Бро - Валерий Петрович Большаков

Бро

Пролог

ПРОЛОГ

Пятница, 8 апреля 2022 года. Вечер

Нахабино, улица Институтская

Когда я учился в Питере, то не боялся. Вовсе не потому, что рос сильным и смелым. Просто не лез никто. Может, «город Ленина» и впрямь культурная столица?

А переехал в Москву, и началось…

С другой стороны, если подумать, сам виноват — надо было уступить тогда, не доводить до драки, но уж больно Жека с погонялом «Капо» выеживался, строил из себя мафиозного дона. Вот я и не сдержался, съездил по морде.

Я! Интеллигент вшивый, дрыщ конченный, опарыш розовый и прочая, и прочая, и прочая! Мог ли Женечка снести такое унижение от дрисливого задрота? Да еще на виду у всей шоблы?

Ответ отрицательный. И вот целую неделю «Капо» подкарауливает меня, чтобы отметелить или, хотя бы, поиздеваться вволю — сушит, так сказать, подмоченную репутацию.

А у рекомого задрота — особенная гордость. Он, видите ли, не желает домой возвращаться короткими перебежками, прячась и вздрагивая. Не-ет, как сойдет с электрички, так и шествует, будто на параде, всем гопам назло! И переезжать даже не думает. «Отступить? Ни за что!» Да ведь и в Нахабино я не просто так поселился — специально выбирал местечко, чтоб до работы быстрей. А в полицию заяву накатать? Ну, это же вообще моветон! Не по-пацански как-то…

Я кисло вздохнул. Пацан нашелся! Двадцать восемь придурку, а в нем всё детство играет. Инфантил…

Поежившись, я затянул «молнию» до самого ворота. Когда из редакции уходил, похолодало до плюс десяти. А вечереет уже, да и сыро. И ветерок зябкий порывами…

Темные призмы высоток, что выстроились вдоль Институтской, обсыпались желтыми искрами светящихся окон. Машины по улице шуровали сплошным потоком, то фарами слепя, то недобро калясь «стопами». А сверху наваливалась ночь...

— Эй! Ты чего так долго? — послышался глумливый басок «Капо». — Мы тебя уже заждались!

Я похолодел, ощущая тоскливую пустоту и липкие разливы страха. «Встречающие» вышли на свет, все четверо. Кряжистый, наголо бритый Борька. Тощий, жилистый Паха «Глузд» с ухмылкой типа «гы». Туповатый увалень по прозвищу «Слон», и мрачного вида «Дьяк». Эти двое ни разу ко мне не приставали, но и не вмешивались, курили в сторонке…

— Как же вы все достали! — неожиданно вырвалось у меня.

«Глузд» хихикнул, задирая брови, а «Капо», обминая губами сигаретину, лениво смазал кулаком, метя мне в челюсть. Я легко увел голову, и внезапно испытал некий внутренний взрыв — клокочущая ярость распирала изнутри, грозя разорвать в своем неистовстве. И тут же во мне родилось странное, пугающее ощущение чужого присутствия.

Описать это чувство вряд ли возможно. Мне вдруг показалось, что в мое тело вселился кто-то другой, сильный и умелый, а я просто мертвел от страха. Вскрикнул даже, но лишь задавленная хрипотца сорвалась с губ.

Сердце колотилось, как ненормальное, а меня всего, до отчаянья, до воя, захватывал накат безумия. Иное сознание теснило мое «Я», подавляя слабое трепыханье, но даже сквозь полуобморочный скулёж пробивалась ясность — чужой был добр.

И я, в момент наивысшего надрыва, перестал сопротивляться, мешать, метаться; притоптал ужас, как тлевшую траву. И мой кулак сжался, сокрушая челюсть «Капо». Сам хук прошел как бы мимо меня, уж слишком быстро изогнулась конечность. И тут же хлестко пробила нога, подсекая Женькино колено.

«Глузд» напал сзади. Мой локоть ударил за спину — грудину не проломил, но дыхание вышиб, а костяшки, продолжая движение, сломали Пахин нос.

«Слон», утробно мыча, решил вмешаться, и получил ногой в пах. Согнулся, болезный, хапая ртом воздух, а мое колено тут же расквасило ему губы. Могло бы и зубы в глотку вколотить, но зачем так-то, не пропорционально?

Я смутно помню жесткие подробности, моя трясущаяся натура жалась на грани потери себя. Лишь вспышки боли ошпаривали нервы. Нет, ответные удары не сыпались — это надрывались мои хлипкие мышцы, растягивались связки.

Всё схлынуло так же неожиданно, как и началось. Я — буквальным образом! — пришел в себя. Тяжело дыша, разминал дрожащие пальцы, слыша частые, удалявшиеся шаги — «Дьяк» счел, что пятый — лишний.

«Слон» трубно сморкался, стоя на карачках. «Капо» лежал на газоне, слабо водя разбитым лицом по бурой прошлогодней траве, а «Глузд» ворочался, сипло отпуская матерки. Да, кажется, я ему врезал ребром ладони по горлу — не сильно, а то так и убить можно…

«Я?!» — содрогнулось мое нутро.

Губы лишь вяло скривились — сил не было совершенно. Морщась и охая про себя, я заковылял домой. Идти было недалеко — за угол завернуть, и отсчитать три двери в парадные…

Лишь теперь до меня дошло, что у разборки хватало зрителей — с краю двора, где одинокий фонарь светил на коническую крышу беседки, разносился встревоженный девичий щебет. Студентки.

Они чуть ли не весь первый подъезд оккупировали, снимая квартиры втроем, а то и впятером. Мои губы раздраженно дернулись, но их тут же потянуло изогнуться улыбкой — в стайке второкурсниц я приметил Марину.

Она стояла вместе со всеми, и в то же время наособицу. Высокая, стройная, красивая до невозможности, девушка снилась мне. Я мечтал о ней, томился, но стеснялся даже смотреть в ее сторону. Может ли обычный смертный рассчитывать на благосклонность богини?

— Игнат! — окликнула Марина, и я обомлел.

Она позвала… меня?! Замерев, я растерянно смотрел, как девушка торопливо шла навстречу, чуть покачивая бедрами, как остановилась в каком-то шаге… Даже косой и резкий свет фонаря не портил изящные черты ее лица.

— Молодец! — с чувством вытолкнула Марина. — А то уже вконец обнаглели!

— Ну, да… — пролепетал я, растеряв все слова.

Издав еще парочку нечленораздельных фонем, побрел домой, кляня себя за позорную нерешительность и шипя от стыда.

«В кои веки Марина сама к тебе подошла! А ты, как последний дурак, изобразил то ли малую архитектурную форму, то ли бесформенный студень! Вот же ж идио-от…»

Застонав, я вошел в подъезд и утопил клавишу вызова лифта. Где-то в глубине шахты стронулась кабина, зашелестели, разматываясь, тросы. Грюкнув, откатилась дверь.

Я шагнул на пружинящий пол, и вжал кнопку «18». С деньгами туго было, пришлось покупать евродвушку на последнем этаже. Зато там потолки высокие, по три метра…

Ввалившись в прихожую, я угрюмо хлопнул дверью, и разулся. Тело болело по-прежнему,