Майкл Муркок - Финальная программа. Средство от рака. Английский убийца
Он осторожно продвигался между ящиками. Вероятно, военная ответственность самая простая, которую разумный человек мог бы вынести на своих плечах, не чувствуя себя несчастным. Несомненно, та ответственность, которую он взял на себя, командуя бронепоездом, была намного предпочтительнее той, которую он оставил дома. С другой стороны, он мог бы оказывать помощь раненым в каком-нибудь относительно безопасном госпитале где-нибудь за линией фронта, а не направляться, явно сам того не желая, на Украину, туда, где происходит самое ужасное во всей этой чертовой гражданской войне сражение. 193… год в жизни полковника Пьята был не очень удачным годом.
Пьят попытался оттереть сажу с формы и только еще больше размазал ее по белому кителю. Потом сел на ящик со снарядами, зажег спичку о ствол автомата и закурил манильскую сигару. Он бы не отказался выпить. Нащупав фляжку, сделанную из меди и серебра, в боковом кармане — она была там, — он отвинтил крышку и поднес фляжку ко рту. На язык ему упала капля бренди. Вздохнув, он положил фляжку обратно. Если они доберутся до Киева, первое, что он сделает, — экспроприирует бутылку коньяка. Если такая вещь еще существует.
Послышались звуки аккордеона, который заиграл в конце поезда. Солдаты пели громкими мрачными голосами. С сигарой в зубах он продолжил путь.
«Мне следовало бы оставаться на дипломатической службе», — подумал он. Открыв дверь, он увидел огромный тендер с бревнами наверху, который был покрашен черной эмалированной краской, кое-где были видны полоски зеленой и желтой краски, видимо, кто-то пытался замазать имя предыдущего владельца. В тендере была дверь, за которой был низкий проход, ведущий к площадке машиниста. Он слышал, как бревна бились и перекатывались над его головой, наконец добрался до площадки и увидел кочегара, который засовывал огромное бревно в желтое, пылающее отверстие печи. Машинист, держа руку на пульте управления, высунул голову из окна с левой стороны паровоза. За его спиной, прислонившись к стене и вытянув ноги, сидели два охранника, в руках они держали винтовки. Они наполовину спали, надвинув на лоб меховые кивера, и не заметили прихода полковника Пьята. На площадке резко пахнуло кедром, который они сейчас в основном использовали в качестве топлива. Но запах пота был еще сильнее. Полковник Пьят прислонился спиной к тендеру и докурил сигару. Только кочегар заметил его приход, но он был слишком занят, чтобы обращать на него внимание.
Выбросив окурок, Пьят сделал шаг вперед и дотронулся рукой до голого плеча машиниста. Коренастый машинист неохотно обернулся, все его лицо было в копоти, сквозь которую пробивалась светлая щетина, глаза воспалены. Он что-то проворчал, увидев перед собой полковника, но постарался, чтобы на лице у него отразилось лишь уважение.
— Слушаю вас, сэр?
— С какой скоростью мы двигаемся?
— Принимая во внимание все обстоятельства, вполне с приличной.
— А Киев? Когда примерно мы прибудем туда?
— Меньше, чем через восемь часов, если не случится ничего непредвиденного.
— Значит, мы отстаем от расписания не больше, чем на полдня. Отлично. Вы и ваша бригада работаете великолепно. Я вами очень доволен.
Машинист не понимал, почему всем было так необходимо попасть в Киев, он устало ответил на попытку командира поощрить их за работу:
— Благодарю вас, сэр.
Полковник Пьят заметил, что охранники, попытавшиеся взбодриться, увидев его, через минуту опять приняли те же сонные позы.
— Вы не возражаете, если я побуду немного на платформе? — спросил он машиниста.
— Вы — командир, сэр. — На этот раз машинисту не удалось скрыть язвительный и раздраженный тон.
— Ну, хорошо. — Пьят повернулся, чтобы уйти. — Не буду вас беспокоить. — Он наклонился, прошел через тендер и уже открывал дверь, когда услышал крик за своей спиной. Раздался выстрел из винтовки. Он вернулся обратно. Оба охранника были на ногах и стреляли в воздух.
— Посмотрите, сэр! — Один из них показывал вперед. Они находились почти в самой нижней части предгорья, что-то двигалось за ближайшим горным хребтом.
— Спокойней, машинист. — Пьят взял в руки шнур, при помощи которого он мог поднять боевую тревогу во всем поезде. — Как вы думаете, что бы это могло быть?
Солдат ответил:
— Бронетранспортеры, сэр. По крайней мере, несколько штук. Несколько минут назад я их видел отчетливо.
Пьят потянул за шнур и поднял тревогу. Машинист начал замедлять движение поезда, поезд находился в полумиле от тоннеля, который проходил под высокой зеленой горой. Они увидели, как два быстро движущихся гусеничных бронетранспортера появились на насыпи тоннеля, направляясь прямо на них. Затем они увидели орудийные башни. 85-миллиметровая пушка вращалась, пока не нацелилась прямо на паровоз. Пьят и все остальные легли плашмя, когда раздался выстрел. Снаряд взорвался недалеко от них, сам паровоз не пострадал. Машинист посмотрел на Пьята, ожидая приказа. Сначала Пьят хотел остановиться, но затем решил рискнуть и продолжать двигаться в сторону тоннеля, который мог спасти их (если, конечно, он не был заминирован). У них был всего один шанс. Варвары, находившиеся сейчас в танках, редко когда покидали их вообще. Некоторые месяцами не видели солнечного света.
— Развивайте максимальную скорость, — сказал он. Кочегар встал и стащил еще несколько бревен с тендера. Пьят открыл дверь печки. Машинист до отказа повернул ручку скорости. Поезд зашипел, дернулся и устремился вперед. Еще один снаряд из 85-миллиметрового орудия взорвался неподалеку, на этот раз с другой стороны поезда. Тоннель был уже совсем близко. У входа в него возникло целое сборище техники разного цвета и размеров: бронетранспортеры, полугусеничные танки и бронированные машины, пушки. Машины были раскрашены полосками ярких, примитивных цветов и украшены ракушками, кусочками шелка и бархата. Нитки бус, кусочки горностаевого и норкового меха, кости и ужасающие человеческие головы. Подозрение Пьята подтвердилось. Это была кочующая орда Махнота, которая несколько месяцев назад с Волги отправилась в поход, неся повсюду ужас и разрушение. Орда была практически неуязвима. Попытаться остановить их сейчас было бесполезно.
Поезд въехал в темный тоннель. Пьят уже видел свет в другом его конце. Сзади вдруг раздался мощный взрыв, и локомотив рванулся вперед с невероятной скоростью. Они выехали из тоннеля, колеса скрежетали, весь локомотив трясло, через несколько минут танки варваров остались далеко позади.
Только позже, когда машинист немного притормозил, они осознали, что поезд практически целиком остался в тоннеле. Очевидно, снаряд попал между первым вагоном и тендером.
Пьят, машинист, кочегар и два охранника с облегчением рассмеялись. Поезд на всех парах мчался к Киеву. У них опять появился шанс приехать по расписанию.
Пьят поздравил себя, что последовал демократическому импульсу, охватившему его, который привел его на платформу машиниста. Похоже, у демократизма есть свои преимущества.
Яхта с паровым двигателем
Уна Перссон поежилась. Поплотнее закуталась в норковое манто. Шелковое платье под норковым манто неприятно холодило тело. Она чувствовала себя старой. Ей уже долгое время не удавалось заснуть, и ее силы были на исходе. Она слегка улыбнулась и сделала несколько шагов по палубе, двигаясь сквозь окутывающий ее туман к борту яхты.
Озеро Эри почти не было видно сквозь туман, и она ничего не слышала, кроме плеска волн, которые разбивались о белые борта яхты «Медведь Тедди».
Они не решались двигаться дальше в тумане и стояли на якоре уже несколько дней. Рация не работала, на их крики, сигнальные ракеты и звуки сирены не было никакой реакции. Но Уна была уверена, что совсем близко от их яхты, по крайней мере дважды за эти сутки, проходил баркас. Казалось, они попали в ловушку и стали частью ужасной Мюнхенской литографии. Ей это страшно не нравилось, и она сожалела, что приняла предложение владельца яхты поехать в круиз. Но в то же время в Нью-Йорке было так скучно. Бродвей она ненавидела даже еще больше, чем Уэст-Энд.
Она стащила красно-черный шелковый шарф с головы, волосы у нее сильно завивались и были коротко острижены, шарфом она вытерла влажные волосы и лицо. Почему все было так ужасно?
Подойдя к трапу, который находился рядом с рубкой, она немного постояла, поежилась и начала спускаться вниз — на ногах у нее были туфли на высоких каблуках, — стараясь идти как можно тише по металлическим ступенькам.
Дойдя до коридора, ведущего к гостевым кабинам, она заметила, что туман вполз уже и туда. Теперь здесь было ненамного теплее, чем на палубе. Обволакивающая тишина. Уж не придется ли им умереть здесь? Очень похоже.
Уна взяла себя в руки, выпрямилась, стараясь выглядеть мужественной и решительной, и пружинистым шагом двинулась дальше в большую каюту владельца яхты, убранство которой свидетельствовало о невероятной вульгарности вкуса американцев. Она была обставлена в стиле эпохи Тюдоров: с дубовым потолком, оловянными тарелками, палашами и гобеленами на стенах. Электрический камин, имитирующий по форме настоящий, едва обогревал комнату. Каюта выглядела так с тех пор, как ее купили у предыдущего владельца, и не было предпринято никаких попыток хоть что-нибудь изменить в ней. Уна чувствовала себя больной, каюта действовала ей на нервы.
