Дмитрий Янковский - Голос булата
– Сейчас их увидим на фоне моря. – шепнул старик. – Коль ухо меня не оболгало, так их человек пятьдесят, не боле.
– Ну вот, а Вы говорили тысяча! Зря сруб городили.
– Вот балда… – фыркнул Зарян. – Тут и со срубом полсотни конников попробуй, останови. Ладно. Как увидишь первых, запаливай стрелу и стреляй в бочку с маслом.
Конский топот усилился, вскоре показались темные фигуры воинов.
– Я их вижу. – шепнул Микулка. – Могу стрелять. Жалко масло палить, может опосля?
– Верно кажешь… Стреляй в первых, когда я скажу, но огонь держи наготове, а то они нас с боков обойдут – не заметим.
На светлом фоне моря замелькал уже десяток теней.
– Эй, урус! – донеслось от сруба. – Зачем дорогу портил? Как проехать теперь?
– Я вас в гости не приглашал! – зло крикнул Зарян. – Да вы все за одним столом и не поместитесь!
– Мы постоим, урус, мы не гордые. Дашь пройти, говорить будем. Сам каган Кучук говорить будет.
– Я с его холопами уже говорил сегодня. Небось надолго кагану запомнится.
– Какой ты злой, урус! Хочешь воевать? Давай будем воевать.
В частокол звучно ударила стрела с булатным острием, стреляли на звук, без прицела. Тут же справа от дороги раздался треск веток и истошный предсмертный крик – сработали колья в овраге.
– Обходят, басурмане… – злобно сказал старик. – Стреляй, больше ждать нечего.
Микулка холодея от страха натянул лук и выстрелил в ближайшую к срубу фигуру. Попал в голову, воин повалился с коня без звука, как мешок набитый травой. Старик дважды выстрелил куда-то влево, в густую темноту, но оттуда, к немалому удивлению паренька, раздались два хриплых вскрика. Им вторили жуткие крики справа.
– Обходят… Запаливай бочку!
Микулка взял стрелу обмотанную тряпицей и, подпалив от головни, выстрелил в масло. Вскоре весь сруб охватило жаркое пламя, разлилось вширь, заскочило на близких всадников. На дороге началась паника. Печенеги кричали, метались, тушили горящих. Вся округа была освещена ярким желтеющим светом, облетевший лес был виден насквозь. Старик пускал стрелы по идущим в обход, Микулка валил всадников за пылающим срубом. Крики усилились, казалось, что в ужасе и боли кричал сам лес.
– Бей по ногам, по рукам! – посоветовал старик. – Меньше загубишь, но суматохи прибавится, крик раненных испуга врагам добавит, а невредимые язвленных будут из боя выносить. Нам меньше стрелять.
Микулка подивился боевой премудрости, но припомнил, стал бить в незащищенные ноги и руки.
Когда из-за гор поднялась луна, стрел почти не осталось, но первую атаку русичи отбили. Печенеги оттаскивали со всех сторон орущих и визжащих раненных, по лесу метались обезумевшие от крика и огня кони.
– Хорошо стреляешь, урус-батыр! – донеслось из-за сруба. – Как успеваешь так быстро? Но нас много, урус, всех стрелять стрел не хватит! Давай сдаваться, урус. Каган Кучук тебя убивать не будет, не бойся!
– Пусть ваш каган идет к Ящеру! – ответил старик. – Или к шайтану своему… И под хвост его целует. Сами сдавайтесь, пока целы!
Микулка морщась облизывал большой палец на левой руке, в кровь разбитый тугой тетивой. Из-за сруба к избе протянулись две огненно-дымных нити и в крышу вонзились пылающие стрелы. Паренек испугался было, но крыша была сырая и стрелы сгорели без всякого толку.
Печенеги обстреливали их долго, метали в темноту, наугад, подпаленные стрелы, подожгли частокол, но Микулка залил его водой.
– Боятся за сруб вылезать. – объяснил старик. – Но есть способ их выманить. Как снова стрелы в частокол полетят, ори как резаный, пусть думают, что ранили кого-то.
В бревна ударили несколько стрел и Микулка закричал, словно занозу под ноготь загнал, старик громко завыл и заохал. Печенеги повалили из-за сруба аки тараканы, продирались сквозь лес слева от дороги опасаясь страшного оврага с кольями. Огонь почти угас, занялись просохшие бревна, но горели вяло, зато луна ярко освещала лес серебряным блюдом.
Микулка с натугой выпустил несколько стрел, пальцы горели содранной кожей, мышцы ныли невыразимой усталостью. Старик молотил из лука, как туча градом, словно не ведал устали, только кряхтел и посапывал в темноте. Лес снова отозвался криком и стонами, печенеги остановились, выпустили целую тучу стрел и ринулись обратно за сруб.
– Урус! – заорали с дороги. – Хватит людей губить! Ночью печенег дороги не знает, а днем мы тебя обойдем и с горы расстреляем как куропатку. Уходи лучше сам. Гнать не будем.
– Куда им гнать… – зло прошептал старик. – Они ночью в лесу шаг сделать боятся. Микулка, сколько осталось стрел?
– В моем колчане с десяток.
– И у меня пяток. Значит расстреляли чуть меньше сотни. Если даже четвертой стрелой в цель попадали, то осталось басурман не так много. Вот и кричат. Но следующей атаки нам не сдюжить, стрел мало. Будем уходить, схоронимся в лесу, а потом потихоньку будем их изводить.
– И что, все добро оставим? – с горечью спросил Микулка.
– Они его не тронут. Съесть все сразу – лопнут, а портить не станут, самим сгодится.
– А грамоты… – паренек чуть не расплакался. – Сколько грамот остается! Сожгут ведь…
Из-за сруба показались двое печенегов, махали руками, подавая знаки. Микулка со злости скрипнул было луком, но старик удержал его за плечо.
– Погоди! Пусть скажут чего хотят.
– Эй, урус! – устало крикнул один из вышедших. – Не стреляй, урус! Каган Кучук приказал воинов уводить. Ты победил, батыр. Но каган Кучук знает месть, он тебя воевать до смерти будет. Он тоже батыр.
– Завсегда рад! – не высовываясь за частокол крикнул Зарян
Из-за сруба раздался удаляющийся конский топот.
– Кхе… – старик уселся прямо на землю. – Никак сдюжили. Спасибо Богам!
Микулка присел на корточки, оперевшись спиной в частокол.
– Неужто ушли… – прошептал он, обтирая рукавом пот со лба. – Не верится.
– Добро, коль не верится. – усмехнулся Зарян. – Не могли они все уйти. Появился печенег – жди подвоха. Знать нашли способ со спины нас обойти.
Они замолчали, вслушиваясь в безмолвие леса. Безмолвие было мнимым, зыбким как лунный свет. То дерево скрипнет, то птица ночная захлопает крылами, а с берега слышно морянок, это они на луну плачут.
– Лешака не чую… – задумчиво произнес дед. – А коль печенег в лесу, Леший всегда неспокоен. Но нет никого. Если только…
– Что, дед Зарян? – забеспокоился Микулка.
– Леший вне леса просто быть не может. И начихать ему на то, что вне леса деется. Ежели печенежская рать НА ДОРОГЕ собралась, все и будет тихо. Да только это ведь печенегам знать неоткуда. Неужто русич какой им насоветовал? Увидал бы такого, мозги б его на траву выплеснул. Хуже нет лиха, чем предательство.
– С дороги они нам не навредят… – неуверенно сказал Микулка. – Сруб помешает.
– Это, конечно верно, – кивнул дед, – но мысли их нам неведомы. Что замышляет басурман?
– Может и впрямь, просто ускакали к себе?
Со стороны сруба раздался глухой удар. Дед и Микулка вскочили на ноги и прильнули к бойницам. Тишина… Ни конского топота, ни криков, только лес шумит, играясь ветром. Под черным небом со светящейся дыркой луны разлилось сырое туманное безмолвие.
Снова удар, треск, надрывный бревенчатый скрип. И снова тихо.
– Бечева!!! – воскликнул старик и подхватив с земли оставленный Микулкой топор метнулся к срубу.
Паренек рванул следом, только ветер в ушах засвистел, мигом догнал старика, выхватил у него топор и первым подскочил к срубу. Он успел обрубить одну из пяти туго натянутых веревок, но остальные скрипя от натуги сорвали бревенчатый сруб с продольных бревен и унесли в темноту по дороге. Бревна скакали как живые, грохотали друг о друга, чавкали по размокшей грязи.
– К коням привязали! – ужаснулся Микулка. – Сейчас попрут… Как тихо все сделали, поганцы!
– Не кисни! Кати последнее масло из чулана, а я лампу из избы принесу. Не жалей, лей прямо у сруба. И пошире, через весь гостинец.
Микулка спотыкаясь вытащил из чулана бочонок, покатил к месту, где некогда стоял сруб. Там Зарян уже ждал с зажженным светильником. Паренек вышиб топором крышку и разлил густое золотистое масло в грязь, в тот же миг услышав дробный топот двух десятков коней.
– Палите, дед Зарян! – крикнул Микулка, отскакивая с топором в сторону.
Чадное пламя занялось через всю дорогу, пылавший бочонок покатился на юг, пугая подскочивших коней. Дед Зарян затерялся в дыму и в тот же миг налетела конница. Со свистом и улюлюканьем печенеги налетели на стену огня и многие кони, испугавшись пламени, не стали прыгать через раскаленную реку, рванулись назад, роняя седоков в шкворчащее масло. Но с десяток конников прорвались к избе и теперь кружили по поляне, выискивая врага, остальные спешились и обходили огнь слева.
Черный угарный дым заволок всю округу, луна скакала в смрадных клубах как сумасшедшая, крики печенегов и ржание коней смешались в жуткую песню боя. Микулка остался совсем один. Он стоял с топором в руке, освещенный желто-красным огнем, чумазый и страшный как нав, озирался затравлено и просто не знал что делать. А вокруг засвистели невидимые во тьме стрелы.
