Олег Мазурин - Убить отступника
А Вы, напротив, гораздо лучше их…
Признаюсь еще раз: я Вас люблю. Моей привязанности и страсти восемь лет, и оно только крепнет изо дня в день. Вручаю свою судьбу в руки провидения, и с нетерпением ожидаю Вашего ответа.
Ваша Д***
Голевский, ошеломленный неожиданным признанием, чуть не выронил его из рук.
«Она меня любит! Она меня любит!!! Лю-ю-бит!!!»
Он был готов повторить это слово тысячи раз. От него так сладостно замирало сердце. Говорят, что лучшее средство от несчастной любви – это новая сердечная привязанность. Может быть. Но зарубцуется ли старая сердечная рана? И надолго ли новое счастье? Исчезнет ли оно завтра или продлится целую вечность? Но что завтра будет – неважно! Важно, что в этот день и этот час он счастлив!
Голевский воздел руки к небу. Счастливая улыбка не сходила с его сияющего лица.
«Благословляю судьбу за ее промысел! Благодарю за любовь!» – Он был готов сойти с ума от любви к Даше.
Ведь она его любит!
Любит!!!
Лю-ю-ю-бит!!!
* * *Пока Голевский наслаждался неожиданным счастьем, Диктатор спешно вызвал к себе в особняк Максимилиана. Глава тайной полиции тотчас же примчался к главнокомандующему. Разговор тет-а-тет происходил в роскошном кабинете, обитом пурпурными французскими обоями, обставленном античными статуями, бюстами, дорогой мебелью. В голосе Диктатора чувствовалась обеспокоенность. Уловив это, Максимилиан изобразил на лице участие:
– Что-то случилось, мой Диктатор? Я вижу, вы чем-то встревожены.
– Да, случилось…
– Осмелюсь спросить, что же-с?..
– Наш человек из тайной канцелярии донес, и это подтвердил другой наш достойнейший брат – брат Катулл, ты его знаешь…
– Конечно, знаю.
– …Что некто Александр Голевский, капитан лейб-гвардии Московского полка, кстати, бывший член Северного общества, а также лучший друг ныне покойных Изменников, по поручению Бенкендорфа едет с секретной миссией в Белояр…
Максимилиан встрепенулся, брови его изумленно изогнулись.
– Белояр?! Вот так петрушка!
– Да, Белояр. Голевский едет туда, но с какой целью, зачем, для чего, наш человек не знает, и это, признаться, меня тревожит. Бенкендорф – хитрая лиса. Как ты думаешь, зачем тот отправляет в столь далекое путешествие гвардейского офицера?
– Осмелюсь предположить следующее, мой Диктатор. Генерал отправляет офицера, чтобы узнать тайну гибели Изменника № 1. Вдруг он проговорился еще кому-то…
– Катилина передал нам мемуары с верным человеком, и я лично их сжег, это бесспорный факт. Но мне все равно не нравится эта мышиная возня. А вдруг что-то произойдет, вдруг что-то отыщется, появится? Этот агент будет проезжать города, где есть наши ячейки, наши братья. Он будет как ищейка вынюхивать и искать наших людей. Совершенно недопустимо, чтобы из-за какой-то мелочи все наши планы рухнули. Ведь в скором времени наступит Великий День.
– Да, это верно.
– Так что присвоим ему имя… имя… имя… Допустим, «Отступник». Он же предал идеалы революции, значит «Отступник», – Максимилиан согласно кивнул. – И займемся им вплотную.
– Слушаюсь, мой Диктатор.
– Поезжай за ним и сделай так, чтобы он никогда не вернулся в Петербург. Ни при каких обстоятельствах. Отступник должен умереть. Заодно проверишь наши поволжские, уральские и сибирские филиалы, их готовность к Великому Дню, финансовое состояние, отвезешь деньги тем нашим ячейкам, кто нуждается в средствах на подготовку революции. Срочно вызывай на всякий случай Буковскую из Парижа. Пусть займется Голевским, она-то, если что, выведает у Отступника все его тайны и покончит с ним…
– Слушаюсь.
– Я отпускаю тебя в поездку. Действуй.
– Есть, мой Диктатор. Отступник далеко не уйдет. Его остывшее тело скоро привезут в столицу. У меня уже возникла неплохая мысль. А что если для начала им займется центурион Фабий, и тогда нам не придется вызывать Буковскую из Франции. Черт с ней, с этой целью миссии, может и не стоит нужды узнавать ее, а просто убить этого гвардейца и дело с концом!
– Фабий? – оживился Диктатор. – Отличная идея! Это решительный малый. Я в него верю. Пускай он возьмется за дело. И тогда Отступник будет обречен, у него не будет ни единого шанса на спасение. Да, пусть это будет брат Фабий – это хорошо придумано.
– Так точно, мой Диктатор, – довольно заулыбался Максимилиан. – Отступнику, так сказать, отступническая смерть.
– Это верно. Ступай, разыщи Фабия. Как сделаешь дело, доложи мне.
– Есть! – радостно воскликнул Максимилиан и, круто развернувшись на каблуках, вышел из кабинета.
Он был вполне горд собой. Придумать такую простую и вместе с тем эффективную комбинацию – это не каждому под силу. Какое же это наслаждение – разрушать коварные планы врагов, опережать их, иногда на шаг, на полшага, строить против них интриги. Он всегда должен быть на высоте. В любой ситуации, при любых обстоятельствах.
Он – хищная птица. Безжалостная, кровожадная. Если он не будет ею, то его братья не победят, и не наступит Великий День.
И Максимилиан с двумя верными людьми отправился в Ахтырский гусарский полк.
…Диктатор довольно потер ладони. Прав Максимилиан. Разрубить Гордиев узел! Нет человека – нет проблемы. Если граф выбрал именно Голевского для тайного поручения, значит, оно весьма важно. И, возможно, гибельно для Союза. Голевский – достойный враг, которого надобно уничтожить. Необходимо уничтожить. Ради Великого Дня.
* * *И вот наступило утро 1 октября. Среда. Точка отчета для гвардейского капитана Голевского. Небо нахмурилось, посерело, подул неприятный холодный ветер. Поплыли, зашуршали вдоль улицы стайки желтых и багряных листьев. Пора было собираться в дорогу. В трудное и далекое путешествие.
Вчера Снетков привез Голевскому в конверте оплаченную подорожную. Капитан вскрыл пакет и увидел напечатанные строчки:
«Объявителю сего (далее вписано красивым почерком) капитану лейб-гвардии Московского полка господину Александру Голевскому из состоящих в ведомости Почтамтов двенадцати лошадей от Санкт-Петербурга (снова вписано) до Красноярска и обратно со всех почтовых станций без наималейшего замедления и остановки давать за указанные прогоны почтовых лошадей во уверении сего при подписании Почт-Директора, с приложением Санкт-Петербургской Почтамта печати, дана сия подорожная». Сбоку, рукой главного почтмейстера России написан номер подорожной. Внизу, той же рукой – «Сентября», «30-го» и печатными буквами «дня 1831 года». Бумагу удостоверяла печать столичного Почтамта и витиеватая подпись почт-директора.
– Вот и славно, поручик, – сказал Голевский.
Снетков протянул ему еще четыре конверта.
– Что это, сударь?
– Этот конверт с красным сургучом – дозволение посетить могилу Боташева, другой – разрешение на двухмесячный отпуск, в третьем – особый бланк, выданный начальником всех сибирских почт для быстрой подачи лошадей на станциях, а в четвертом – две тысячи рублей на непредвиденные расходы. Деньги выделены из Казенной палаты, в коих по возвращению следует дать отчет. Сударь, вы понимаете, что мы не можем вас сопровождать открыто, с казаками или жандармами. Миссия весьма секретна.
– Понимаю.
– Но за вами будет тайно ехать наш человек, жандармский поручик Фокин в партикулярном платье, а с ним еще двое наших агентов, переодетые в слугу и кучера. Поручика вы узнаете по тайному паролю. А пароль таков. Начинает он первый. Вопрос: «Сударь, вы не из Петербурга, кажется, лицо мне ваше знакомо». Вы отвечаете: «Нет, я из Москвы, но в Петербурге я жил когда-то, на улице Морской». Он: «Вот как, а я жил на Невском». Запомнили?
– Да.
– Также будете общаться с помощью писем и записок. На бумаге в верхнем правом углу будет надпись по латыни стоять «Dum spiro, spero!»[4] Так же вы, если хотите предать Фокину письменное донесение или сведение, то тоже указывайте в условном месте условный девиз. Оставлять на тех почтовых станциях, где побывали, на имя господина Уварова. Уяснили, сударь?
– Вполне, поручик.
– Секретные депеши относительно вас мы разослали по городам, где вы проследуете. У Фокина будет на руках ордер от имени графа с правом арестовывать любого, на кого вы укажете как на заговорщика. Поручик будет слать нам курьерами известия из каждого города, где вы остановитесь. Так что его превосходительство будет всегда знать о ваших передвижениях и возможных успехах.
– Хорошо. Завтра же я отправляюсь в путешествие.
Снетков доброжелательно посмотрел на капитана. Слова прозвучали вполне искренне.
– Удачи вам, капитан. Храни вас Бог.
– Спасибо.
Вот что было вчера. А сегодня поутру Голевский написал письмо своей тете о том, что надолго уезжает и оставляет все на управляющего Аристарха. Тетя уже собирается в Петербург, но видимо, не суждено им свидеться после многомесячной разлуки. Увидятся после вояжа, если все будет благополучно. Не забыл написать Александр и краткое послание своему брату. Сын Кузьмы по-мальчишечьи шустро сгонял на городскую почту, отнес письма. Игнат помог Голевскому собрать чемодан, Александр Дмитриевич взял шкатулку, любовное признание Даши, Евангелие, с десяток любимых книг. Подошел к иконе. С надеждой взглянул на лик божий.
