Чёрный дембель. Часть 3 - Андрей Анатольевич Федин
Мотоцикл откликнулся на мой приказ, вздрогнул и медленно покатился навстречу стоявшей у дороги девчонке. Под его колёсами захрустели льдинки. Лена выключила почти погасший фонарик, бросила его на пол люльки. Из её рта, будто табачный дым, вылетали серые клубы пара. Чижик вновь замер, когда пятно света от его фары добралось до детских валенок. Я с трудом разжал уже почти превратившиеся в ледышки пальцы, выпустил руль. Справа от меня из прицепа вспорхнула Котова (легко и проворно, словно не замёрзла, и от долгого сидения в люльке мотоцикла у неё не затекли мышцы). Рванула к девчонке.
- Сергей, она вся дрожит! – воскликнула Лена.
Я слез с мотоцикла. На прямых ногах подошёл к присевшей на корточки рядом ребёнком Котовой. Почудилось, что земля подо мной слегка покачивалась.
Скомандовал:
- Лена, возвращайся в люльку!
Наклонился и подхватил девочку на руки. Она не сопротивлялась, посмотрела мне в глаза. Я видел, как шевелились её губы, но не расслышал ни слова.
- В люльку, я сказал!
Котова выпрямилась – легко, будто новенькая пружина. Шагнула было ко мне. Но я схватил её за плечо и развернул Лену лицом к мотоциклу, подтолкнул в спину.
- Бегом! – сказал я. – Не тупи!
И Котова действительно побежала. Я двинулся следом за ней; видел, как Лена ловко забралась в боковой прицеп Чижика. Вручил ей дрожавшую от холода девчонку.
- Держи её крепко, - велел я.
Накрыл ноги девчонок отцовским ватником. Котова склонила голову к лицу ребёнка, что-то прошептала. Я обошёл Чижика, забрался на его сидение.
Подумал: «Надеюсь, Коля ещё не уснул».
***
Я простоял на крыльце дома Уварова больше минуты, пока за дверью не раздались тяжёлые шаги: будто по доскам пола в мою сторону шагал закованный в тяжёлые латы рыцарь. Бормотавшая мне жалобы на свою жизнь пятилетняя девочка притихла, тоже прислушалась. Сейчас она казалась мне невероятно лёгкой, почти невесомой. Потому что я уже представлял, как накачу сейчас вместе с Колей «соточку для сугреву» и закушу её фирменными Колиными солёными огурцами. Подумывал и о том, что не мешало бы плотно поужинать (или позавтракать?), прежде чем повезу топтавшуюся сейчас у меня за спиной Котову обратно в Новосоветск.
Дверь резко распахнулась – я запрокинул голову, взглянул на выглянувшего из дома человека.
Примостившаяся под потолком веранды лампочка осветила лицо хозяина дома.
«Ну, точно мой приятель Коля из будущего, - в очередной раз подумал я, - тот, что станет депутатом».
- Здравствуй, Николай! – воскликнул я. – С Новым годом!
- Студент? – сказал Уваров.
Он тряхнул головой, моргнул – словно отгонял наваждение.
Коля перевёл взгляд на лицо моей ноши.
- Ниночка? – сказал он.
Я кивнул, большим пальцем указал себе за спину и сообщил:
- Там ещё Лена со мной пришла. Сейчас познакомитесь.
Услышал, как Котова смущенно откашлялась.
- Мы замёрзли, - сказал я. – Посторонись-ка, друг Коля.
Шагнул к Уварову – тот попятился вглубь прихожей. Завывания ветра под крышей дома остались у меня за спиной. Я вдохнул тёплый воздух; почувствовал запахи огуречного рассола, жареного мяса… и мандарин.
***
Расспросы Уваров оставил на потом. Я лишь вкратце сообщил Коле, что приехал сюда именно к нему: привёз новогодние подарки. Сказал: девчонку мы подобрали на дороге в сотнях метров от деревни. Ниночка продрогла на морозе – это Николай увидел сам, когда мы только вошли в дом. Он проводил нас в спальню, указал на покрытую периной кровать. Выслушал жалобы девчонки и её рассказ о том, что она пошла в Майское на поиски своего отца.
- Я этому кобелю!..
Коля не договорил. Потрогал лоб девочки – нахмурился.
Заботы о Ниночке я спихнул на Котову. Велел, чтобы Лена раздела девочку, укутала её в выданное Николаем тёплое одеяло и уложила на кровать. По ходу дела я узнал у хозяина дома, что Ниночка – дочь того самого участкового милиционера, в фуражке которого я в сентябре плавал в деревенском ставке. Девчонка уже не дрожала. Но я подстраховался: отправил Уварова за фельдшером. Велел Коле привести к Ниночке местного медика любым способом.
- Хоть силком её сюда тащи! - сказал я.
Николай кивнул и пообещал:
- Сделаю.
Он сообщил мне, где стоял чайник.
- М-да, - сказал Николай. – Хозяйничайте тут без меня. Скоро вернусь.
***
Расположением комнат дом Уварова походил на дом моих родителей. С тем лишь исключением, что «первую» и «вторую» гостиную не разделяла стена. Я прошёл в эту здоровенную гостиную, где дышала жаром натопленная печь (оставил Лену и Ниночку в крохотной комнатушке-спальне), согрел на печи в стареньком эмалированном чайнике воду.
Побродил по Колиной гостиной, пока закипала вода. Отметил, что именно здесь Уваров отмечал встречу Нового года – в одиночестве. На скромно сервированном столе помимо тарелок с закусками и бутылки «Столичной» я увидел фотографию в деревянной рамке. Коля мне её уже показывал, когда мы с ним в сентябре «разговаривали за жизнь».
На том фото я увидел молодую женщину. Снова подивился тому, как сильно женщина на фото походила на Маргариту Лаврентьевну Рамазанову. Причёска и разрез глаз, овал лица – в точности, как у Марго. Лица женщин различались лишь формой носа и полнотой губ.
«Уварова была бы сейчас на пару лет постарше Марго, - подумал я. – Коля говорил: его жена слегка картавила. И ещё: она, наверняка, не пахла французскими духами». От созерцания фото меня отвлёк нервно застучавший крышкой чайник. Я поставил рамку с фото рядом с бутылкой водки, подхватил со стола полотенце и поспешил к печке.
Прекрасно помнил: тот самый доктор, что рассказывал мне
