Майкл Муркок - Финальная программа. Средство от рака. Английский убийца
Подойдя к трапу, который находился рядом с рубкой, она немного постояла, поежилась и начала спускаться вниз — на ногах у нее были туфли на высоких каблуках, — стараясь идти как можно тише по металлическим ступенькам.
Дойдя до коридора, ведущего к гостевым кабинам, она заметила, что туман вполз уже и туда. Теперь здесь было ненамного теплее, чем на палубе. Обволакивающая тишина. Уж не придется ли им умереть здесь? Очень похоже.
Уна взяла себя в руки, выпрямилась, стараясь выглядеть мужественной и решительной, и пружинистым шагом двинулась дальше в большую каюту владельца яхты, убранство которой свидетельствовало о невероятной вульгарности вкуса американцев. Она была обставлена в стиле эпохи Тюдоров: с дубовым потолком, оловянными тарелками, палашами и гобеленами на стенах. Электрический камин, имитирующий по форме настоящий, едва обогревал комнату. Каюта выглядела так с тех пор, как ее купили у предыдущего владельца, и не было предпринято никаких попыток хоть что-нибудь изменить в ней. Уна чувствовала себя больной, каюта действовала ей на нервы.
Владелец стоял спиной к двери, глядя через иллюминатор на туман. Один раз он наклонился и носовым платком вытер запотевшее стекло.
— Что ты там видишь, знакомые лица? — спросила Уна, стараясь, чтобы ее голос звучал дружелюбно.
— Лицо в тумане? — Он оглянулся и улыбнулся ей. — Я не вижу вообще никаких лиц, моя дорогая. Поэтому, полагаю, я и проигрываю.
Уна глубоко вздохнула.
— Опять ты со своими старыми страхами, дорогой. Интересно, что бы ты без них делал? — Она наклонилась и чмокнула его в щеку. — О, как же холодно. — Она подошла к буфету эпохи Тюдоров и взяла с тарелки горсть орешков. — Когда рассеется этот нудный туман?
— Почему бы тебе не использовать создавшуюся ситуацию наилучшим образом? Расслабься. Налей себе что-нибудь выпить.
— Что? Глоток рома? Я не могу расслабиться. Этот туман подавляет меня. — Она закончила предложение своим знаменитым падением голоса, затем почти без паузы, голос опять взлетел вверх. — Я бы хотела что-нибудь делать, Лоб. — Пафос и тепло ее голоса были такими сильными, что Принц Лобкович был поражен, создавалось впечатление, что он опять оказался в театре, там, где он впервые увидел ее. — Я имею в виду не какие-нибудь глупости, — продолжила она, — я имею в виду что-нибудь стоящее.
— Какое-нибудь хорошее дело? — Его голос звучал иронически.
— Да, если больше ничего не остается.
Внезапно раздался негромкий звук работающего мотора.
Она быстро подошла к Принцу и, встав рядом, стала вглядываться в туман. Она вытянула голову, чтобы разглядеть что-нибудь, но увидела только блеск воды и тень от яхты.
Он обнял ее за плечи — она выглядела такой женственной в этот момент. Но она сбросила его руку.
— Ты слышишь? Моторная лодка?
— Я уже несколько раз слышал этот звук. Но она никогда не подходит близко.
— Ты пытался докричаться до них? При помощи рупора или как там это называется?
— Да. Но не получал ответа.
— Кто бы это мог быть?
— Я не знаю. — Он говорил почти шепотом.
Она пытливо посмотрела в его глаза.
— Твой голос звучит так, как будто у тебя есть хорошая идея.
— Нет.
Это было неправдой.
— Ну, и ладно, если тебе нравится, продолжай мистифицировать. Но тебе не кажется, что ты переигрываешь?
— Если я переигрываю, то непреднамеренно.
Она снова подошла к буфету, взяла из серебряной коробки сигарету «Балкан собрани» и закурила ее от настольной зажигалки в форме фламинго. Дымя сигаретой, она начала шагать по каюте.
Он наблюдал за ней. Ему нравилось, как она играет. Она была так талантлива. Он был рад, что из-за тумана они смогли так долго оставаться вдвоем, это означало, что он мог смотреть на нее все время, не переставая.
— Ты слишком эгоистична, — сказал он. — Но я люблю тебя. Я восхищаюсь тобой.
— Лоб, дорогой, я тоже тебя люблю, но не могли бы мы любить друг друга в каком-нибудь местечке потеплее? Давай лучше вернемся в какой-нибудь город. Чикаго или любой другой? Может поплывем в тумане?
— На судоремонтных заводах большое количество голодных людей, которые только и ждут, когда какое-нибудь судно сядет на мель и ему потребуется ремонт. Думаю, с нашей стороны было бы глупо двигаться в тумане.
На лодке опять завели мотор, и она уплыла.
— Если она двигается, то почему мы не можем?
— Она меньше. Им особо нечего терять. Я имею в виду, они меньше рискуют. — Из кармана белого шелкового халата он достал белую коробочку. Открыл ее и взял из нее щепотку белого порошка, энергично втянул его одной ноздрей, потом другой. Положил коробочку в карман и продолжил смотреть в иллюминатор.
Уна подошла к радиоле и выбрала пластинку. Это была ее собственная пластинка, прошлогодний хит «Только ты». Она поставила ее на проигрыватель и стала слушать блюз в собственном исполнении, который она пела в середине спектакля «Я собираюсь убить этого человека».
Слушая, она мечтательно улыбалась.
Я убью этого человека, если смогу.Чтобы быть доброй, нужно быть жестокой.Я не могу выбросить его из головы.Он самый плохой из всех парней,Которых я когда либо встречала.Но, похоже, мне наплевать на все его недостатки.А если он попытается мне изменить,Он поймет, что со мной не стоит связываться —Я возьму свое ружьеИ быстренько прекращу это веселье.Я убью этого человека —Если он полюбит кого-нибудь и окажется,Что этот кто-нибудь не я.
Обычно она исполняла песни в другом стиле, но именно эта почему-то нравилась публике в Лондоне больше всего.
Она пела ее, используя манеру исполнения Хоаги Кармичел. Самой ей все это не очень нравилось. Она сняла пластинку и поставила другую — «Танцуя на облаках», которая была больше в ее стиле: в ней были и горечь и нежность, хотя в основном песня была веселой. Но даже эта песня напомнила ей о тумане. Она убавила громкость, ее голос стал едва слышен. Казалось, звучал не человеческий голос, а голос призрака. Она даже вздрогнула.
Ее любовник подошел к ней.
«Все кончилось? — подумала она. — Все. Наступил мой конец?»
Он был красив в белом свитере, белом халате, белых фланелевых брюках, но он был очень бледен. Еще один призрак в туманном чистилище.
Он обнял ее.
— Уна.
Летающая лодка
Они возвращались назад.
Из неспокойной гавани лодку выводил капитан Най. За их спиной весь в руинах лежал остров Роув со взорванными отелями, погнутыми антеннами, с разрушенными домами, шахтами и шахтерами, заваленными огромными гранитными глыбами. Казалось, что безмятежным остался лишь Индийский океан, напоминавший лист тщательно отполированной стали, от поверхности которого отражалось яркое солнце.
— Все, будем считать, что с этим чертовым делом покончено, — проговорил Фрэнк Корнелиус, стаскивая с себя куртку, под которой был одет свитер кричащего оранжевого цвета. Казалось, что вместе с курткой он снял со своего лица выражение притворства, и на нем обнажились порочные черты. — И что Джерри исчез на этот раз навсегда, а может, он просто повел себя чрезмерно осторожно.
— Будем надеяться, что это не так. — За спинами мужчин, которые уже заняли свои места, стояла Кэтрин. Она вытирала полотенцем лицо. — Сегодня такой прекрасный день, не правда ли? — На ней была белая блузка с глубоким вырезом на груди и белые брюки галифе. На ногах — высокие светло-бежевые сапоги для верховой езды. Длинные волнистые волосы падали ей на плечи. Она была почти не накрашена. И выглядела потрясающе.
— На острове Роув самая лучшая в мире погода, — сказал капитан Най.
С ними не было ни мисс Бруннер, ни скелета ребенка. Все шло не так, как они планировали. Капитан Най завел все моторы. Из-под воды появились поплавки гидросамолета, засвистели закрылки, и они взлетели в чистое голубое небо.
Кэтрин отправилась в танцевальный зал, который переоборудовали в просторную гостиную. Почему-то в тот момент никто не испытывал желания потанцевать. На стенах были картины Бакста[83], написанные яркими насыщенными красками. Она с завистью смотрела на картины, на которых были нарисованы сказочные леса, экзотические восточные принцессы и нубийские рабы. Вот мир, в котором она была бы счастлива. Она очень устала. Ей был просто необходим отдых, но она нуждалась в страстном отдыхе. Гашиш, мед и красивый любовник индус.
Появился профессор Хира, он поднялся по ступенькам и, зевая, вошел в гостиную.
— Я спал. Я не знал, что мы так быстро улетим с острова. — На его круглом добродушном лице было выражение недоумения. — Мы давно взлетели?
