Алексей Волков - Командор Петра Великого

В классическом смысле бунта не было. Был заговор с подготовкой бунта. Но с точки зрения закона – ни малейшей разницы. Разве что народа пострадало меньше. Палачи старались вовсю, сам Петр проводил в пыточных времени столько, будто готовился сдавать экзамены на палача и сейчас проходил стажировку, но итоги особо не впечатляли. Обвиняемые связь с Софьей отрицали (я знал, что связь была, однако воспоминания о читанном в далеком будущем доказательством не являются даже при таком способе судопроизводства). Для приговора хватало намерений.

Злоумышленники в лице полковника Цыглера со товарищи были обезглавлены. Никаких эксцессов не случилось. Народ, как всегда, безмолвствовал, притом что недовольных нынешним правлением во всех слоях хватало. Как при любой власти на Руси.

Я со своим полком на всякий случай оставался в Москве. И только после окончания следствия и казни смог вернуться в Коломну. Там ждали иные дела, связанные с бесконечными учениями. С другой стороны, как скажет позднее великий полководец: «Тяжело в учении, легко в бою». Другого способа воспитать солдат просто нет. Альтернатива одна – отсутствующий опыт потом восполняется кровью.

При не слишком частых встречах с Петром я не уставал повторять ему одно: если какие-то полки ненадежны, то их надо разогнать. Зачем вообще нужны солдаты, если от них постоянно ждешь неприятных сюрпризов? Они гораздо опаснее для власти, чем для врага.

Стрелецких полков Петру было жаль. Именно полков, а не служивших в них людей. Шестнадцать единиц – звучит-то как! Целая армия. И вдруг самому распустить ее и остаться с потешными, с новомосковцами Лефорта и Гордона да моими егерями.

Убедила предстоящая дорога. Как-то не по себе стало уезжать, оставляя государство с потенциальным очагом бунта. Потом захочешь вернуться – а некуда.

– Как думаешь, сопротивляться будут? – Не бывает худа без добра. После совместного приключения Петр стал относиться ко мне с большим доверием. Пусть не всегда слушался, но хоть всегда слушал. Тоже немало, когда имеешь дело с представителем власти, будь то неограниченный монарх или формально зависимый от избирателей депутат Думы от какой-нибудь кадетской фракции.

– Сомневаюсь. Пошли меня с полком, а я как-нибудь договорюсь. – Я здорово надеялся, что вид моих егерей сумеет образумить самых буйных.

– Ты – да, – усмехнулся царь. – Только кровь понапрасну не лей. Видел тебя в деле.

Кому бы говорить о пролитии крови! Не на бой же я собирался! Напротив, чтобы предотвратить грядущее столкновение.

Из Москвы стрельцов было решено выселить. Не сразу, постепенно. Конечно, перебираться в глубинку, налаживать там жизнь по новой будет несладко. Да все получше, чем под топором палача.

Первоначально царь хотел провести переселение тотчас же. Пришлось отговаривать, что это легко может вылиться в бунт. А так – всем, не желающим к поступлению во вновь формируемые полки, будет дан срок, в течение которого они обязаны покинуть столицу. А перед тем – обязательная клятва на Библии ни словом, ни делом не злоумышлять против законного государя под страхом казни и отписания всего имущества в казну.

– Зело много сил потратил, пока Думу убеждал, – пожаловался Петр. – Все бы им по старинке.

Тут я его понимал. Один раз, когда после взятия Азова решался вопрос о флоте, я в числе других сподвижников был приглашен на заседание. Впервые за историю посреди бояр затесались офицеры и генералы. Для, так сказать, моральной поддержки грядущей реформы.

Боярская дума произвела на меня не менее тягостное впечатление, чем Дума времен совсем другой России. В той мне тоже доводилось бывать в бытность моей службы начальником секьюрити у депутата Лудицкого. Сплошная говорильня, работа на публику, рисование перед коллегами при полном отсутствии дел. Говорить-то много легче, чем работать. Мели языком, костей там нет, и даже мозоли не вскакивают.

Ну, не сторонник я демократии! В ранней юности, пожалуй, был, но перестройка мигом продемонстрировала все минусы данного строя. Из непроцветающей, но все-таки великой страны за несколько лет умудрились превратиться чуть ли не в банановую республику, развалить все, что только возможно развалить, и лишь каким-то чудом не исчезли с географических карт. Мгновенно выросла преступность, а уж наверху проходимцев всех мастей оказалось столько, сколько их вообще на свете не должно быть.

И невозможно простить предательство. Нас, военных, предавали на каждом шагу, начиная с недоброй памяти Меченого. И сами же чуть что норовили укрыться за нашими спинами.

Ладно, что толку бередить душу? Тем более, когда есть шанс не допустить для России всех этих либеральных штучек. У каждой страны собственный путь, и не стоит подводить всех под одну гребенку.

– Распоряжения я отдам, – кивает Петр. – Будешь отвечать за дело, раз сам напросился.

Я явно чувствую, что царя гложет еще какое-то известие. Приходится осторожно – вдруг решит, что лезу не в свое дело, – насесть с вопросами.

– Ерунда. Татары набег устроили. Доносят – большой полон взяли. И не догнать никак, – отмахивается Петр.

Тут давно смирились с негодностью ответных мер. Ходил Голицын при Софье на Крым, и чем все закончилось? А уж в набеге за татарами действительно не угнаться.

– Они – набег, мы – налет… – Мысль родилась спонтанно, нуждалась в уточнениях и в то же время обязана была сработать.

– На дирижабле? – загорелся Петр.

– На дирижабле – несерьезно. Если б их иметь с десяток… Войдем в Крым, набедокурим малость и уйдем восвояси.

Самодержец сник на глазах. В его памяти всплыли неудачи всех предыдущих попыток вторжения в вотчину ханов.

– Зря, что ли, Азов брали? – возразил я на невысказанные замечания. – Никакой армии и никакого Перекопа. Десант со стороны моря, короткий рейд, а потом – абаркация и возвращение.

Некоторое время царь переваривал новую для него мысль.

– Кораблей мало. Большую силу не поднять, а малой ничего не сделать, – наконец возразил Петр.

– Большой как раз не надо. Маневренность будет не та. Одного моего полка за глаза хватит. Только немного кавалерии добавить для разведки. – И, не сдержавшись, добавил: – Не забывай, государь, кем я был. Все мои успехи на суше связаны с такими рейдами. Хоть английского посланника спроси, хоть Ван Стратена. Тут главное – стремительность. Удивил – победил.

– А я думал, поможешь новые полки формировать. – Чувствовалось, что идея начала увлекать царя. Ему хотелось привлечь внимание победами в Европе. Тогда, глядишь, и союзники появятся. А там можно будет одолеть Турецкую империю и твердой ногой встать на Черном море.

– Сейчас важно татар отучить от набегов. Полки мне по чину формировать не положено. Да и в поле я нужнее. Лишь бы начальников надо мной поменьше было.

Последнее беспокоило больше всего. Я не хочу говорить о людях плохо. Просто они привыкли воевать по-другому, не торопясь, а тут весь успех зависел от стремительности. Плюс ко всему – Петр не особо доверял людям, старался вводить везде, где возможно, коллегиальное управление. Я же привык отвечать за все сам. Представляю рейд, в котором куча начальников спорят, как быть дальше!

После короткой беседы я сумел выторговать полные полномочия по руководству рейдом, включая подготовку, привлечение дополнительных сил и подчинение мне флота.

– Не боишься, что завистники съедят?

Если до нашего совместного с Петром приключения на меня не обращали особого внимания, то с ростом влияния все больше и больше людей посматривали в мою сторону весьма косо. Это были бояре, золотой век которых истекал, да и кое-кто из сподвижников, не желающих подпускать к царю нового человека.

На моей стороне был Гордон. Старый вояка к интригам отношения никогда не имел и ценил меня как профессионала. Лефорт тоже не испытывал неприязни. Я старался вести себя с ним всегда корректно, конкурентом ему не был, да и смотрел на меня Франц как на собрата-европейца.

И конечно же, Алексашка. Когда доводится сражаться плечом к плечу, поневоле становишься если не другом, то соратником. Плюс Меншиков по природе был любознателен и старательно учился у меня то одному, то другому.

– Бог не без милости, – пожал я плечами.

– Я скажу Ромодановскому, чтобы во всем тебя поддержал, – подмигнул Петр. – Против него особо не попрешь.

Это точно. Уже на следующий день князь-кесарь вызвал меня к себе, долго взирал своим тяжелым взглядом из-под набухших век и изрек так, словно имел дело с очередным государственным преступником:

– Не пойму я тебя. Чего ты добиться стараешься? Чинов? Денег? Положения? Власти?

– Чин устраивает. Деньги есть. А власть порой нужна, чтобы лучше выполнить порученное дело, – стараясь оставаться спокойным, ответил я.

В принципе, я достаточно компанейский человек и легко схожусь с людьми. Но с этим грузным боярином общего языка я найти не мог и всегда чувствовал себя рядом с ним не в своей тарелке.