Несознательный (СИ) - Каталкин Василий

Так, не верит, хотя этого следовало ожидать, пройдет немало времени пока мне удастся убедить его в обратном.

Мы стоим у окна вагона и смотрим на станцию Иркутск II. Хоть здесь и есть наш пункт назначения, сходить сегодня мы здесь не будем, едем дальше до станции Иркутск. Так повелось, сначала директор нового завода должен быть представлен городским партийным бонзам и только потом может заниматься своими делами. Можно ли было иначе? Да, но даром это не проходило, потом ни одного вопроса не согласуешь, а все через Москву решать не получится, поэтому хорошие отношения с местной партийной властью залог успешной работы. Ну а раз директор едет в центр, то и нам отклоняться нельзя, к тому же надо учитывать, что найти приличное жилье на первое время в Иркутске-2 мы не сможем, там его просто нет.

— Прошу обратить внимание, — беру на себя роль гида, зачитывая выжимку из информации, любезно предоставленной вычислителем, — сейчас мы находимся на станции Иркутск-II, бывшая станция Иннокентьевская, названа она была так в честь первосвятителя земли Иркутской Иннокентия I (Кульчицкого). Первый поезд прибыл на эту станцию 27 июля 1898 г. по одноколейному пути, вторая колея транссибирской магистрали была построена только к 1916 году. 14 декабря 1917 г. на станции Иннокентьевская сформировался Совет рабочих и солдатских депутатов Иннокентьевского района. В его состав вошли солдаты, железнодорожники, рабочие и мастеровые в количестве 79 человек. В исполком было избрано 15 человек от рабочих и 8 солдат. Совет осуществлял свои функции на территории Иннокентьевского района до 9 июля 1918 г. тогда здесь появились белочехи и колчаковцы. Советская власть была восстановлена только 10 февраля 1920 г. С апреля 1929 года, поселок Иннокентьевский стал именоваться Ленинским районом города Иркутска.

— Вижу, отлично подготовился, — подал голос директор будущего моторостроительного завода, — это хорошо. А что расскажешь по текущему состоянию района?

— По текущему состоянию пока ничего не скажу, — пожимаю плечами, — надо пробежаться по району посмотреть чего и как. Но вряд ли мне это позволят, район считается секретным, так что отловят меня на раз, а потом еще и осудят на пять лет расстрела.

— Пять лет расстрела? — Смеется он. — Очень интересное наказание, подарить лишние пять лет жизни своему врагу.

— Ожидание смерти хуже самой смерти, — извлекаю на свет сентенцию будущего.

Хрунов несколько секунд размышляет, а потом кивает в ответ:

— Да, это действительно так.

Вокзал Иркутска как всегда встречает пассажиров суетой, начало перрона завалено какими-то тюками и ящиками, там останавливаются багажные вагоны, сейчас профессиональные грузчики начнут тягать грузы туда-сюда. За свои баулы и ящики не беспокоимся, получать их будем потом в багажном складе, неизвестно куда все везти, а пока надо перебираться в город и искать жилье. После некоторой суеты выбираемся на площадку перед Ангарой позади вокзала и нанимаем телегу, пролетка нам не положена по статусу. А вот директор с главным инженером уезжают сразу, их здесь встречали ответственные товарищи, будем ждать их на площади Кирова, перед зданием горкома.

Иркутск я знал хорошо, жил некоторое время в этом городе. Но сейчас это другой город, совсем не похож на тот будущий, почти все дома вокруг одноэтажные, деревянные, очень мало мощено улиц булыжником и хорошо если дороги засыпаны щебнем, а то просто земля с промоинами в некоторых местах. Но заботу о горожанах видно, почти везде проложены деревянные тротуары, так что передвигаться по городу в дождливую погоду можно. Кстати, пока перебирались по понтонному мосту на другую сторону Ангары, посмотрел как строился глазковский мост, в то время он считался одним из современных сооружений. Да уж, картина неприглядная, еще не везде сняли опалубку с основных конструкций моста, торчат какие-то доски и обрывки проволоки. Из истории мне известно, что сейчас строительство моста ведется бешеными темпами и несмотря на такой вид, в ноябре этого года он будет сдан в эксплуатацию.

Удивительно, но многие из тех, кто строил это красивое сооружение, пострадают от репрессий 1937 года и основное обвинение, которое им предъявят, будет заключаться в том, что при строительстве допущены ошибки, в результате которых мост в скором времени разрушится. Знали бы залетные неучи из НКВД, и те «специалисты» которые выдали такое заключение, что мост без существенного ремонта простоит до двадцатых годов следующего века, и будет по-прежнему служить верой и правдой людям при нагрузке, которая втроепревысит расчетную. Впрочем, их вовсе не интересовало, как обосновать обвинение, главное чтобы оно было. А потом дойдет до того, что людей будут арестовывать просто по спискам проживающих, и арестованные даже не будут знать, в чем заключается их прегрешение. Конечно, все те «хозяева жизни», которые будут подводить людей под расстрел, со временем получат по заслугам, им вынесут точно такой же приговор, какой выносили они своим жертвам, однако людей уже не вернуть. Страшно, но такова наша история и лично мне ее не изменить. Основная задача, стоящая передо мной, просто выжить в условиях раскручивающегося маховика репрессий.

Когда выехали на площадь, я закрутил головой, и снова не узнавал Иркутска. Так-то понятно, что некоторые здания все-таки всплыли в моей памяти, но в целом картинка не складывалась, да и черт с ней, в конце концов, весь центр города со временем перестроят. Какое мне дело до этого?

Дмитрий Степанович появился примерно спустя два часа.

— Все, вот адрес, — махнул он перед нашими носами какой-то бумажкой с синей печатью, — временно размещаемся там. Ну а потом будем решать с жильем в Иркутске-II.

Жилая комната, которую нам выделили, оказалась в одноэтажном деревянном доме, это так называемый перемещаемый жилой фонд. Существовал такой в ведении горкома, гостиниц тогда не хватало, если они вообще были, вот и приспособились власти подгребать под себя жилье осужденных по политическим делам. Так-то на время перекантоваться там было можно, а вот жить вряд ли получится, временщики они и есть временщики, обустраиваться надолго не планировали, от того эти дома стремительно ветшали и приобретали нежилой вид. Но нам не до анализа причин, день оказался насыщен на события и впечатления, если говорить откровенно мы уже начали уставать, так что долго не думали. Женщины взялись за тряпки, чтобы привести комнату в приличное состояние, а Горшков отправился обратно на вокзал за вещами, ибо хоть здесь и присутствовало что-то по описи, но в количестве недостаточным для проживания семьи.

Что касается директора и его свиты, то они решили разместиться в военном городке, который находился в районе Иркутска-II. Вот только я прекрасно знал, что этот военный городок хоть и находится в одном районе с ремонтным заводом, но добраться от него до завода та еще задача — место болотистое, пусть прямая дорога существует, но летом она мало подходила для проезда. В нормальный вид ее приведет авиазавод тридцать девятом году, причем каждый год ее будет корежить по весне и придется вбухивать сотни кубов гравия, только в пятидесятых годах, когда сверху отсыпки положат бетонные плиты, эпопея ежегодного ремонта дороги закончится. Так что придется им либо делать большой крюк по берегу Ангары, километров семь, либо, так же как и мы использовать регулярное движение по железной дроге.

Утром чуть свет, поднялся вместе с Дмитрием Степановичем, он едет знакомиться с заводом, ну и я при нем, ибо его благополучие — мое благополучие, и отпускать его в свободное плавание я не намерен. Думаю, на заводе сейчас должен твориться беспредел, наверняка срочно демонтируется оборудование, которое должно остаться на месте и маскируется на железнодорожных платформах под хлам. По крайней мере, любой хозяйственник, если он действительно хозяйственный должен это делать. Наша задача поймать его за руку и заставить вернуть все на место, что будет совсем не просто, одна надежда, на звание Хрунова, только его полномочий для этого будет достаточно.