Юрий Волошин - Зеленые холмы Винланда
А его сын Орм нанес смертельную рану жителю поселка, от которой тот скончался. Я требую сурово наказать молодого Орма! Он не посчитался с той дружбой, которую к нему питал усопший Тьодольв. Я надеюсь на вашу справедливость, люди и старейшины!
Годи сел. Раздался одобрительный гул приглушенных голосов. Но большинство поняли – годи не все сказал, что должен был, да и не так, как было. Ждали, что скажет законоговоритель. Тот ждал, что люди станут высказываться. Те молчали, не решаясь открыто принять ту или иную сторону.
– Ну что ж, – начал Маркус негромко. – Мы слышали обе стороны, но лучше, если выскажутся и другие, свидетели случившегося. Говорите, люди, но коротко и ясно.
– Я скажу! – вперед выступил распаренный бонд из сторонников годи. – Можно дальше не разбирать дело! Все и так ясно! Где это видано, чтобы сосед не помог соседу! Такого никогда у нас не водилось! Пусть продает, что имеет лишнего! – Бонд оглянулся, ища у публики поддержки. Но та молчала, ждала.
– Кто еще может сказать в защиту или оправдание спорщиков? – спросил законоговоритель.
И тут… Да это Ленок! Торопливо расталкивая локтями плотно стоящих людей, прорвался вперед.
– Мы… Я тут человек новый… – начал он, перхая от смущения. Все-таки речь чужая, хоть и освоенная. – У нас в Новгороде тоже случаются споры. Так вот я хочу сказать, что тут ваш уважаемый годи не все так молвил, как было дело. Да и не все сказал. А разгон овец и отравление собак? Это чьих рук дело? А Орм что, он на улице ранил приятеля? Тот поджог устроил. За это руку надо отнимать! Да в темноте Орм и не мог видеть, кто покусился на его добро! Да и в этом ли дело? Вор должен понести наказание. Он его уже понес. Остается узнать, по наущению кого он это делал? Вот о чем надо говорить! – Ленок низко поклонился законоговорителю и, красный от волнения и духоты, протиснулся назад.
Маркус с интересом слушал сбивчивую речь Ленка и что-то спрашивал у сидящих рядом. Лицо оставалось непроницаемым и спокойным.
– Дайте мне сказать! – выступил бонд из ближнего хутора. – Наш новый поселенец мог говорить. Тинг никого не лишает слова. Но он недавно был рабом. А я скажу, что Торгейр плохо поступил и нуждается в поучении, но и Тьодольв получил по заслугам.
После этого народ стал говорить охотно и многословно, хотя и мало по существу дела.
Маркус слушал и хранил каменное спокойствие. Наконец сказал:
– Уважаемый народ Брейдифьорда! Я выслушал многих со вниманием. Мне не раз приходилось разбирать подобные случаи, и не так уж трудно определить здесь правого. Но мы не будем строго судить вас, люди. Нарушитель законов «Серого гуся» сам получил надлежащее наказание и не нуждается в людском суде. Наш уважаемый годи, конечно, виноват, но не так сильно, чтобы отстранять его от почетного места в вашем фьорде. Он, думается, и сам понял свои ошибки. Торгейр вправе сам распоряжаться своим товаром, и тут мы ничего ему не можем предъявить. Надо смириться и забыть. Орм, убивший вора, не может быть судим строго. Можно его изгнать на год или полгода из фьорда, но это сами решите. Я не советую. А теперь, с позволения спорщиков, приглашаю всех на обед. И пусть у вас всегда будет мир и согласие. Готовьте столы, люди!
Его пространную речь многие не все толково поняли. Но приняли почтительно, с чувством благоговения, как проповедь. И – повалили на воздух. Там журчала ручьями весна, в воздухе гоготали запоздавшие косяки гусей, а море фьорда глухо ворчало, облизывая скалистый берег.
– Ленок у нас скоро станет местным законоговорителем, – ткнул Сивел говоруна кулаком в бок.
– Ого, он еще Маркуса переговорит! – одобрительно поддержал Белян. – Только освоится малость. Он еще покажет!
– Да запросто! – воспрянул Ленок.
– Ну-ну, ну-ну. Начальник справный из тебя уже получился, – намекнул Белян.
– А чего? Природа, она такая! Где в одном месте убавит, там в другом прибавит.
– Сам понял, что сказал?
– Не-а! Но умно, а? Так умно, что сам не понял. Это, дадут боги, токмо через сто и сто лет кто-нибудь повторит и поймет. А как же!
* * *
Примирение враждующих сторон в поселке встретили с облегчением. Надоела вражда. Перестали косо смотреть друг на друга, опять стали добрыми друзьями и товарищами. Хотя осадок, конечно, остался. Остался осадок, что ж. Ну так не баламуть его зазря, вот и незаметно будет, что он вообще есть.
Торгейр часть леса продал соседям, объявив во всеуслышание:
– Лес предназначался для Гренландии. Туда снаряжаю судно. Там он еще нужней. Ну и, конечно, дороже продать можно. Ртов в эту зиму было много, а накормить всех надо было.
* * *
Отшумела буйная весна. Стаяли снега, туны буйно зеленели свежими всходами трав. Хейди покрылись мхами и пестрели разноцветьем под лучами почти не заходящего солнца.
Бонды все были поглощены заботами об урожае и скотине. На сон оставалось часа четыре-пять.
И тут руки свободных моряков-гостей Торгейра пригодились как нельзя лучше.
Торгейр всячески оттягивал отплытие судна, а работ не уменьшилось. Часть моряков, занятая ремонтом судна, постоянно возилась на борту и выходила в море на лов рыбы.
– Неохота думать об отплытии, – сказал как-то вдруг Белян, разгибая спину и обтирая пучком травы косу. – Мне б тут остаться. Тихо и вольготно, а там и домой сладим когда-нибудь.
– Домой хорошо бы, – мечтательно молвил Ленок, теребя промокшую от пота рубаху.
– Но, видно, мало молимся богам. Хозяин отряжает нас с Ормом в западную страну. А там, сказывают, такой холод, что кровь стынет в жилах.
– Люди везде живы будут. Да и не на все время туда. Авось боги соизволят вызволить нас с того острова.
– А Сивел даже рад вроде. Молодшие завсегда мало думают о жизни.
– Да ты всего на год с небольшим и старше брата!
– Не в годах дело. Головой он молод. Кровь играет. Удоволить себя хочет. Непоседа.
– Я и того хуже! Мне и вовсе на одном месте не сидится.
– Вот ты его и сбиваешь с пути.
– Да какой же тут путь, сидьмя сидеть? Молодые еще, мир увидать охота. Почто бухтишь? Судьбу не переиграешь. Здешняя старая богиня судьбы Норна властвует над народом до сих пор. А мы своих богов и подзабывать стали. Придется поминки готовить здешней – она ближе, да и среди чужих людей состоять будем.
– Крамольные речи ведешь, Ленок! Негоже свое забывать! Так и пращуров своих позабыть можно.
– Тут ты верно изрек. Пращуров забывать не след. А и многих из них мы помним? Мы не князья, у нас род короткий. Я вот деда своего и то почти не упомню, а дальше и того темней. Где уж нам!
– То и плохо. А тут каждого предка помнят и чтят. Сколько колен прошло от заселения, а каждый своего помнит и чтит. Нам поучиться тому не стыдно. А то и нас, поди, никто добрым словом не помянет.
– Не, нас еще помнят. Но вскорости могут, конечно, и забыть. Вот родители наши богам души отдадут, и тогда, почитай, никто и не вспомянет…
С хутора просматривалось море и едва видные черточки рыбачьих лодок. Ветер холодил взопревшую спину. Белян поправил на голове ремешок, удерживавший светлые длинные волосы, и налег на косу.
* * *
Поселок и хутора вокруг жили мирно и в трудах, но случались и небольшие встряски, когда на короткое время языки снова перебирали весенние тревоги времен тинга.
Орма не изгнали из поселка, но ему постоянно приходилось опасаться мести родичей убитого Тьодольва. Нет-нет да случались неожиданные выпады в его сторону. То камень просвистит у виска, то свалится ведро с водой на голову при входе в дом к соседу, то кто-то собак натравит. Орм постоянно ходил с палкой и ножом.
Торгейр решил отправить сына на самостоятельное дело в Гренландию. Там много дел найдется, а тем временем здесь страсти поутихнут.
– Сын, – сказал Торгейр, – ты до сих пор без семьи. Уходишь далеко, без жены будет плохо, да и не по нашим правилам. Готовься к свадьбе. Невесту тебе уже подобрал. Будет хорошей хозяйкой.
Спорить бесполезно. Да и зачем? Сердце Орма было свободно. И какая, по сути, разница, кто туда вселится. Тем более что Орму все равно – в Гренландию. А там любая жена люба.
Как только окончились первые работы на полях и управились с сенокосом, Торгейр назначил день свадьбы.
Хеге, невеста Орма, рослая рыжеватая девушка с соседнего хуторка, смущалась и краснела веснушчатыми щеками. Свадьба прошла скромно. Дела не ждали и требовали сильных рук. Да и на пиршество Торгейр особо не расщедрился. Надо еще окупить расходы на зимовку людей, на предстоящее отплытие в Гренландию.
Так дотянули до августа. И только собрав жатву и управившись с основными работами, Торгейр распорядился: пора!
Годи Ари отслужил короткий молебен, исполняя обязанности священника.
Моряки же украдкой бросали щепотки соли в воды фьорда, шептали старинные заклинания старым богам, крестились и одновременно шептали молитвы богу морей и морских стихий Ньорду, прося у него малую толику удачи.
