а далее снова женский шифр, в котором я понимаю только междометия.
«— Как мало человеку нужно для счастья, — старательно удерживая покерфейс, думал я, — замуж позвали, и всё, переменился человек». Не выдержав этого потока сознания, извинился самочувствием и ушёл к себе.
Достаточно быстро тон разговора переменился, и через закрытую дверь до меня начали доноситься
