Николай Андреев - Рыцари Белой мечты (Трилогия)
Керенский, внутренне был готов к подобному вопросу. Поэтому и ответ пришёл незамедлительно. Уверенный, красивый, тот, что так нравится простому мужику, уставшему от голода да непосильного труда.
— Недолго ещё осталось, товарищи, недолго! Надо трудиться на благо народа и страны, на благо таких же простых людей, как и вы. Когда враг вот-вот снова пойдёт на наших братьев и сыновей, когда готовится, — Керенский входил в раж, — борьба с немцами, когда враг ещё не побеждён, надо трудиться на благо нашей родной страны, нашего отечества, ради народа, ради победы.
Взгляд трудовика устремился вверх. Керенский поднялся на стул: он мог произносить речи только с возвышения, иначе "слова не шли". Александр Фёдорович, не делая никаких пауз, изменил тон своей речи, теперь он стал не пафосно-возвышенным, но яростным, взывавшим к сердцам рабочих:
— Но и не надо забывать о своих правах, о своём благе, о голодающих детях и жёнах, о самих себе. Надо заявить правительству и царю, находящихся во власти тёмных сил, — Керенский сделал ударение на последних трёх словах, — что рабочий народ не намерен более терпеть такого к себе обращения. Надо заявить, что дальше жить нельзя так, как жили раньше.
Керенский говорил ещё очень долго. Он упивался возможностью напрямую говорить с "народом", вещать, быть властелином их дум, объектом надежд и чаяний. Да, лидер фракции трудовиков четвёртой Государственной Думы находился в своей любимой стихии. Может, именно из-за своей любви к вниманию других он когда-то перевёлся с филологического факультета на юридический?
Да и вообще, судьба Александра Фёдоровича Керенского была весьма неординарной. Родился он в Симбирске, городе, который дал России сразу трёх одиозных лидеров революционной эпохи. Первый — Протопопов, последний министр внутренних дел Российской империи. Сам Александр Фёдорович Керенский, сын директора мужской гимназии и средней школы для девочек, и, наконец, Владимир Ильич Ульянов, сын потомственного дворянина, директора симбирского департамента народных училищ.
Правда, с Ульяновыми у Керенского были связаны не лучшие воспоминания. Когда Александр Ильич, брат будущего лидера большевиков, оказался замешан в заговоре против императора и повешен, то будущему лидеру фракции трудовиков каждый вечер чудилось, что скоро к их дому подъедет карета с опущенными зелёными шторками: после раскрытия заговора по Симбирску прокатилась волна арестов, которые обычно проходили ночью.
В юности Александр Фёдорович часто прислушивался к разговорам взрослых, обсуждал с отцом литературу и историю — и желал стать актёром или музыкантом. Проучившись в Ташкенте, далёком от европейской части России, получил некоторый "заряд вольнодумства". Как он сам позже говорил, именно в Ташкенте получил возможность непредвзято смотреть на окружающую обстановку, происходящие события, и быстро избавился от веры в благодетельного царя. А летом тысяча восемьсот девяносто девятого года отправился в Санкт-Петербург изучать классическую филологию, историю, юриспруденцию. Многое произошло после этого. Но самой главной датой в жизни Керенского, присяжного поверенного, было избрание по списку трудовиков в Думу в тысяча девятьсот двенадцатом году. А ещё — приглашение в масонскую ложу примерно в то же время.
Однако ещё в студенческие годы Александр Фёдорович был не чужд политической жизни. Он принимал участие в распространении листовок прокламаций "Союза освобождения". Это была организация, подпольно возникшая вокруг еженедельного журнала "Освобождения". Руководили "Союзом", кроме многочисленных земских деятелей, ещё и представители либеральной и социалистической городской интеллигенции. Например, на собраниях этой организации блистали князья Шаховский и Долгорукий, Петрункевич, Родичев. А потом "Союз освобождения" влился в партию кадетов, созданную после октября тысяча девятьсот пятого года.
С тем временем у Керенского было связано ещё одно воспоминание, кроме участия в работе "Союза освобождения", — Кровавое воскресенье.
Людские массы с портретами царя, иконами, гимнами двигались вдоль всего Невского проспекта, направляясь из рабочих районов. Во главе процессии шёл поп Гапон, имевший практически необъяснимое влияние на толпу. Шествие текло неспешно, и Керенский вместе с ним по Невскому, начиная с Литейного. На улицах собрались толпы людей: все хотели увидеть собственными глазами происходящее, посмотреть, что из этого выйдет. Однако ничего не вышло путного, лишь кровь, обагрившая улицы.
Едва Керенский дошёл до Александровского сада, на противоположной стороне которого располагался Зимний дворе, как послышались звуки трубы, просигналившие боевую готовность для кавалерии. Народ не понял, что значили те звуки, и остановились, не видя, что происходит впереди. Сперва со стороны Генерального штаба вылетел отряд кавалерии, раздались первые залпы. Затем открыл огонь и отряд, стоявший рядом с Адмиралтейством. Первые выстрелы — в воздух, затем — по людям. Несколько человек упали наземь. И вот тогда-то началась настоящая паника, ужас, страх за свою жизнь. Прохожие, в том числе и Керенский, смешавшись с толпой, побежали. Император обманул чаяния народа, желавшего просто мирно подать ему прошения. Это было одной из крупнейших ошибок Николая II. Первая русская революция началась с ошибки императора…
Одно из заседаний масонской ложи началось вскоре после ухода тех трёх рабочих. Они внимательно выслушали речи и советы Керенского, поблагодарили хозяев за угощение, и ушли. А в их глазах уже сверкала уверенность в том, что только шествие, только забастовка, только пикетирование помогут изменить "непорядок". Значит, речь была произнесена не зря.
Ближе к ночи, когда кухарка ушла в отведённую для неё комнату, Керенский вышел в переднюю встречать своих "братьев". Имён он не любил даже вспоминать, так сильно над ним довлела клятва сохранения тайны. Это был один из немногих церемониалов, сохранённых в новых масонских ложах. Их стали создавать не так давно, обновлёнными: никаких старинных обрядов, помпезности, оккультизма и мистики. Только желание изменить страну к лучшему. И это желание скоро могло исполниться.
Совет масонских лож старался вербовать в свои ряды как можно больше людей, связанных с политикой. Многие деятели подозревались в участии в собраниях, о причастии к ложам других было доподлинно известно. Полиция, однако, скорее всего не знала об их существовании: она гонялась за теми ложами, которые во главу угла поставили мистицизм и обряды. А если точнее, то глупостями и красивостями. Не более. Настоящего дела "мистики" не делали. Хотя и были связаны с зарубежными ложами. В отличие от "новых", которые связи с заграницей особо не поддерживали.
Сегодняшнее собрание было особым. На нём, кроме пятёрки членов ложи, участвовал и приглашённый гость. Причём один из самых влиятельных. Он давно уже был связан с масонами. Однако почему-то побаивался этой организации, не желал вступать. Правда, отношение этого гостя к лидерам лож было своеобразным: каким-то заискивающим, подобострастным. Многим это претило, однако Керенскому, похоже, нравилось. Ах да, разве не было ещё сказано, что Александр Фёдорович входил в число лидеров лож, и даже был секретарём их Совета?
"Братья" приходили порознь, коротко приветствуя хозяина квартиры и занимая свои места за столом. Все они так или иначе были связаны с политической жизнью в стране. Наверное, в определённых кругах возник бы настоящий фурор, распространись информация о членстве этих людей в ложах.
Последним пришёл гость. Раздался стук в дверь: звонком он решил не пользоваться. Керенский открыл дверь. На пороге возник сжимавший извечную широкополую шляпу, в плаще на плечах человек. Мороз, похоже, его совершенно не пугал: к жуткому холоду он привык ещё в детстве, в Сибири. Маленький кожаный портфель в левой руке. Короткая эспаньолка, давно не видевшая должного ухода. Прищуренные глаза, правая, свободная рука, сжата в подобие кулака. Гость явно нервничал, идя на квартиру Керенского, дабы принять участие в собрании.
— Георгий Евгеньевич, Вас только и ждут, — Керенский старался подбодрить князя Львова. — Специально не начинали.
— Я невероятно польщён, Александр Фёдорович, — через силу улыбнулся князь. — Надеюсь, ожидание меня не доставило Вам особых хлопот?
— Нет, совершенно нет! — Керенский заулыбался. — Пройдёмте, сегодня очень важное заседание.
— Только после Вас, Александр Фёдорович, — князь Львов чувствовал себя немного неловко в присутствии лидера масонской ложи.
В комнате началось оживление, едва вошёл Львов. Он коротко кивал в ответ на приветствия, занимая отведённое ему место за столом. Почти незаметно для стороннего наблюдателя его правая рука сжалась в кулак, а затем снова разжалась.
