Дмитрий Рыков - Урусут
– Спал по дороге в такси, не проснулся еще.
– Ну, ты на месте?
– На месте.
– И как тебя найти?
– Я тут с эмчеэсовцами разговариваю пока, но ты заезжай на платную стоянку, бросай машину и заходи потом в здание. Я, как освобожусь, сразу подскочу.
– О, кей.
– Давай…
Она поискала взглядом шлагбаум, направила к нему автомобиль, оплатила парковку и поставила машину задом к бордюру. Тихонько растолкала дочку, та зевнула и стала тереть глаза.
– Не три! – строго сказала мать. – Лучше в аэропорту умоешься.
– Ла-а-а-адно…
Туристические чемоданы тащить с собой было совестно, нашла большую спортивную сумку, очень старую, и затолкала туда свои и Нинкины вещи. Не так много, но ноша все равно получилась тяжелой, несла на лямке на плече, справа семенила дочка.
Внутри рядом с крепким мужчиной в форме уже стоял Паша – в «аляске», меховой шапке и высоченных шнурованных ботинках.
«Он – как на Северный полюс, – подумала Анна, – мы – как по лесу пройтись, зимним воздухом пару часов подышать».
Ширко поднял руку, она кивнула и повернулась к человеку с погонами подполковника.
– Здравствуйте, – сказала Анна.
– Это ваш муж без вести пропал? – сердито спросил тот, проявив недюжинную смекалку.
– Да, я Анна Белолобова. А это моя дочь. Нина.
– Здрасьте, – произнесла девочка.
Сотрудник МЧС хмыкнул и представился.
– Подполковник Демченко, руководитель спасательно-поисковой операции. Отойдем?
– Да зачем? – посмотрела женщина на заспанную дочку. – Говорите уж.
– Мам, иди, – махнула рукой Нина. – Ничего страшного.
Отошли вдвоем в сторонку.
– Хотелось бы сразу предупредить… Мы, конечно, будем стараться сделать все возможное, но шансов… – он с трудом подыскивал цифру.
– Больше ноля? – спросила Анна.
Мужчина тяжело вздохнул.
– Скажем так, ноль целых… А десятые вы уж придумывайте какие угодно.
– Я все понимаю. В таком случае я хочу найти тело и предать его земле.
– Мы не сможем поднять весь ледник. План предусматривает бурение льда и поиск пустот, в которые могло провалиться… тело. Если ледник… Кх. Вашего мужа прижал к скалам, – и подполковник потер ладонь о ладонь, – и протащил по ним метров так сто… Извините, – сказал он, заметив округленные от ужаса глаза женщины, – вы должны знать. Так вот, это означает, что трупа не будет. Его просто – ну, если так и произошло – нет.
– Совсем? – задала вопрос Анна и поняла, что прозвучал он глупее глупого.
Мужчина посмотрел на нее, вздохнул и еще раз потер ладони.
– Так что мы берем площадь триста на триста метров, где, по подсчетам, во время схода следовала их группа, и если ничего не обнаруживаем, то снимаемся. У меня такой приказ. Несмотря ни на какие деньги. Слишком ценные специалисты, слишком ценное оборудование. К тому же этот несчастный случай всех напугал, так что мы опасаемся схода лавин по всему Кавказу. Мы вдруг можем реально кому-то помочь, а будем вместо этого вхолостую ходить по Эльбрусу. Понимаете?
– Понимаю, – вздохнула Анна.
– Вроде я все объяснил. До встречи на борту. И про ребенка… С психологическими последствиями сами разбирайтесь, но лететь в военно-транспортном самолете – не на гражданском рейсе, учтите. Смотрите, чтобы не капризничала.
– Да вы что, – горько усмехнулась женщина. – Она у меня – кремень.
– Я вас покидаю, мы еще погрузку не закончили. Павел уже знает, куда идти, я ему показал. Все, пока.
– Угу, – кивнула Анна и пошла к своим.
– Ликбез проведен? – спросил Ширко.
– В жесткой форме.
– Что он сказал, мам? – дернула ее за куртку Нина.
– Что будем бурить лед. И чтобы ты не капризничала в самолете.
– С чего бы это – капризы? – удивился ребенок.
– Так говорю, на всякий случай.
– Чаю хотите? – спросил Паша.
– Что-то я не вижу здесь кафе, – оглянулась Анна на безжизненный пустой зал.
– А… Идемте, – он взял их баул и повел за собой.
Добрели до какой-то комнаты, друг семьи уверенно в нее вошел – на одном из старых совковых деревянных кресел, расположенных в ряд, стоял огромный походный рюкзак. Паша открыл его, вынул термос и налил жидкости в крышку.
– Пей, цыпленок, – предложил он Нине. – Просыпайся.
– Горячий! – сказала девочка.
– Ну так и хорошо.
Пока ребенок пил маленькими глоточками, Ширко, наклонившись к Анне, рассказывал.
– Садимся в МинВодах, вас на вертолете – сразу в гостиницу на Чегет. Мы с Демченко – к местному руководству, другие будут грузить оборудование на два Ми-8. Оно компактное, так что все пройдет быстро. Вчера для нас на предполагаемом месте поисков уже поставили лагерь. Ну, в смысле лагерь – большую палатку. Вертолеты там не сядут, но если сильного ветра не случится, спустят оборудование на тросах. Если ветер – станут ждать погоды.
– А если ее вообще не будет, погоды? – спросила Анна.
– Разбиться никто не хочет. Значит, придется ждать. Но, по прогнозу, вроде все нормально. С ними – мощнейшая радиостанция, чтобы в режиме он-лайн координировать ход работ. Один приемник вам дадут. Еще взяли три бурильных установки. Отверстия примерно, – он показал, – пятьдесят миллиметров в диаметре. Если бур упирается в скальную породу, бросаем место, идем дальше. Если проваливается хотя бы на два метра, в отверстие опускаются фонарь и видеокамера. Пустота проверяется. Подполковник уверенно сказал, что за двое суток будет исследовано девять квадратных километров. Ань, это, на самом деле, очень много. Дальше они – пас. Я буду рядом с ними.
– Поэтому оделся, как Руаль Амудсен?
– Да. А теперь посмотри бумаги, – он полез в рюкзак и достал коричневую папку. Развернул, положил перед нею.
– Что это? – спросила женщина.
– Заверенная копия нашего договора с МЧС и два экземпляра договора компании уже с тобой.
– А что это за циферка? – ткнула она пальцем.
– Я предупреждал. Семьдесят миллионов рублей. Это только депозит. Полный счет они выставят по окончании работ.
– Однако.
– Однако.
– Ручка есть?
– Конечно. Только подпиши каждую страницу.
Анна расписалась в нужных местах и захлопнула папку.
– Тебе экземпляр и копия договора со спасателями, – пытался подать ей бумаги Паша.
– Мне и положить некуда. Пусть у тебя лежат, я потом заберу. Котенок! – позвала она дочку. – Проснулась?
– Угу, – отставила Нина крышку-чашку. – Хороший чай у тебя, Паш.
– А потому что с чабрецом. И китайский. Вот такой собственный рецепт.
– Нам не пора? – спросила Анна.
– Да, наверное, пора, – поднялся Ширко. – Только увидев салон, в обморок не падайте. Самолет – транспортно-десантный Ил-76ТД, посередине привязанное оборудование, а вдоль стен – креслица для парашютистов. В них и будем лететь.
– А давай-ка, Нин, – сказала мама, – сходим в туалет. А то потом полный самолет мужиков – при них как-то неудобно. А ты вон чаю выдула.
– Согласна.
– Налево из комнаты, еще раз налево и до конца коридора, – подсказал Ширко. – Я здесь подожду.
Мать с дочерью встали и вышли.
Павел долго вертел-вертел пальцами ручку, потом сломал ее, вскочил и с силой швырнул обломки в угол комнаты, где стояло пластиковое ведро.
III
В гостинице на Чегете кто-то из персонала смотрел на мать с дочерью, как на умалишенных, а кто-то с открытой неприязнью – богатые москвичи бесятся с жиру, целую спецоперацию на Эльбрусе развернули в поисках не пойми кого – слухи здесь разносились быстро.
Нина устала смертельно, еле держалась на ногах, в номере попросила хотя бы час для сна, и раздевшись, сразу легла под одеяло.
Когда Анна летела в вертолете и осматривалась кругом, она понимала, почему мужа сюда понесло: красиво казалось необыкновенно. А летом он собирался в Латинскую Америку. В Анды. В Анды… Что дочери объяснить, если тело не найдут, если спасатели снимутся и улетят? Она все твердила и твердила – папа жив, папа жив, я чувствую… Демченко, то ли от скуки, то ли так было положено, в полете рассказал и про гипоксию, и про возможность обморожения… То есть если допустить на секунду реальность Нинкиных фантазий об Олеге со сломанной ногой, лежащем под снегом и ждущим помощи – так он бы уже замерз и получил отек легких от гипоксии. Плюс эмчеэсовец сообщил, что весь подъем туда-обратно у туристов занимает максимум восемь часов, и из еды принято с собой брать по шоколадке или по плитке гематогена. Для поддержания сил – ну очень «много»!
Но она также знала, что если бы не сделала эту попытку, которую все считают заранее обреченной на неудачу – то так бы до конца жизни и винила себя. Отдавала, да, отчет, что скорее всего никого не найдут, но еще и страшная картина вставала перед глазами – прилетает вертолет, достают оттуда черный мешок, подзывают ее, расстегивают молнию – а там синее лицо трупа, обезображенного травмами. «Ваш муж?» – «Мой». Ужас, ужас, ужас…
Почему Нина так уверена и спокойна? Это, что, детская наивность? Нет, много случаев предоставлялось, чтобы убедиться в том, что она слишком многое понимает, видит и знает для своего возраста. Тогда что это? Отказ детского сознания принять очевидную вещь?
