Андрей Земляной - Тактик
Обдумав все это, командующий флотом почел за благо запросить по прямому проводу Москву и попросить, чтобы спецназ выводили из Кронштадта сразу же по окончании выгрузки. Это не противоречило планам и Новикова, который поддержал просьбу Левченко. Так что все общение спецназовцев и моряков свелось буквально к нескольким случайно оброненным словам.
Тем временем с кораблей уже сводили финских моряков. Краснофлотцы и флотские командиры с любопытством разглядывали своих коллег-оппонентов, всматривались в их невеселые лица, сравнивали финскую форму со своей и про себя прикидывали: справились бы они с этими хмурыми ребятами, доведись им встретиться в прямом бою?
— Вань, — толкнул в плечо комендора Никулина его приятель и земляк Шаталин. — А тельняшка-то, пожалуй, пожиже против этого будет? — и указал рукой на финских моряков в свитерах «под горло».
— Дура ты, Лексей, — беззлобно хмыкнул Никулин. — Это ж, поди, катерники — вона этой мелюзги скока! Так и наши катерники в таких же ходят. А в машинном и в башне в такой хламиде враз взопреешь.
Шаталин согласно кивнул, продолжая пялиться на финнов, но тут прозвучала зычная команда, и краснофлотцы поспешили к катерам и шлюпкам. А минут через двадцать уже карабкались по шторм-трапам на броненосцы. Здесь их разводили по боевым постам, где они сменяли улыбчивых, смертельно усталых спецназовцев.
Спецназ сдавал посты с видимым удовольствием, и когда Никулин и Шаталин подошли к спаренному стопятимиллиметровому орудию, крепкий парень-спецназовец, с веселыми, чуть шальными, красными от недосыпа глазами тут же облегченно вздохнул и уселся прямо на палубу. Окинув друзей-приятелей внимательным взглядом снизу вверх, он присмотрелся к нарукавным эмблемам, заговорщицки подмигнул краснофлотцам и углом рта прошипел:
— Артиллеристы?
— Комендоры! — важно кивнул Никулин.
— А-а-а… — Парень чуть сник, но тут же вскинулся, — Слушай, земеля, артиллеристов позови, а?
Краснофлотцы хмыкнули, собрались было сказать что-то ехидное, но воздержались, увидев у спецназовца под распахнутой круткой в серых пятнах новенькую «звездочку». Лишь пояснили снисходительно, что комендор и есть артиллерист.
Парень ухмыльнулся, показав желтоватые крепкие прокуренные зубы, и, сделав таинственное лицо, шепнул приятелям:
— Пушку принимать будешь — не промахнись, земеля… Бывай, комендор! — Он поднялся, махнул рукой и произнес непонятно, — Я слышу шаги комендора…
После чего исчез из поля зрения дружков, с такой быстротой, что те и спросить не успели: что спецназ имел ввиду?
А спецназовец — старший сержант Соколов уже догнал своих друзей — Доморацкого и Геллермана, и теперь на борту моторного катера держал перед ними ответ.
— Успел, Глебка?
— Ну так! — Соколов принял гордый вид. — Когда это я не успевал?
— Когда по часовому на этом «Ване-Мане» ножом промазал, — поддел Доморацкий. — Если бы не Моисей…
— Я, между прочим, тогда тебя через борт тянул, оглоедище ты неподъемное, — окрысился, было, Соколов, но, увидев, что Доморацкого эти слова задели, вовремя опомнился — Ладно, Лех, чего там. Успел я, все успел. Все сказал.
Сам того не зная, Соколов кривил душой, ибо краснофлотцы так и пребывали в неведении. Пребывали до тех пор, пока Никулин не открыл затвор орудия, и оттуда не выскочило нечто. Иван еле-еле успел подхватить это нечто и, ощутив под рукой знакомые формы, мгновенно спрятать это под бушлат, пока не заметили командиры. Вот тогда-то он и вспомнил слова незнакомого спецназовца, о чем тут же сообщил своим товарищам. Детальный осмотр, проведенный всей артиллерийской прислугой, показал, что в каждом орудии среднего калибра лежат по две бутылки. И отнюдь не с лимонадом. На красочной этикетке каждой бутылки химическим карандашом было выведено: «Водоплавающим от неуловимых!»
Теперь, когда война с Финляндией закончилась, для поляков наступал не самый лучший момент. Войска начали перегруппировку, и против тридцати польских дивизий начала собираться не меньшая по численности, но гораздо лучше вооружённая и обученная армия.
Трудовые подразделения, срочно мобилизованные по всей стране, спешно рыли окопы, и противотанковые рвы, а в небе над Варшавой уже заканчивались бои с отважными и хорошо обученными, но малочисленными и плохо вооруженными пилотами Войска Польского.
Несколько раз Фелициан Славой-Складковский — премьер второй Речи Посполитой пытался договориться с Молотовым о мирных переговорах, но в преддверии большой европейской войны, Сталин хотел выдоить поляков досуха. А для этого было нужно, чтобы они «дозрели».
Ставшая уже своеобразной визитной карточкой бригады, «Сталинская побудка» подняла польские части в пять часов утра первого ноября. Войска Белорусского и Украинского фронтов, ударили сразу после подрыва диверсионных зарядов и артподготовки по разведанным позициям. Танковые клинья, глубоко врезавшиеся в оборону Войска Польского, рассекли его на три части и мгновенно замкнули линию окружения, введя в прорыв мотомеханизированные части. А уже пятого ноября, после трёх дней непрерывной бомбардировки и артобстрелов, восемь польских дивизий начали сдаваться в плен.
К границам СССР войска вышли шестого ноября и уже седьмого, в День Октябрьской Революции начали боевые действия на территории Польши.
Праздник Кирилл Новиков встречал в своём передвижном КП, сделанном на базе трёхосного грузовика ЗИС-6, и, выпив рюмку коньяка с ближайшими соратниками и друзьями, снова впрягся в работу.
Координировать действия бригады и приданного пятитысячного корпуса парашютистов было непросто, и его рабочий день легко переходил в рабочую ночь, и далее без остановок. Заместитель командира бригады Пётр Вольский взял на себя всю оперативную работу, но планирование операций и согласование их со штабами фронтов оставалось на Кирилле. Глеб, занимавшийся тылами и контрразведывательной работой, тоже не скучал, постоянно мотаясь с взводом охраны по дорогам и отлавливая диверсантов и просто окруженцев заплутавших в лесах.
Но настоящий ужас на поляков наводили снайперы бригады, которых уже прозвали «тихой смертью». Одетые в «лохматый» камуфляж и неразличимые буквально с пары метров, они выкашивали офицеров и сержантов армии Польши буквально сотнями, не давая покоя ни днём, ни ночью. Тихий хлопок из бесшумной винтовки не позволял определить место выстрела и, несмотря на огромную награду в сто тысяч злотых за голову снайпера, ещё никому не удалось получить эти деньги.
Поляки пробовали, было, использовать для борьбы с красными диверсантами отборные части горных стрелков, но тут очень хорошо себя проявили полевые радиостанции, позволяя группам оказывать взаимопомощь во вражеском тылу, и частенько отряды охотников сами становились дичью, попав под удар нескольких подразделений или штурмовиков.
Поручик Анджей Грибовский поднял руку, и взвод подхалянских стрелков [46] замер, словно увидев Медузу Горгону. Скривив рот, Грибовский прошипел:
— Томаша ко мне!
Капрал Томаш Печка был в роте лучшим следопытом. Гуцул по матери, он всю жизнь прожил в Карпатах, и вместе с отцом грешил браконьерством. А потому не только видел следы, но и мог определить: где лучше спрятаться человеку или группе людей. Опыт богатый имелся.
Свистящим шепотом приказ был передан по цепочке и через минуту Печка уже вытянулся пред поручиком.
— Томаш, — Грибовский не смотрел на капрала, пристально вглядываясь в припорошенный снегом лес. — Что скажешь?
Печка внимательно огляделся, прислушался, сняв свою фетровую гуцулку [47], даже принюхался. Затем осторожно подошел к куче хвороста, накрытого белой снежной шапкой, и, крякнув, оттащил в сторону несколько валежин. Взору Гжибовского открылась неглубокая ямка, совершенно чистая от снега — несколько упавших с веток снежинок — не в счет.
— Лежка, — произнес Томаш. — Здесь они пережидали.
По сигналу из тыла подхалянцев подтянулись трое жолнежей из бригады «Полесье» [48] — вахмистр и двое рядовых со служебными собаками.
— Прошу, панове, — указал Гржибовский рукой на лежку.
Собаки покрутились, но довольно быстро взяли след и потянули проводников вглубь леса. Теперь уже подхалянцы не соблюдали тишины — все равно лай собак их выдаст, — и ломанулись сквозь чащу, точно стадо зубров. «Сейчас, сейчас, — думал Гржибовский на бегу. — Сейчас краснозадые товарищи, мы с вами и переговорим!»
Группа, которую разыскивали подхалянские стрелки, уже отметилась в польском тылу двумя нападениями на штабы полков, разгромом тыловой колонны десятой пехотной дивизии, и взрывами на железной дороге. Сейчас эта группа отдыхала после последней операции — взрыва склада горючего третьего авиадивизиона.
