Алексей Нарочный - Дама с фюрером на спине
В самый первый день на пересылке сокамерники помогли Топоркову свести тату с запрещённой группой, оказавшуюся у него на правом плече. Разумеется, не затем, чтоб его не изнасиловали в Гисталиноавтолаге (совершенно нелепое предположение — там не до секса), а чтоб не так сильно била охрана на этапе. Некупко, вернувшийся в реальность во время сведения с Виталия тату, за медитацией не заметил прихода новенького и не понимал по-английски. Предположив, что «Квины» призывают к организованному вооружённому бунту, он попытался наставить на путь истинный «возводящего крамолу против государства». Дядя Миша говорил недоумённо молчавшему слушателю, что злой быдлятник останется при любой власти, так что надо менять не форму правления, а своё же собственное внутреннее содержание. В отношении внешней власти спортсмен был толерантен, как платоновские философы в «Государстве»:
— При Путине, — увещевал опытный дядя Миша гомосексуалиста, — не трогали музыкантов, а тем, кто и что слушает, интересовались разве что гопники. Многие при этом, ведясь на пропагниды всяческих Овальных, полагали, что живут в ужасную годину произвола, тирании и диктата личности. Нужно уметь по достоинству ценить довольно короткий срок своего двойного заточения в собственном теле и Молохе государства, дабы хорошо и достойно прожить в любую эпоху. Внешнее бытие всегда может стать хуже под давлением обстоятельств, но вряд ли оно вдруг станет лучше, если ты сам ничего не предпримешь, чтобы изменить себя и найти смысл для своей жизни.
После этой речи дядя Миша взял паузу, собираясь перевести дыхание и затем продолжить «учить жизни молодёжь», как тут приехавший в транзитную тюрьму за пару недель до Топоркова в партии вместе с бывшим алкоголиком Копрокантяном Светёлкин шепнул ему, какая на самом деле у Виталия статья, и Некупко, поняв совершённую им ошибку, замолчал, смутившись.
Выпавшая из цепких рук атлета эстафетная палочка диалога, столь сладкого на пересылке, была подхвачена самим Светёлкиным.
— Ты как до жизни педика-то докатился, вот что нам объясни! Конечно, Лимона и Сороку все читали, но, простите, пороть в дупло человека с елдаком между ног — это даже для говночиста вроде меня перебор!
Топорков ответил, немного подумав:
— Я рос в панельном доме спального района, и кроме, само собой, девок вокруг меня было мало внешней красоты. Поэтому из осколков и кирпичиков чужих миров я построил здание своей особенной внутренней Вселенной, которая умела наделить красотой всё, на что бы ни упал мой взор; посредством постоянного общения с искусством я заставил его образы пропитать мою душу насквозь. Писатели наподобие Питера Уоттса могут сколько угодно намекать на задержку прогресса вида homo sapiens из-за самодостаточности искусства. Принадлежность к виду не только даёт возможность одним заниматься творчеством, а другим — наукой, но и чередовать виды деятельности одному и тому же человеку. Всё равно человечество задумается всерьёз о полётах к звёздам не прежде, чем закончатся все ресурсы здесь, на Земле. Так вот то же самое и с сексом. В раннепубертатный период мне казалось, что красивых девушек бесконечно много. Лет в тридцать я понял, что это не так, и перешёл на мужиков.
— То есть это был некий акт отказа от самоуверенности всяческих гетеро-кубизмов и — фовизмов в пользу квазипостмодерна однополой *бли? — вставил слово толстяк Копрокантян. Жора Копрокантян был чуть моложе дяди Миши, но по виду годился ему в отцы. Дело в том, что, пока Некупко тренировался на пути к совершенству тела и просветлению, Жора тупо бухал, деградируя. На заре тоталосоцистской диктатуры, в те далёкие дни, когда Жора ещё был обласкан читающей публикой, он как-то обронил фразу: «Пишешь стих, и не думаешь, что это окажется песней; живёшь, и не думаешь, что это будет книгой…» Чем дальше писалась его книга жизни, тем больше она была про бухло. Непризнанного философа и ставшего при развитом тоталосоцизме невостребованным поэта и писателя взяли за распитие и найденное у него при обыске распятие. Хотя ему уже было без малого пятьдесят и по паспорту имя его «Георгий», все называли его «Жорой», так как он был большим любителем «выжрать». В «пресс-хате» он, однако, изменился кардинально: налёг на йогу, стал питаться значительно более скромно и уже сбросил с живота пятёрку бесполезного жира.
На вопрос Жоры о квазипостмодернизме Виталий ответил:
— Что-то наподобие этого…
— Дядь Миша, а как адепты штанга-йоги должны справляться с излишками агрессии внутри? — спросил Светёлкин, меняя тему разговора, который сам же и начал. Он думал, что подтрунивание будет смешным, а вышло всё чересчур заумно для полного осознания им.
— Я проще процитирую тебе свою же статью — то, что вспомню, — начал Некупко. — «В психоанализе утверждается, что для возникновения у женщины эротического чувства, достаточного для поддержания длительное время полноценного полового контакта, приоритетно последующее, а то и симультанное вербальное оформление происходящего. По аналогии с этой характеристикой эротических влечений, возникающих у женщин, для всех занимающихся штанга-йогой мною была разработана техника „безмолвного ответа“, которая заключается в визуализации своего внутреннего образа как архетипически доминантного агрессора, сопровождаемой таким взглядом вокруг себя, который как бы говорит окружающим: „Сейчас я вам всем как накидаю нехилых п*здюлей!“ Весь фокус в том, что царящие при этом внутри гармония, покой и готовность адаптации к быстро меняющимся обстоятельствам, достигнутые при помощи медитации, никуда не деваются. Так создаётся эмоциональная устойчивость и даётся гарантия отсутствия стресса при любом раскладе, а излишки агрессии гармонично распределяются по периметру тела и закоулкам души, не создавая нигде её переизбытка. Однако помимо этого, чтобы ни о чём не тревожиться, нужна чётко представляемая цель своего существования. И цель всегда первична». К статье добавлю, что если у женщин любовные влечения связаны с дискурсом, то у мужчин это скорее можно сказать про влечения к смерти, то есть о драках.
Разговор имел место в день прибытия Топоркова, а теперь продолжались соревнования на выбывание. Следующим в тот раз сдался Моисей Соломонович Джоульштейн — известный физик, разработчик синтезатора атомных взрывов «Грибной дождь Танатоса». Пульт управления, замаскированный под обычный музыкальный синтезатор, на клавишах которого написаны названия мировых столиц, способный вызвать направленную реакцию термоядерного синтеза в любой части земной суши, находился внутри бронированного планетолёта в подземелье под кабинетом Алины Леонидовны. За заслуги перед ТУР Джоульштейну даже официально разрешили есть мацу. Впрочем, держать на свободе физика, разработавшего такое устройство, было опасно хотя бы из соображений его собственной безопасности, считала Алина Леонидовна. Джоульштейн сперва ни за что не хотел подчиняться дяде Мише, но, получив от того один раз «по рогам», стал сговорчивее, а дядя Миша окончательно и бесповоротно подтвердил своё право на лидерство в «хате». Больше попыток бунта не было. Да и незачем было бунтовать, ведь все понимали, кто они и что их ждёт.
— Я применил физическое воздействие на «интерфейс» Джоульштейна, — объяснил дядя Миша, — из-за того, что он не соблюдал режим. Строжайшая дисциплина способствует самодисциплине, без которой не достигнуть цели. Нужно стать железным шаром, раскручиваемым на конце цепи самодисциплины, чтобы сокрушить все преграды на пути к своей заветной цели. Когда цель — это процесс, она зажигает свет в тёмном тоннеле жизни. Моя цель — телесно-духовное совершенствование, это путь на всю жизнь. Можно идти путём писания книг, картин, создания кинофильмов, синтезаторов Танатоса… Главное, не идти на сделки с совестью. В условиях тоталосоцизма это смертельно опасно, но чем жизнь труднее — тем она и почётнее. Также важно и самоутверждение посредством собственной деятельности, а не за счёт других.
Жора Копрокантян оказался третьим «сошедшим с трассы». Пересказывая сокамерникам историю собственного «падения», он говорил:
— Вот почему я так легко выпивать-то начал? Ведь нас ещё в детстве учили: пока ты ребёнок, будь добр пить всякие соки и прочее, на бутылках даже картинки были специально на детей рассчитаны. Повзрослеешь — тогда уже и бухай с Богом! Нелепо смотрелся бы взрослый с бутылкой, на которой изображён мультяшный медвежонок.
— Всё с тобой понятно. От бухла уже и до религии рукой подать. Легче всего управлять теми, у кого все мысли о нажиралове, — вставил ремарку Светёлкин. — Вот в чём трагизм.
— А никакого трагизма и нет; есть только движение вперёд к цели или топтание на месте, то есть, с учётом вращения Земли, движение от цели, — проговорил Некупко и обратился к Жоре. — Тебя самого как взяли-то?