Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)
Жаль, что я не могла быть к себе такой снисходительной, как Тагм. Я села в ногах кровати, уперла голову в ладони, глядя на голограмму планеты. Тагм приподнялся, обнял меня за плечи, прижал свою голову к моей.
– Диззи, тебе надо перестать думать об этом. Займись чем-нибудь. Нельзя сидеть целый день и смотреть на эту чертову голограмму.
Я погладила руку Тагма, снова посмотрела на медленно вращающуюся планету, мой взгляд моментально переместился с полюса на экватор.
– Знаешь, когда я в первый раз встречалась с Линтером в Париже, я стояла на верху лестничного пролета во дворике, где жил Линтер. Я посмотрела через этот дворик и увидела маленькое объявление на стене: запрещено фотографировать дворик без разрешения хозяина. – Я повернулась к Тагму. – Они хотят владеть светом!
6.4. Драматический выход, или Спасибо и спокойной ночи
В три часа пять минут и три секунды ночи по среднегринвичскому времени 2 января 1978 года экспедиционный корабль Контакта «Своевольный» покинул земную орбиту. Он оставил восемь главных наблюдательных спутников (шесть из них на почти геостационарных орбитах), множество автономников и малых ракет, а также небольшую плантацию молодых дубков на холме неподалеку от Элк-Крик в штате Калифорния.
Корабль доставил тело Линтера на борт, переместив его из нью-йоркского городского морга. Но, когда мы тронулись в путь, Линтер в каком-то смысле остался. Я доказывала, что его надо похоронить на планете, но корабль не согласился. Последние распоряжения Линтера о том, как поступить с его телом, относились ко времени его поступления в Контакт за пятнадцать лет до этого и были вполне традиционными: тело следовало переместить в центр ближайшей звезды. Так что Солнце благодаря традициям Культуры стало тяжелее на тело Линтера, и, может быть, немного его света будет проливаться на планету, которую он любил.
«Своевольный» несколько минут затенял свое поле, но, когда мы миновали Марс, сбросил камуфляж (возможно, оставив при этом след на земных телескопах). Тем временем он обирал свои разнообразные дистанционные автономники и спутники с других планет системы. Он оставался в реальном пространстве до последнего момента (и таким образом возникала вероятность, что его быстро увеличивающаяся масса вызовет искажения в показаниях земных приборов, пытающихся уловить гравитационные волны в глубинах какой-нибудь шахты)[29]. Потом, отправив тело Линтера в ядро Солнца, забрав несколько последних автономников с орбиты Плутона и с пары комет на границах системы, забросив алмаз Ли к Нептуну (где он, возможно, до сих пор крутится на орбите), корабль включил гипердвигатели.
Я решила после периода отдыха оставить «Своевольный», но, проведя несколько недель на орбиталище Сванрайт, передумала. У меня было много друзей на корабле, да и корабль, кажется, искренне расстроился, узнав, что я подумываю о переводе. Он уговорил меня остаться. Но так никогда и не сказал мне, вел ли он наблюдение за мной и Линтером в тот вечер в Нью-Йорке.
Так верила ли я в самом деле, что виновата в смерти Линтера, или обманывала саму себя? Не знаю. Я не знала этого тогда, не знаю и теперь.
Да, я помню, что терзалась угрызениями совести, но странные это были угрызения. Я участвовала в распространении мифа, который этими людьми принимался за реальность. Именно это (а не мое соучастие в том, что пытался сделать Линтер, и отчасти содействие его полудобровольной смерти) выбивало меня из колеи, именно это мне трудно было принять.
Меня поражает, что, хотя мы время от времени сетуем на неизбывность страдания, и жалуемся, что неспособны к высокому искусству, и впадаем в отчаяние или пытаемся что-то сделать взамен, мы погружаемся в самообман – выдумываем поводы для беспокойства, проникаемся мыслью, что на самом деле должны быть благодарны себе за ту жизнь, которой живем. Мы можем считать себя паразитами, сетовать на интриги Разумов, и тосковать по «истинным» эмоциям, «настоящим» чувствам, но мы при этом не учитываем самого главного и выдумываем небывальщину, воображая, что такое безыскусное существование возможно. Мы имеем лучшее. Альтернатива этому – что-нибудь вроде Земли, где, невзирая на все свои страдания, они, мучась от боли и смутной, неясной тревоги, выдают на-гора столько дряни – мыльные оперы, программы-викторины, книжную макулатуру.
Хуже того, между вымыслом и реальностью происходит взаимопроникновение, постоянная контаминация, которая искажает правду, стоящую за тем и другим, и затуманивает очевидные различия в самой жизни, классифицируя реальные ситуации и чувства согласно набору правил, составленных в соответствии с самыми устарелыми, надуманными клише, самыми привычными и общепринятыми глупостями. Отсюда и мыльные оперы, и те, кто пытается строить по ним жизнь, веря, что эти истории истинны. Отсюда и викторины, где идеалом считается посредственное мышление, а героем – тот, кто чуть приподнимается над остальными; Победитель…
Я думаю, у них всегда было слишком много историй. Они слишком уж разбрасывались своими восторгами и своей преданностью; грубая сила или острое словцо производили на них слишком сильное впечатление. Они поклонялись слишком многим богам.
Ну, вот вам история.
Похоже, дело еще и в том, что я не очень сильно изменилась за прошедшие годы. Сомневаюсь, что, напиши я это год или десятилетие спустя, оно сильно отличалось бы от того, что написано через сотню лет[30].
Но странно: прежние образы остаются с нами. За эти годы меня преследовало одно видение, один сон постоянно возвращался ко мне. Вообще-то, в некотором смысле это не имеет ко мне особого отношения, потому что я его никогда не видела… но оно тем не менее остается.
Я не хотела, чтобы корабль в тот вечер перемещал меня, как и не хотела ехать куда-нибудь подальше, где меня мог бы незаметно подобрать модуль. Черный автономник вынес меня из города – поднял в темном поле вверх прямо над Манхэттеном, над всем этим светом и шумом в темноту, тихую, как падающее перо. Я сидела на корпусе автономника, видимо все еще пребывая в шоке, и даже не помню, как попала в темный модуль, повисший в нескольких километрах над решеткой городских огней. Я видела, но не смотрела, я думала не о собственном полете, а о других автономниках, вероятно используемых кораблем на планете, – где они, что делают?
Я говорила о том, что «Своевольный» собирал снежинки. Вообще-то, он искал пару идентичных кристаллов. У него была – есть – коллекция; не дырочки или фигурные копии, а настоящие образцы ледяных кристаллов из всех частей галактики, в которых он когда-либо побывал и где была замерзшая вода. Он, конечно, каждый раз отбирает лишь несколько снежинок; хватать все подряд было бы… вульгарностью.
Думаю, он и сейчас не оставил свои поиски. Он никогда не сказал, что сделает, если обнаружит два идентичных кристалла. Не знаю, хочет ли он их найти на самом деле.
Но я подумала об этом, покидая сверкающий, урчащий город подо мной. Я подумала (и этот сон посещает меня до сих пор раз или два в год) о каком-нибудь автономнике, его плоском черном корпусе со звездным рисунком: вот он тихо опускается в степи или на кромку полыньи в Антарктике и аккуратно поднимает одну-единственную снежинку, отделяя ее от остальных, может быть, медлит, перед тем как покинуть это место, быть перемещенным или подняться в воздух, чтобы доставить свой крохотный, идеальный груз на корабль, оставляя в покое замершие долины или бескрайние ледяные просторы.
7. Вероломство, или Несколько слов от автономника
Ну, слава богу, это закончилось. Не буду скрывать, перевод был чрезвычайно труден, а бескомпромиссность Сма и подчас обструкция с ее стороны отнюдь не способствовали моей работе. Она часто пользовалась марейнскими выражениями, которые невозможно точно передать на английском без по меньшей мере трехмерной диаграммы, упорно отказывалась переписать или отредактировать текст, чтобы облегчить его перевод. Я сделал все, что мог, но не беру на себя ответственности за возможные неясности, которые могут содержаться в каких-либо частях текста.
Пожалуй, стоит отметить, что названия главок (включая вступительное письмо Сма и это заключение) и подглавок добавлены мной. Сма записала вышеприведенное как сплошной текст (можете вы себе это представить?), но я счел, что лучше его разбить на части. Название глав и подглав, кстати, являются к тому же и именами экспедиционных кораблей Контакта, изготовленных на фабрике «Инфраканинофил» на орбиталище Инан: эту фабрику Сма упоминает в третьей главе, не называя ее.
И еще. Вы заметите, что Сма имеет нахальство называть меня в своем письме просто «автономник». Я достаточно долго потакал ее старческой причуде, но теперь хочу сообщить, что на самом деле меня зовут Фохристивирл Скаффен-Амтискав Хандрахен Дран Изпью. Я не страдаю самомнением, и со стороны Сма безответственно предполагать, что моя служба в Особых Обстоятельствах – нечто вроде искупления давних грехов. Моя совесть чиста.
