Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)
И второй, сразу узнанный им голос.
– Слушай меня, «Уголек»! Они идут к эсэсовскому плацдарму, нашим там сейчас очень тяжело. Очень! Что хочешь делай, шахтерская твоя душа, но не дай им прицельно пробомбить нашу артиллерию. Это сразу эсэсманам передышку даст, понял? Понял, я спрашиваю?
– Так точно, «Печка». Я понял.
– Тогда работай. Дотяни до «Яков», я тебя прошу! Не дай им…
Треск в рации съел остаток фразы, но Приходько понял все и так. С ребятами из 203-й ИАД они не раз пересекались в небе: их дивизия воевала целиком на «Яках», и воевала славно. На четырех с половиной километрах им будет трудно, но на них все равно можно было рассчитывать… Если доживешь.
Все это время он набирал высоту, внимательно следя за значениями ТЗТ-5, указателя температуры двигателя и масла. И за немцами, конечно. Земля была совершенно права, «Юнкерсы» наверняка тянули туда, где решается сейчас и будет решаться завтра судьба сражения. К Веселому, или к Прохоровке, или к Ключам. Он снова облизал сохнущие губы, провел по лицу рукой. Сейчас они почти на равной высоте, и «Ме-109» на этой высоте хорош, чего там говорить. Немцы отлично их видят и чувствуют себя довольно уверенно. Пока он поднимался, пара их ушла еще выше и сформировала ударно-сковывающую группу. Теперь шестерка будет отсекать его атаки на бомбардировщики огнем и маневром, а пара, причем наверняка лучшие, будут висеть над головой. И давить на нервы. И падать на голову, когда дождутся выгодного момента. Так что кого-нибудь из них обязательно собьют. А то и всех.
– Что дэлаем, командир? – не выдержал ведущий второй пары его звена, тот самый, кто увидел немцев первым. Он был с Кавказа и «глядел, как орел», за что и ценили. Кто первым увидел врага, тот, считай, метров пятьсот высоты выиграл.
Времени было мало, а что делать, он не знал. Но приказ был совершенно четким, так что вариантов не оставалось. Может быть, им повезет, и «Яки» подойдут раньше, чем кончатся он с тремя сержантами. До Веселого, который одновременно почему-то назывался «Курлов», немцам оставалась пара минут. Ну? Бомб «восемьдесят восьмые» несут много, и пулеметов на них тоже много… восемнадцать или двадцать «Юнкерсов»… Не было, и пока нет у немцев лучшего бомбардировщика, чем этот.
– Еще выше, еще метров двести, ребята… Вот еще немного…
Когда времени, по его подсчетам, осталось уже ровно ноль, лейтенант Приходько, так ничего и не придумав, решил попытаться ударить немцев ровно в борт под ракурсом 4/4. Позицию он занял к этому времени уже приличную, со стороны солнца, с некоторым превышением, но все равно его не оставляло ощущение, что это не сработает, что немцы с нетерпением его ждут.
«Я «Уголек-3», атака!» – собирался уже выкрикнуть он, прежде чем дать газа и пойти в свой последний бой, когда снова занявший место в кабине «Лавочкина» внук тепло толкнул его снизу: «Нет! Не Веселый!»
– А что? – машинально спросил Приходько сам себя, поймав свою команду звену языком, буквально за вторую букву.
«Прохоровка!»
Это были лишние 14 километров; для «Юнкерсов-88» это значило еще две минуты полета. Кто думает, что это мало, тому в летчики идти нельзя.
– «Уголек-3», я «Печка»! Наземный пост видит вас и бомбардировщики! Почему не атакуете?
Степан был благодарен майору за то, что он не произнес слово «трибунал» сразу. И эту небом дарованную минуту он употребил точно так же, как и предыдущую: на набор высоты. На пяти тысячах метров «Ла-5Ф» имел некоторое преимущество над последними «Густавами», выше оно уходило, но высота есть высота. Кто выше, тот и сильнее.
– «Печка», они идут к Прохоровке!
– «Уголек», они все сейчас идут к Прохоровке! Их уже сотни лезут к Прохоровке сейчас! Атакуй, я приказываю!
– Есть атаковать…
Степан переключил рацию на нужную частоту одним щелчком удлиненного тумблера. Километр высоты они выиграли. Один заход, а потом трава не расти.
– Я «Уголек-3»! Атака!
* * *Игнат был уверен, что он умер. Он сидел на кухне с кружкой, зажатой в подрагивающих ладонях, и молча смотрел в окно, вдыхая прохладный вечерний воздух. Вились занавески. Здоровенная фарфоровая кружка была покрыта рисунками, изображающими детские парусные кораблики – он забрал ее из родительского дома, когда переезжал сюда. На дне были остатки чая, уже совершенно остывшего.
Почему-то родители не продали оставшуюся от бабки квартиру, в которую он переехал чуть меньше года назад. Может быть, ждали, пока еще вырастут цены, хотя какая им разница… В этом доме жили дед Остап с бабой Аней, а потом одна баба Аня. А до этого – родители деда и его старший брат. В той самой комнате, где была спальня Игната. Во всех других жили какие-то чужие люди, соседи.
За окном снова были музыка и смех. Далеко, не во дворе. Тихо и красиво. Игнат усмехнулся, провел по корабликам на кружке пальцем. У него было спокойное, ровное настроение, в которое как нельзя лучше ложилась тихая вечерняя атмосфера старого дома. Их с дедом сегодня убили, почти наверняка. Тот четко понимал, чем это закончится. Был благодарен за минуту или полторы, которые подарил ему внук, просто толкнув на нужное слово. Не безвестный ему поселок или хутор Веселый, либо какие-то Ключи, а Прохоровка. Уж это-то название знал даже он… И дед все равно не отвернул. Четверо на двадцать с чем-то. И не отвернул.
Темная жидкость плеснулась на дне кружки, которую Игнат покачивал в руках. Становилось все темнее и все прохладнее. Интересно, если он был в голове двоюродного деда какой-то своей частью, значит, он был убит тоже? Значит, какая-то его часть уже умерла? Сгорела прямо в небе, рухнула на землю в кувыркающейся мертвой машине, издырявленной попаданиями снарядов авиационных пушек, медленно опустилась на стропах, расстрелянная в воздухе?
Несколько дней назад Игнат полагал, что они обмениваются какой-то небольшой, хотя и уже заметной, долей своего разума. Однако с тех пор дед с внуком несколько раз ощутимо прибавляли, причем какими-то рывками. Каждый раз это происходило в минуты наибольшего напряжения, когда граница между жизнью и смертью превращалась в пунктир. В последние минуты перед гибелью был очередной такой «скачок», да что-то еще было и до того. Дед уловил смысл его шутки про д’Артаньяна и трех мушкетеров, хотя не прозвучало ни одного слова; было здорово, когда он искренне засмеялся.
И он услышал слова про курс, именно как слова – то ли первый, то ли второй такой случай за все время. До этого Игнат сумел подсказать ему что-то лишь однажды, когда заметил углом глаза «Мессершмитт», атакующий командира эскадрильи. Произошедшее тогда дало ему поразительное чувство гордости, будто прибавившее лет. Что, менять это на игры? На общение с хитрыми охотницами за носителями золотых кредитных карточек в клубах Ибицы? Да пошли они все! Он уже понимал значение всех приборов в кабине «Лавочкина», уже знал сотни неведомых ему ранее терминов: от «средняя аэродинамическая хорда» и «ребро обтекания» до «коммутационный аппарат». Да не только авиационных, из электрики. Он уже чувствовал рукоять управления, уже работал сектором газа «на ощупь», вслепую. Фактически они слились к середине сегодняшнего дня, как сиамские близнецы в одном теле, и это было поразительно.
А что за это время узнал дед от него? Сколько у отца машин? Сколько домов? Откуда это все явилось и почему совпало с тем, что у страны не осталось флота и авиации? И чему он от него научился – обращаться с компьютерной мышью? Пользоваться кредитной карточкой? Удерживать на лице привычное выражение презрения к окружающему быдлу? Пить в «Молли» кофе, стоящий 600 рублей за чашку? Игнат молча посмотрел в темный квадрат кухонного окна перед собой. Если бы он мог обменять свою жизнь на жизнь деда, то сделал бы это без колебаний. Но все закончилось, и он даже не знал как. Их просто разъединило, будто разорвали электрическую цепь. И не поможет ни монтер, ни психиатр.
Он встал, со стуком поставив кружку на стол. Тихо ступая, перешел в свою комнату, включил настольную лампу и компьютер. Обои на рабочем столе были со вчерашнего дня новые – пара раскрашенных темно– и светло-зеленым «Ла-5» проносится над падающим, пылающим двухмоторным бомбардировщиком с крестами на фюзеляже и плоскостях. Деду бы понравилось.
Игнат набрал в строке поисковой системы несколько ключевых слов и еще помедлил, прежде чем нажать «ввод». Ссылка о нужном дне и нужном месте выскочила довольно быстро. «Войска первой линии обороны и противотанковые заграждения задержали противника примерно на 4 часа. Это позволило десантникам 9-й гв. вдд занять позиции и изготовиться к отражению атаки, но создать прочную ПТО и как следует оборудовать артиллерийские позиции не удалось. Стрелковым частям явно не хватало поддержки авиации. Бомбардировщики люфтваффе буквально висели над полем боя. Наша же авиация группами по 5–10 самолетов иногда ввязывалась в бой с истребителями прикрытия, но влияния на общий ход событий это не имело».
