Степан Кулик - Новик, невольник, казак
Серко достал трубку (обычную, из груши или бука!) и набил табаком. Прикурил от свечи. Затянулся.
– А почему разбойник тебе доверился, как думаешь?
– Наверно, больше некому было… – вместо кормчего ответил Полупуд. – Я всю ватагу видел. Такие морды… родную маму продадут. Узнав о ценности чего-то небольшого, вполне могли попытаться украсть и сбежать. А чтоб их не догнали – днище байдака прорубить.
– Да, – согласился Типун. – Василий верно подметил. У Ворона тот еще сброд под рукой был. Каждый своего атамана стоил. Чужую жизнь забрать, что свечу задуть. А уж если хороший куш зачуют – друг другу глотки перегрызут. Только Ворона и боялись. Знали, что вожак нелюдь пострашнее их самих. К слову, из тех четверых, что на веслах сидели, только один снисхождения заслуживает – Антип Куцый. На нем невинной крови нет. Остальных давно черти ждут.
– Понятно. А ты, Семен, значит, не такой… Аки агнец… – словно осуждающе произнес Серко. – Но все же Ворон тебя к себе принял и доверие оказал. Не странно? Может, не о доверии речь, а о проверке?
Ни Типун, ни Полупуд к такой трактовке событий готовы не были и лишь переглянулись растерянно.
– Гм… да… Умеешь ты, Иван, спросить… – пробормотал кормщик, усердно скребя затылок.
Я негромко кашлянул в кулак, привлекая внимание. Влезать без спросу в разговор старших не по чину, можно и чубуком по лбу схлопотать, но если сами спросят… Спросили.
– Говори, ворожбит… – ухмыльнулся кошевой. – Не мнись, как девка на выданье. Не на раде… За столом у каждого голос имеется.
– Ты, батька, усомнился, а я так смекаю… У Ворона и без Типуна душегубов полная пазуха. Хорошего кормчего найти, да еще такого, что от правосудия прячется и к ватаге разбойной пристать готов – задача посложнее. А если вспомнить стоимость груза, который тати в Кызы-Кермен везли, то даже без дополнительных тайн атаману надо было хорошенько подумать, кого за кормило садить.
Серко только крякнул одобрительно. Ну, а Полупуд с готовностью вцепился в ус.
– Разумно говоришь… Что еще прибавить хочешь?
– Если Ворон ключ этот ценил больше тысячи мушкетов, то я думаю… надо его по назначению доставить. Тем более, разбойник подсказал, как это сделать, не вызывая подозрений, оставив оружие и огневой припас себе.
– Сдурел?! – чуть не подпрыгнул Полупуд. – Прости его, батька! Петрусь дюже умный хлопец, но крепко в голову ушибленный. Иной раз мудрее библейского старца, а иной раз такое сморозит, что ни в тын, ни в ворота.
Но кошевой лишь бровью в его сторону повел, угомонись, мол, – а сам с меня глаз не спускает.
– И почему же столь ценную вещь мы сами должны врагу отдать? Ну-ка, объясни. А то я и впрямь в толк не возьму.
Был бы я дома, апеллировал бы к логике, но здесь, боюсь, это не прокатит. Не принято в этом мире желторотым соплякам, вроде меня, крови не видевшим и пороха не нюхавшим, на слово верить. Покуда делом не докажут, что доверия достойны. Значит, придется прибегнуть к методу более действенному. Суеверию…
– Видел я…
Полупуд, показывая кроки[11] Сафар-бея, в общих чертах рассказал и о моих возможностях зреть будущее, выпадая в транс. Что, к слову, совершенно никого не удивило. Так что выдвинутое объяснение ложилось в легитимную канву.
– Когда о битве османов с ляхами у той крепости рассказывал…
– Под Хотином? – уточнил Серко.
– Того не ведаю, батька атаман. Я в тех краях никогда не бывал, поэтому узнать местность не могу. Описал лишь увиденное. А уже Василий решил, что это Хотинская твердыня.
– Ладно. После еще раз расскажешь. Мне… Поглядим, смогу ли и я с такой уверенностью опознать. А покуда продолжай.
– Перед картиной битвы… было мне еще одно видение. Коротенькое. Потому и забыл о нем, насмотревшись на то, как страшно гибли польские гусары. А когда ключ в руке подержал – вспомнил. А видение такое… Дверь в подземелье… Длинный-длинный коридор… Темный и сырой. И по нему словно многотысячная стая крыс идет. Тишина жуткая, только за спиной коготки скребут да лапки шуршат… Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… А когда оглянулся – увидел, что это не крысы. Потому что над ними факелы горят. А из полутьмы глаза блестят. Много глаз… И доспехи. Я испугался и бросился бежать. Потом подземелье пропало, а я увидел бой…
Вроде складно получилось. Никто не перебивал. Дали даже напиться, ждали продолжения. Теперь можно и к логике переходить.
– Вот я и думаю… А что если Ворон вез ключ от двери тайного хода в замок?
– Понятно, что не от королевской казны, – хмыкнул кошевой. – Она уж который год пустует и задаром никому не нужна… Слова твои снова разумны, но не объясняют, зачем нам его врагу отдавать? Наоборот, радоваться надо, что сумели перехватить и страшное предательство предотвратить.
– Порошу простить, батька атаман, если скажу глупость. Я не столь давно покинул стены монастыря и не опытен в жизненных коллизиях. Но мне кажется иначе… – Короткая пауза, но никто не возмущается тем, что сопляк бывалых казаков учить вздумал. Заинтересовались.
– Не получив ключ, враг может попытаться достать его снова. Если решит, что ключ в пути потерялся. А то и того хуже, поймет, что измена раскрыта, и выберет другое место для нападения. Пойдет туда, где его не ждут. Или еще кукую каверзу удумает, нам неведомую.
Кошевой и казаки замолчали надолго. Только хмурились да дымили в три трубки, что пароход. В комнате аж сизо от дыма стало. О еде и вовсе забыли. А вот мне последнее время постоянно жрать хочется. Я и дома на отсутствие аппетита не жаловался, но такого жора, как здесь, никогда не ощущал. Вот что значит здоровый образ жизни, свежий воздух и прочий фитнес. Мышцы, кстати, по крайней мере, те, что видно без зеркала, тоже заметно в объеме прибавили, а на животе даже какое-то подобие «кубиков» просматривается.
– Складно говорит… ворожбит… – спустя какое-то время произнес Серко. – Худо будет, если враг узнает, что мы о его намерениях не просто догадываемся, а имеем самые точные сведения. Сдвинувшуюся с места Орду, конечно же, это не остановит, но изменить конечную цель султан может. Все будут думать, что он под Хотин идет, а войска с полпути, к примеру, на Яссы свернут. Или на север – к какому иному городу. Туда, где его совсем не ждут. Или – разделит армию. Часть отправит наши силы сдерживать, а другая, как паводок растечется – беззащитные города да села жечь. Нет! – грохнул кулаком по столу. – Этого ни в коем случае допустить нельзя… Но и отдавать своими руками ключ от крепости врагу… тоже крамолой пахнет.
– А и не надо отдавать… Зачем отдавать?
Все трое снова повернулись в мою сторону. М-да… И Макиавелли уже трактат свой написать успел, и отцы иезуиты вовсю орудуют, а народ по-прежнему прост и наивен.
– Кузнецов на Сечи нет, что ли? Сделайте похожий. Чтобы на первый взгляд не отличить, мало ли – вдруг тот, кому его передать надо, оригинал видел? Но замок чтобы дубликат открыть не мог. Вот и не будет никакого предательства, а лишь военная хитрость. Во-первых, есть шанс, что этот кожевник, получив посылку, тоже захочет что-то отправителю передать. И тогда мы предателя найдем. А во-вторых, когда враги решат своей подлой уловкой воспользоваться, их будет ждать неприятный сюрприз.
Тишина в комнате гробовая повисла. Даже стало слышно, как на окне в паутине муха бьется. И я вдруг почувствовал себя такой же мухой. Да не перед пауком, а перед собачьей пастью. Оно каждому известно, что муха псу не корм, а забава, но три пары глаз, глядевших на меня сейчас, принадлежали хищникам пострашнее одичавших псов. Даже мороз по спине прошелся. Ё-мое, что вам опять не слава богу? Я же для вас стараюсь!..
– В монастыре, говоришь, жил? – Иван Серко смотрел прищурясь, словно на мушку взял. – Не в иезуитском, часом?
* * *Ах, вот где свинья порылась… В общем-то, верно. Когда человек ведет себя не так, как от него ожидают, согласно биографии – это всегда настораживает. В знаменитом фильме Говорухина «Место встречи изменить нельзя» Шарапова ловили на том, что руки у него не шоферские. Авторская натяжка, конечно. Не знаю, как у артиста Конкина, а в жизни у старлея – командира разведроты, «сорок раз за линию фронта ползавшего» и лишь недавно демобилизованного, ручонки еще тот вид имели. Не у каждого водилы встретишь, скорее уж у слесаря. А вот на пианино Моцарта сбацать… после четырех лет войны… тут меня гложут смутные сомнения.
Но я не об этом сейчас… Сам горел синим пламенем, как шведы под Полтавой. К счастью, методика выхода из кризиса имелась отработанная и неоднократно проверенная.
– Не знаю, батька атаман… – Во взгляде только честность, искренность и немножко грусти. – Твердо я себя помню лишь с того момента, когда Василий меня в реку окунул да расспрашивать начал. А все что прежде было… – Руки в стороны пошире, голову склонить. – Ничего не помню. Хоть убей.
– А если прикажу на дыбу поднять? – буравит меня Серко глазами. Тяжелый взгляд, острый. Страшный… Ну да не на того напал. Я уже не первогодок, сопромат сдал. – Поможет вспомнить?
