Бро - Валерий Петрович Большаков
— Помогите! Гори-им!
Соседнее окно лопнуло само — от жара, и наружу вырвалось целое полотнище огня.
— Пожар! Пожар! — заголосили почтовые работницы, толпясь на крылечке.
— Звоните «ноль один»! — рявкнул я на них. — Живо!
И бросился прямо в клубящийся дым. Он зверски щипал глаза, от чада першило в горле, а в голове прыгали строчки Маршака: «Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы в нашей столице…»
А то как же! Герой, все-таки…
Матерясь, я вломился в контору на первом этаже, где с визгом метались женщины, потеряв себя.
— Тихо! — гаркнул я. — На выход! Все!
— Тут документы…
— Да и хрен с ними, с документами!
Найдя, что искал — графин с водой, я намочил платок и кое-как увязал его, прикрыв рот. А глаза? Ничего, плакать полезно…
Ломанувшись на второй этаж со стулом наперевес, я вышиб окно на лестничной площадке — пусть хоть дым уйдет. Невозможно же! А со второго этажа на меня так дохнуло пламенем, что я даже присел — палящий накал был нестерпим.
— Твою ж ма-ать…
Прикрываясь локтем, я поднялся, и боком отворил дверь, натягивая на голову куртку. В дыму ничего не разглядеть, сквозь слезы отпечаталась чья-то тень — девушка стояла на четвереньках, кашляя и одурело мотая головой.
Я подхватил ее, и вытолкнул на лестницу.
— Вниз! Вниз!
— Там Лидия… — прохрипела девица. — Николаевна…
— Вниз!
Лидию Николаевну я отыскал на ощупь. Да что там — споткнулся о женское тело. Ничего, так, тело — крепкое, спортивное, хоть и не юное. Зато размер — четвертый, как минимум…
Занятый дурацкими мыслями, я поволок женщину к выходу, и тут меня едва не свалила дурнота — надышался всякого угара. Паника овладела мной, как огонь — иссохшими досками. Вокруг невыносимое пекло, а душу леденит ужас — я же здесь сдохну!
И вот именно тогда мне довелось ощутить мелкую гордость за себя — я не бросил Лидию Николаевну, спасая свою паленую тушку, а вцепился в женщину, как в родную, и потащил — мыча, жмурясь, ногой нащупывая дымящиеся доски.
За спиной с грохотом рухнули балки, и вихрь злых, больно жаливших искр ударил в спину, а я лишь вжимал голову в плечи, да сипел в сухой платок: «Ни хрена… Ни хрена…»
В голове мутилось от дыма и ревущего ада, я буквально вывалился в подъезд. Чувствую, как меня лапают сильные руки, как отбирают женщину, а я вцепился в нее, и ни в какую.
— Лида! — пробился сквозь серую мглу отчаянный крик. — Лидочка!
Я едва разглядел пожилого мужчину в черном костюме, с безумными глазами и трясущимися губами.
— Она? — еле вытолкнул я, уворачиваясь от деловитых пожарников, раскручивавших шланги.
— Лидочка! — возликовал человек в черном, и отнял у меня свое сокровище.
А я скинул тлевшую куртку, сорвал платок, и зашагал, нетвердо ступая. Мыслей — ни одной. Вообще. Просто иду — и дышу. Свежий воздух врывался в легкие, и муть покидала извилины.
Тут я углядел струю воды, пробившуюся из дырки в брезентовом шланге, и смыл копоть с лица. До левой щеки было больно дотрагиваться, да и руки я обжог.
— Молодой человек, молодой человек! — вокруг меня забегал пожилой доктор, смахивающий на Айболита. — Сюда, сюда… Леночка!
Вдвоем с медсестричкой они измазали мне пол-лица чем-то пахучим и жирным, подлечили руки. Я лишь тупо кивал — вслед за мыслями меня и силы покинули.
Краем глаза заметив суетившуюся Галку, машинально кивнул ей, и побрел домой. Забиться в нору, и отлежаться. Забыться…
Тот же день, позже
Приозерный, улица Ленина
Продышался… Если не гримасничать, щека не давала о себе знать. Да и руки… Ладони не пострадали. Так что не залег я, а засел.
За кухонный стол. И навернул, что бог в Аленкиной ипостаси послал. Силы помаленьку притекали, тонус молодого организма повышался. Голова, правда, раскалывалась, но это пройдет.
«Легко отделался, герой…»
Сейчас я не ощущал ничего особенного, кроме чувства сытости. Даже удовлетворения не испытал. Хотя… Я сдержанно улыбнулся, боясь побеспокоить обожженную щеку.
Как тот мужик обрадовался, обретя свою ненаглядную! Хоть бы жива осталась… Да нет, шевелилась вроде, стонала… Вот, тоже, натерпелась. Сгореть — не лучшая из смертей…
Покряхтывая, я перебазировался на диван — и выдохнул. Хорошо… Так бы и сидел. Незаметно задремав, проснулся от пронзительного звонка в дверь.
«Кого там принесло?»
Встряхнувшись, я поморщился — саднило. Часы показывали три. Ничего себе… Сиеста удалась.
Тяжело ступая, вышел в тесную прихожку, и открыл дверь.
«О-па!»
За порогом стояла Лидия Николаевна. Длинные рукава модного кардигана скрывали повязки, а обгоревшие волосы прятались под неизящной панамой. Брови с ресницами тоже пострадали, но тут помогли темные очки.
— Да, выгляжу ужасно! — зазвенел голос спасенной. — Сама знаю! А что делать? Ой, простите меня, ради бога! Говорю, что попало…
— Да вы проходите, — улыбнулся я. — Рад, что с вами всё в порядке…
— Если бы всё… — искренне вздохнула женщина. — Ох, опять я про себя! Вы… — из-под солнцезащитных очков блеснула слеза. — Ох…
— Это нормально, — мой голос смягчился. — Я сегодня тоже наревелся, дым все глаза выел!
— Спасибо вам огромное… Марлен, — с чувством вытолкнула Лидия Николаевна. — Если бы не вы, меня бы схоронили на этой неделе!
— Не скажу, что не за что, — улыбнулся. — А откуда вы меня знаете?
— Да там одна журналисточка… Так вас расписала! Мы с Кимом, вообще-то, планировали навестить вас вдвоем, но у него срочное совещание в горкоме…
— А-а! — осенило меня. — Так ваш муж — первый секретарь?
— Да-а, — с удовольствием подтвердила гостья. — Ким Вадимович Теплицкий! Он обещал скоро подъехать…
— Так… — задумался я. — А чем же угостить товарища Теплицкого? Сейчас, пороюсь в холодильнике…
— Ой, нет-нет, Марлен! — всполошилась Теплицкая. — Мы с Кимом просто так! Он вам очень, очень благодарен, и хочет… Ну… Как-то конвертировать свое «спасибо»…
— Лидия Николаевна… — начал я с ироничной улыбкой.
— Ой, только без «Николавны»! Отчество меня угнетает, намекая на возраст, а осенью — сорок пять!
— Лида — ягодка опять! — ухмыльнулся я. — Ладно, если Ким Вадимович проголодается, сварим пельмени. Лидия… Снимите-ка панамку.
Женщина слегка нахмурилась, но послушно, хотя и неохотно
