Алексей Фомин - Спасти империю!
– Слушай, Нин… По молодости вроде у тебя способности были…
– Какие еще способности? О чем это ты говоришь? – Нина Федоровна сразу и не сообразила, о чем завела речь ее подружка.
– Ну, помнишь, мы гаданием занимались… Ну, когда еще незамужними были… И ты тогда Аньке Басовой парня приворожила. Помнишь? Кстати, моего Толика тоже ты мне нагадала. Ты еще тогда рассказывала, что дар ясновидения тебе бабка передала. Помнишь?
Нина Федоровна покачала головой и грустно улыбнулась. Ах, молодость, молодость… Каких только чудачеств и глупостей не наделаешь за эти короткие и прекрасные годы! Она действительно вспомнила. Было такое. В их девчачьей компашке она считалась кем-то вроде доброй колдуньи. Вернее, девки-подружки так считали, а она старалась поддерживать этот неожиданным образом возникший имидж. Началось же все с обычной поездки к бабушке в деревню, в Калужскую область. Когда они с матерью приехали туда на пару дней, бабушка лежала. Прихворнула немножко по-стариковски. Ночью, когда мать уже крепко заснула, бабушка подняла Нину.
– Мне, – говорит, – Нина, помирать скоро.
Бабушка выглядела как обычно, и это ее заявление, так же как неожиданная сегодняшняя хворь, казалось не очень удачной шуткой.
– Это ты, бабушка, брось, – замахала на нее руками Нина, – ты еще лет сто проживешь.
– Тсс… – Бабушка приложила указательный палец к губам. – Мать разбудишь… Нет, Нина, я тебе точно говорю. Мне совсем немного осталось, я чувствую.
И на этот раз Нина ей поверила безоговорочно. Уж больно серьезное лицо у нее было в этот момент.
– Может, я что-то могу для тебя сделать, а, бабуля? – забеспокоилась шестнадцатилетняя Нина.
– Можешь, – абсолютно серьезно сказала бабка. – Я, Нинуль, ведьма. И умирать я буду долго и мучительно. Страшно буду умирать. Потому как заменить меня некому. Последняя ведьма в роду – я. Не обучила никого себе на смену. Мать твоя наотрез отказалась ведьминскому ремеслу учиться, а потом и вовсе в город подалась. Я все надеялась, что ты подрастешь до такого возраста, когда с тобой говорить серьезно можно будет. Чтобы ты, значит, о разговоре нашем матери ничего не сказала. А как мы договорились бы, стала бы ты ко мне на каникулы приезжать да подольше задерживаться… А закончила бы школу – и пожила бы у меня с полгодика-годик. Глядишь, я бы тебя всему, что сама знаю, и научила.
– Я согласна, бабушка, – зашептала шестнадцатилетняя комсомолка, – учи меня. А маме я ничего не скажу.
– Поздно, Нинуля, поздно. Смерть уже близко. Научить я тебя ничему уже не успею, но помочь мне ты все-таки можешь.
– Как, бабуля? Как тебе помочь?
– Дар ведьминский перенять. – Сказав это, бабка пристальным испытующим взглядом вперилась в Нину.
– Конечно, бабуля, конечно, – заторопилась Нина. – Я готова. Что нужно делать?
– Ничего не нужно, – спокойно ответила бабка. – Руки дай…
– Вот… – Нина протянула к ней свои тоненькие девчачьи руки.
– Но, Нинка, смотри… – неожиданно бабушка заговорила строго, даже грозно. – Дар этот не игрушка. Ты должна будешь тоже передать его вместе со всеми знаниями и умениями, которые накопишь, девочке из твоего рода либо сиротке, которую ты воспитаешь. Понятно?
– Понятно…
– Давай руки.
Бабушка стиснула ее ладошки своими натруженными, грубыми руками. Нина почувствовала, как тепло заструилось через ее ладони. Ее затрясло, как от озноба, и она потеряла сознание.
Утром она проснулась как ни в чем не бывало и даже не сразу вспомнила о ночном разговоре. Весь день они с матерью толклись на огороде, сажая картошку, а вечером уехали в Москву. А через три дня им принесли домой телеграмму, в которой сообщалось о бабушкиной смерти.
Какое-то время Нина не чувствовала ничего необычного, но где-то через полгода (они тогда уже были в выпускном классе) во время девчачьих посиделок у кого-то на квартире речь зашла о будущем и о мальчиках. И кто-то из девчонок предложил погадать. Вот тогда-то, во время этого гадания, Нина и почувствовала, что обладает некой силой.
В оставшееся до выпускного время она изображала из себя гадалку и предсказательницу, что немало способствовало подъему ее авторитета среди подруг. Школа сменилась заводом, потом было замужество, рождение сына, и о бабкином даре Нина как-то подзабыла. Если он и проявлялся, то только в делах семейных. Нина Федоровна всегда знала в каждый конкретный момент, где находятся ее муж и сын и чем они занимаются. Обманывать ее было бесполезно, да они после нескольких неудачных попыток и не пробовали.
А потом ее поставили контролером на сварочный участок. И тут, на беду местным халтурщикам и бракоделам, оказалось, что дефекты в сварочном шве она чувствует лучше, чем магнитный дефектоскоп. Прибор говорит «хорошо», а Нина Федоровна – «плохо». А продукция их все-таки в космос летала. Здесь, если есть хотя бы малейшие сомнения, никто не заставит принять брак. Скандал вышел огромный. Привезли новейший сверхчувствительный французский дефектоскоп, и он подтвердил – Нина Федоровна права.
Через несколько месяцев после этого случая ее вызвали в партком. К ее огромному изумлению, ожидал ее там совершенно незнакомый человек по фамилии Ракитин. С этой вот встречи и началась ее работа в разведке.
Покачав головой, Нина Федоровна вновь улыбнулась.
– Ой, Галя, это же было детство. Мне нравилось изображать из себя добрую фею, а вы это поддерживали, подыгрывали мне.
– Нет, Нина, ты не говори. И Анька Басова получила парня, которого желала, да и мой Толик… А твой рассказ про бабку-ведьму… Это тоже была игра?
– Ну да…
– Жаль… – Галина была расстроена и даже не думала скрывать это.
– Да в чем дело-то? – удивилась Нина Федоровна. – Что у тебя приключилось?
– Понимаешь… Шурик, внук мой… Он влюбился.
– Сколько ему лет?
– Двадцать второй…
– Ну и здорово. А когда же еще влюбляться, если не в двадцать два?
– Ты не понимаешь, Нина… Все не так просто. Ведь сейчас такие времена… Все эти миллионеры, олигархи… В наши времена такого не было. А Шурик влюбился в директрису фирмы, в которой он сейчас работает. А она – кру-та-я, как нынче говорят. Понимаешь? Она даже и не подозревает о его существовании, а он страдает. Боже мой, Нина, как страдает мальчик… Он за последние два месяца на восемь килограммов похудел! Нет, в наше время такого и в помине не было! И быть не могло!
– Не говори, Галка, – возразила Нина Федоровна. – Если бы твой Толик был не сыном простого советского инженера, а мажором, у которого папа в ЦК заседает, он бы тоже в нашу с тобой сторону и головы не повернул. И никакие привороты не помогли бы…
– А Толик и не смотрел в мою сторону, пока ты не наворожила, – уверенно заявила Галина. – Вот я и прошу тебя, Нина, помоги моему Шурику.
– Прям и не знаю, Галка… – Нина Федоровна всплеснула руками. – Никогда я ничем таким не занималась. Не умею я этого, понимаешь? Кривлялась тогда в детстве перед вами, дурочками… Может быть, тебе, Галка, лучше к настоящим колдунам-магам обратиться? Вон… В каждой газете их объявления.
– Мошенники они все. Если и есть кто нормальный, то как его определишь? Потому и прошу тебя.
Отказываясь, Нина Федоровна нисколько не кокетничала. Она действительно никогда не занималась ничем подобным. Разве что в юности… Но тогда это было кривляньем чистой воды. А привороженные мужья, о которых все твердит Галка, – это, скорее всего, обычное совпадение. Конечно, если бы бабушка обучила ее в свое время… Но та не успела ее ничему обучить: ни обрядам, ни каким-либо заклинаниям, ни прочим ведьминским методам и инструментам. Она лишь передала ей свой дар. И похоже, что именно благодаря этому дару Нина Федоровна сегодня умудряется проникать в сознание любого человека и манипулировать им, как ей заблагорассудится. Она бы и с Галкиной просьбой справилась шутя, будь она рядом с Лобовым, могущим ввести ее в соответствующее измененное состояние сознания. Но Лобова нет рядом. И это-то и есть главная причина, по которой она здесь находится. Поначалу Нина Федоровна думала воспользоваться Галкиным домашним телефоном и оставить Лобову сообщение об обстоятельствах, в которые она попала. Но уже здесь, слегка поразмыслив, решила все-таки этого не делать. Вдруг это игра, вдруг ей лишь кажется, что она освободилась от слежки… Но тогда она может подставить Лобова. Нет, она не будет ему звонить. Она дождется, пока тот, кто устроил эту слежку, как-то проявит себя. А уж там будет видно.
– Ладно, Галка, – согласилась Нина Федоровна, – давай попробуем. Но я тебе честно говорю: я этого не умею. Так что делать будем вместе. Совместными усилиями, значит. Фотография его у тебя есть?
– Конечно, конечно, Ниночка, – захлопотала обрадовавшаяся Галка. – Конечно, вместе… Конечно, есть.
Перед Ниной Федоровной легли на стол две фотографии. На одной – поясной портрет молодого человека. На второй – выходящая из черного лимузина женщина. Второй снимок – явно любительский, и сделан он исподтишка, без согласия изображенной на нем женщины. Нина Федоровна поводила над ними ладонью. Шурик Пудовалов – хороший, чистый мальчик. В меру ленив, но добр. Не семи пядей во лбу, зато честен и по возможности исполнителен. Без черных помыслов и устремлений. Чего не скажешь о соседствующей с ним особе. Такая бешеная жажда власти, что у Нины Федоровны даже ладонь защипало. Двадцать восемь – двадцать девять лет, умна, целеустремленна, неразборчива в средствах, буквально помешана на деньгах и своей карьере. Вернее, прежде всего на карьере и власти, а уж деньги для нее так… Прилагательное. И еще… Что-то еще почувствовала Нина Федоровна, сканируя эту фотографию. Она потерла ладони друг о друга и встряхнула их.
