Руслан Мельников - Тевтонский крест
Он осекся. Округлившиеся глаза панночки пол ли на лоб, высокая грудь ходила ходуном.
— Кто?! Я?! Я должна готовить еду?! Тебе?! Mужлану?! Ты вообще знаешь, с кем разговариваем русич?!
— Хорошо, давай знакомиться, — усмехнулся Бурцев. — Меня зовут Вася.
Разгневанная девушка, казалось, вот-вот задохнется от волнения. Однако, когда очень хотела, панненка умела справляться со своими чувствами. Сделав в собой неимоверное усилие, полячка сглотнула клотавшую ярость и заговорила ледяным тоном Снежной королевы:
— Слушай внимательно, Вацлав…
— Вацлав?
— Так я тебя буду называть…
— Да хоть горшком! — Он пожал плечами. Вацлав так Вацлав. Пожалуй, с польским именем ему здесь даже проще будет.
— Я весь — внимание!
Девица, казалось, не уловила иронии:
— Перед тобой, презренный смерд, дочь покойного малопольского князя Лешко Белого. Имя мое — Агдлайда Краковская.
Слова эти панночка произнесла с таким видом, бу то ожидала, что он сию же секунду бухнется ниц. A не дождетесь, ваше княжеское высочество!
Бурцева за малым не стошнило от великосветской напыщенности собеседницы. Такой тон и такие реч уместны где угодно, только не в сгущающихся лесны сумерках. Эта Агда… ох и имечко — язык сломаеш. Эта изнеженная девица конкретно выводила его из себя. И в конце концов вывела. Пожалуй, не помешает сразу расставить все точки над «i». Во избежание дальнейших недоразумений…
— Значит, так! Теперь ты слушай внимательно, Аделаида, — так тебя буду называть я.
Она дернулась, но смолчала. Сочла ниже своего достоинства пререкаться с простолюдином? Ладно, лишь бы не перебивала.
— Во-первых, — продолжил он, — мне требуется твоя помощь. Поскольку никогда раньше в ваших землях я не бывал и о происходящих тут делах имею весьма смутное представление. Ты же нуждаешься во мне еще больше. В одиночку и без охраны такой расфуфыренной дамочке долго не протянуть. Тебя схватят татары или разбойники. Или сожрут… ну, например, волки.
Полячка стоически молчала, поджав губки.
— Или лесные крысы!
Агделайда-Аделаида вздрогнула. Ага, проняло! Бурцев понятия не имел, жили ли в старопольских лесах крысы и нападали ли они на людей, но сейчас это не важно. Главное — припугнуть молодую стервозную особу с замашками капризной поп-звезды. Страх обычно делает людей сговорчивыми и покладистыми.
— И во-вторых, что вытекает из «во-первых»… Здесь, в лесу, мы с тобой на равных, княжна. Твой титул в этой глуши — ничто. И поэтому, хочешь ты того или нет, но определенную часть работы выполнять тебе придется. И работы грязной. Так что лучше не упрямься, а займись ужином.
— Я лучше умру! — вскинула подбородок полячка.
— Валяй, — с деланным равнодушием махнул рукой Бурцев. — Одному мне будет проще, чем с паразитом на шее. Найду себе другого спутника.
Бурцев сделал вид, будто собирается уходить.
И вот тут Аделаида его удивила. По-настоящему. Она разревелась.
Только что перед ним стояла высокомерная гордячка, а теперь размазывала слезы по лицу обиженная девчоночка-тинейджер. Ну, и что с такой делать?!
Бурцев тяжело вздохнул. Ладно, проблемы лидерства и распределения обязанностей будем решать позже. За провизией в повозку княжны он полез сам. Распрягал и стреноживал лошадей Бурцев тоже в одиночестве — под непрекращающиеся всхлипы молодоq полячки.
Глава 13
Много времени на готовку не потребовалось. Миксер на колесах, в который Бурцев поневоле превратил княжеский «экипаж», уничтожил почти все запасы, смешав продукты с пылью и грязью. В пищу годились лишь несколько лепешек да головка сыра, удачно запутавшаяся в чистом платье Аделаиды.
Когда Бурцев вылез наружу и разложил перед княжной нехитрые харчи, полячка наконец перестала хлюпать носом. Но есть с земли наотрез отказалась. Пришлось изваять из слетевшего колеса, подушки и более-менее чистой тряпицы некое подобие стола.
Ели в полном молчании. За неимением воды закусывали лепешки и сыр снегом, который и растопить-то было не в чем. И что хуже — не на чем: с огоньком тоже возникли проблемы. Василий не курил, потому спичек и зажигалок в его карманах сроду не водилось. А походные костры для княжны разжигали кнехты и слуги.
Бурцев, правда, старался выбирать снежок почище. Но весной даже самый чистый снег достаточно грязен, чтобы на зубах неприятно похрустывало. Трапеза получилась явно не с княжеского стола. Аделаида поначалу воротила нос от скудного ужина, однако в итоге умяла большую часть уцелевших припасов.
Теперь полячка не выглядела расстроенной и повеселела настолько, что сама возобновила прерванную беседу:
— Я до сих пор ничего не знаю о тебе, русич Вацлав. — Она старалась говорить по-прежнему надменно, но скрыть любопытства не смогла.
«Женщины — они везде одинаковы», — глубокомысленно заметил про себя Бурцев.
— Что именно тебя интересует, княжна?
— Все то же. Кто ты такой? Я уже поняла, что не рыцарь. Может быть, дружинник? Нет, вряд ли… Воины из княжеских дружин тоже обычно придерживаются законов чести. По крайней мере, при общении с дамами.
Намек понятен. Опять начинаются лекции об этикете?
— Скорее всего, ты кнехт, отбившийся от отряда, — продолжала рассуждать княжна. — Или дезертир. А что, очень даже возможно!
Ее лобик, на котором уже вскочила небольшая шишка, хмурился от умственного напряжения. Высочество изволит думать вслух, причем ничуть не интересуясь реакцией объекта своих дум.
— Или ты разбойник? Много ведь сейчас лиходеев развелось. Или просто мужлан, вообразивший себя невесть кем?
Да, проницательностью дочь этого, как его… Белого Лешки явно не блистала.
— Не угадала, княжна.
— Так кто же ты?
— Отряд милиции особого назначения. Слыхала о таком?
— Милиция? Мужицкое ополчение, что ли? — поджала губки полячка. — Ну, конечно, я так и знала!
Бурцев раздраженно сплюнул:
— Все, хватит болтать, Аделаида, спать пора. Завтра подъем до зари, так что лезь-ка ты в свою телегу, княжна. Я чуть попозже лягу.
Это «чуть попозже» он намеревался растянуть часов до четырех утра. Бурцев не лгал, когда говорил Аделаиде, что преследователи не станут искать их ночью, — он действительно так думал. Переться вслепую по непроглядной тьме лесной чащи, рискуя сбиться с дороги и заблудиться, воины в масках не станут — авось, не идиоты. Но и беспечно завалиться дрыхнуть в незнакомом лесу тринадцатого века тоже неразумно. Мало ли кто здесь шастает кроме татар. Аделаида упомянула про разбойников-лиходеев. Эти могут знать местные дебри как свои пять пальцев. И опять-таки волки. Крысы…
Бурцев заметил, что Аделаида вовсе не спешит забираться в повозку.
— В чем дело?
— Ты тоже ляжешь спать, Вацлав?
— Лягу, конечно.
— В повозке?
— Да, да. Не переживай, княжна. И не жди меня — устраивайся поудобнее. Поверь, в твоей телеге опасаться нечего. Все татары уже баиньки. Волки туда не залезут, да и крысы не доберутся. Спокойной ночи…
Ну, что еще?!
— Как ты собираешься спать, если у тебя нет меча?
— Гм… Я же сказал, здесь безопасно. Можно спокойно ложиться даже без оружия и…
— А что же тогда будет разделять наше ложе?
— Не понял?
Бурцев удивленно захлопал глазами, а Аделаида вспыхнула так, что пунцовость ее лица можно было разглядеть даже в сгустившемся мраке.
Через несколько секунд Бурцеву пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не расхохотаться. Ну конечно! Аделаида успела начитаться рыцарских романов или наслушаться бредней трубадуров. Помнится, странствующие рыцари, вынужденные ночевать под открытым небом со спасенными в походах красавицами, клали обнаженный меч между собой и своей спутницей. И тем самым якобы блюли верность даме сердца, а заодно — невинность случайной попутчицы.
— Не боись, княжна, малолеток не обижаю! — усмехнулся Бурцев.
«Хотя не такая уж ты и малявка… — Он еще раз кинул взглядом вполне созревшие формы девушки, шределенно, барышня уже вышла из возраста лолит.
— Малолеток? — недоуменно переспросила полячка. — Это что?
— Ну, дети. Или почти дети.
— Мне уже семнадцать лет!
— Рад за тебя. И все-таки детское время кончилось. Лора спать.
— У тебя нет меча, Вацлав, — снова заупрямилась Аделаида. — И спать с тобой на одном ложе я не стану.
— Предлагаешь заночевать мне в снегу и грязи? Здорово придумала!
— У-те-бя-нет-ме-ча… — отчетливо, с артикуляцией логопеда, повторила полячка.
Ох уж этот дурацкий рыцарский обычай! Если изголодавшийся по женской ласке здоровый мужик или баба, годами томившаяся в застенках какого-нибудь злодея-чародея, изнывают от страсти, то какой прок от клинка, пусть даже с бритвенно-острым лезвием? Перемахнуть через него на другую половину ложа — дело нехитрое. А если, к примеру, благородного рыцаря вдруг угораздило освободить из сарацинского плена целый гарем, то каким количеством колющего оружия он должен запасаться на ночь, дабы огородить каждую красавицу? Вероятно, меч на ложе имел исключительно символическое значение. Но почему бы для подобного символа не приспособить какое-нибудь подручное средство? Кинжал Аделаиды или стрелу из ее колчана? Хотя нет, оружие пока лучше держать при себе, не оставлять в пределах досягаемости взбалмошной девчонки. Мало ли что ей почудится спросонья. Тут нужно что-нибудь побезопаснее.
