Господин Изобретатель. Книги 1-6 (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич

Ошарашенный таким напором, титулярный молчал и только открывал рот. Потом он налил себе стакан воды, залпом выпил, как водку и произнес:

— Забирайте своего брата и чтобы духу вашего здесь не было, изобретатели.

Он позвонил, вошел городовой, титулярный сказал ему что-то и через пару минут появился испуганный Иван.

— Да, а заявление мое подпишите и приобщите другой экземпляр к делу.

— Не будет никакого дела, — сказал титулярный и порвал бумаги. — С лавки печати снимут и шелк ваш вернут.

— Спасибо, господин советник, только будет лучше, если мы вместе выйдем из отделения и вы скажете журналистам, что по навету был задержан честный купец. Но, следствие во всем разобралось и освобождает его. А дальше я поблагодарю вас как сторонника прогресса и цивилизации, настоящего патриота, от лица русских изобретателей. Думаю, что так всем будет лучше, а то эти журналюги-акулы пера придумают небылиц, по своему обыкновению.

Так оно и случилось. Едва наша троица показалась на крыльце, тут же пыхнули пара магниевых вспышек (я заранее оскалился) и десяток журналистов стали наперебой кричать:

— В чем вина купца? Правда ли что он торговал контрабандным товаром из Царьграда? Говорят, что шелк сделали два русских химика?

— Господа, успокойтесь, — сказал я. — Вины купца 2 гильдии и почетного гражданина никакой нет, шелк был покрашен в Москве и не является контрабандным товаром из Царьграда. Кстати, Царьграда тоже нет, есть пока только Стамбул. Русские химики, одним из которых являюсь я, сделали не шелк, а краску для шелка красивого пурпурного цвета. Цвет этот имели право носить только царьградские базилевсы, пурпур был очень дорог, поэтому пурпурный шелк и назвали "царьградским", но, если хотите, мы переименуем его в "русский". Англичане сделали химический пурпур, но мы, русские изобретатели, превзошли их, используя передовую русскую науку. Наша краска более красивая, в чем многие имели честь убедиться. Вот и сейчас рубаха на мне из этого шелка и то, что краску сделали мы, может подтвердить не менее десятка свидетелей. На краску подана заявка на привилегию.

Наша доблестная полиция оперативно провела следствие и установила невиновность купца. Интересно было бы узнать, кому выгодно затирать русских изобретателей или это обычная зависть конкурентов к удачливому купцу — оговорить его и сломать его дело? Вот вам тема для журналистского расследования: кому выгодно затирать русских предпринимателей, негоциантов и изобретателей? Не правда ли, господин советник? — обратился я к титулярному.

— Да, это правда, — выдавил из себя чиновник, покраснев как рак, — купец не виноват, а наши русские изобретатели в очередной раз аглицкую блоху подковали.

Мы наняли извозчика и поехали домой

По дороге братец Иван, вместо того, чтобы благодарить, стал упрекать меня в том, что я рекомендовал ему назвать шелк "царьградским", и из-за этого его чуть на каторгу не упекли. Возразил ему, что все, что я сказал для его освобождения, а именно, что шелк покрасили русской краской и красильщики сделали это в Москве, мол, допросите свидетелей — он мог бы сказать и сам. А то, что у него документов на товар нет — так это его вина, любой может обвинить его, что товар краденый и ничего с этим не поделать. Где бумаги-то, купец? И, вообще, гони деньги сейчас, оказывается, товар давно покрашен и продавался, а ты мне заливал, что его только красят. Нажился на мне, а еще брат называешься… Всё, гони 2000 целковых и разбежались, гонорара за защиту не прошу, а надо бы, аванс учтен при расчете. Попрошу наличными и сегодня! И не надо заливать, что товар не до конца продан, ты, может, специально решил последний аршин придержать, а так уже пять раз на мне цену своего шелка отбил и давно в прибыли, даже с непроданным остатком.

— А ты откуда знаешь? — открыл рот простодушный Ваня.

— Сорока на хвосте принесла. В полиции сказали. Так что, если мне задержишь оплату, я им скажу, что выгородить братца хотел, а так, контрабандный шелк-то, документов нет, вот и решили покрасить, чтобы замаскировать и быстро продать. Так что пойдешь ты, любезный братец, по Владимирке, гремя кандалами, аж на остров Сахалин. В общем, так, жду денег до вечера, а потом не отвечаю… В полиции с тебя больше стрясут — сумму-то они знают.

Кто не спрятался — я не виноват.

По возвращении домой на меня набросилась маман, ругая последними словами.

Из потока слов выходило, что я подбил на аферу простодушного Ваню и довел его до тюрьмы. Что я неблагодарная скотина и сколько со мной ни возятся, толку от меня нет. Службу я потерял, работать не хочу, нового места не ищу и сижу у нее на шее. Герман, немчура проклятая, сбил меня с толку и я с ним занимаюсь подозрительными опытами и она не удивится, если выяснится, что я связался с бомбистами.

Я не стал говорить ни слова в свое оправдание, прошел к себе в комнату и, не раздеваясь, лег на постель. И где Шурка, что-то, ни при визите к деду, ни в полиции я его не ощущал и он никак себя не проявлял, сидел тихо, как мышь под веником. А ведь мог бы помочь в разговоре с полицейским, а так это был только мой экспромт и не уверен я, что здесь можно было бы опротестовать дачу показаний под давлением и отказаться от них в суде. Где была юридическая поддержка? Тут я сообразил, что чувствую какое-то всхлипывание в голове.

— Саша, ты что, плачешь?

— Зачем они так, шеф!? Я ведь все знаю! Вы правильно все делали, я бы так не мог, и у деда и в полиции. Но я никогда не думал, что Иван и, особенно, матушка так поступят — обвинят меня во всех грехах, хотя сами не безгрешны, совсем наоборот. То, что Иван гуляет и проматывает деньги, я догадывался. То, что матушка живет совсем не по средствам — тоже. Но дать мне пятачок на свечку, когда я все деньги, до копейки, отдавал ей — это слишком. Она на свои наряды десятки рублей тратит, а то и сотню в месяц может отдать, не задумываясь. После того как дом и лавки продали, деньги утекли как сквозь пальцы, и не на долги, там меньшая часть была, а большая часть вырученных от продажи денег — вообще неизвестно куда делась. При этом прислуге уже за полгода не плачено, а там на двоих всего-то десятка в месяц при столе и жилье, а что за жилье, ты и сам знаешь — темный чулан. В продуктовой лавке, у булочника, мясника и молочника — везде мы должны, все берем под запись.

Выезд свой держим, как же, неуместно купцу 2 гильдии ездить на извозчике. А Генриху, магистру, дворянину и кавалеру, значит, уместно? Как же, Иван — второгильдейский купец, а взнос в гильдию отдавать нечем. Да вы с Генрихом просто вытащили из долгов Ивана, у него нечем платить не только взнос, но и приказчикам, и на закупку нового товара денег нет. И шелк-то действительно, то ли краденый, то ли контрабандный, поэтому и бумаг на него нет никаких. Но это не отцовский, как думали полицейские, Иван его позже купил по дешевке, это он так сказал, что потратил полторы тысячи, там если треть от этого за краденый-то шелк и была. Вот Иван купил его задешево, а продавать боялся, припрятал и испортил — пожелтел он и, если бы не покрасить, то без бумаг его лучше было бы просто сжечь, чтобы не попасться. Но Иван, он — жадный, и как ты предложил покрасить, да еще так красиво, он и ухватился сразу обеими руками, недаром сразу пять сотен аванса отвалил. Я такого даже не ожидал, видать, крепко его приперло, даже не с долгом в гильдию, это так, отговорка. У него все дело разваливается: из последних, наверно, денег дал — за соломинку ухватился, как утопающий. И нет бы век быть благодарным, он еще орать стал на тебя и обвинять во всем, когда ты из тюрьмы, считай, его вытащил, а не просто из долгов.

— Вот тебе и раз! Вот это скандал в благородном семействе. Я, значит, спасал торговца краденым, помогая ему сбывать товар. Саша, а предупредить меня раньше ты не мог? Мы ведь тоже рисковали, а за что, вернее, за кого — за дурака Ивана?

— Мне Ивана было жалко…

— А теперь жалко?

— Теперь — нет.