Росток - Михаил Алексеевич Ланцов
— Куда нам его столько-то? Все же семена посеяли! Все!
— А что делать? — улыбнулся ведун. — Нам нужно много ткани. И много льняного масла.
— А жито? Как без жито-то?
— А жито у нас есть. А ежели кончится — еще принесут. Сами.
— Прямо вижу, как отец будет на всю округу хохотать. — покачал головой перебравший ученик. — Что мы, как дети малые да неразумные все что смогли, льном засеяли, позабыв про жито.
— Почему позабыв?
— А как? Я отца своего знаю. Именно так и скажет. Да и иным, лишь бы позубоскалить.
— Даже если ты придешь в добром железе?
— Да ну, — отмахнулся ученик, икнув. — Скажешь еще тоже.
Впрочем, не увидев даже тени улыбки на лице учителя, осекся и попытался задуматься. Хотя у него получалось туго, слишком уж его разморило и расслабило, в том числе умственно, как порой от алкоголя и случается…
В тот день они ничем более не занимались особым. Отдыхали. Разве что всякие фоновые процессы выполняли, связанные с добычей пропитания. Теми же рыбными ловушками.
Беромир давал им возможность перевести дух перед большим и трудным делом. Они ведь его так жаждали. Так к нему стремились. И он хотел, чтобы ученики осознали старое как мир правило: «Бойтесь своих желаний, они могут сбыться». А то ворчат… ворчат… счастья они своего не понимают…
Глава 5
167, июнь, 2
— К нам на утренний рассол прибыл аглицкий мосол, — декламировал Беромир на русском языке отрывки из сказа «Про Федота-стрельца, удалого молодца». Как помнил, местами переиначивая и додумывая. Но это было неважно. Местные все равно не понимали ни слова. Им что так, что этак. Поэтому он гнал пургу без малейшей оглядки на что ли бы. Сам же тем временем прохаживался, поглядывая на то, как его ребята работают на мехах. Спуску он им не давал. Вон — трудились так, что только пот утирать успевали.
Они хотели железо?
Он дал им железо. Кушайте, как говорится, не обляпайтесь.
Начали они закономерно — с руды.
Что болотная, что луговая, что озерная руда представляла собой разновидность бурого железняка, известного также как лимонит. Который являлся результатом жизнедеятельности особых бактерий.
С точки зрения промышленного производства индустриальной эпохи такие руды очень плохи. Они не образуют больших массивных месторождений, достаточно бедны[9] да еще и имеют неустойчивый состав примесей. Однако для кустарного производства они подходят идеально. В первую очередь, потому что добываются очень легко и распространены чрезвычайно широко. Да и, по сути, относятся к возобновляемым ресурсам. Из-за чего выработать их в регионе распространения весьма затруднительно. Поэтому-то на них весь железный век и строился — с самого своего начала до эпохи Ренессанса[10], а местами и до XIX века.
Просто, дешево, доступно и не очень продуктивно.
Беромир не был местным и обладал некоторым багажом знаний. Поэтому мог себе позволить посмотреть на этот вопрос под другим углом. А потому, получив новых работников, охотно применил их для повышения производительности труда.
Так что его ученики руду эту сначала искали и добывали.
Потом промывали в ситечках, стараясь избавить ее от ненужных примесей. Она ведь, в основном, встречалась в виде маленьких или крошечных фрагментов — этакая «крупа» размером от фасоли до риса. Встречались и крупные конгломераты, но редко, очень редко.
Дальше руда дробилась, обжигалась в горшках и прогонялась через магнитный «обогатитель». Из плохого, отбракованного железа, полученного ранее, Беромир наделал магнитов. Собрал из них просыпной фильтр и заставил своих учеников раз за разом прогонять через него обожженную руду[11].
Муторно.
Трудоемко.
Но оно окупилось с лихвой, очень сильно сократив расходы угля. Его все время подготовки жгли в аппаратике для пиролиза. Том самом, который Беромир собрал по осени. И даже рядом еще два поставили. Но даже так это оказалось небыстрым делом. Куда дольше, чем возня с рудой.
Подготовились, значит.
Подлатали обе печи, заменив поврежденные шамотные кирпичи.
И сделав первую плавку, получив куда больше хороших криц, чем зимой. Сказалось и обогащение, и более интенсивное дутье. Ведь Беромир заставлял учеников работать на мехах натурально на пределе их физических возможностей, оперативно подменяя. То один там убивался, то другой.
Потом полученные крицы разбили и переплавили в тиглях индийской купольной печи. Доработанной, разумеется. А потому дававшей больший жар. Получив на выходе слитки отличной низкоуглеродистой стали. Даже для начала XX века. По местным же меркам — натуральное чудо.
Ведь качество качеством, но куда важнее оказалось то, что затраты угля, времени и сил на каждый килограмм железа получились в десятки раз меньше, чем даже в Римской Империи тех лет. Тут и высокая эффективность плавок руды, и отсутствие долгого и мучительного выбивания шлака из крицы с многократной кузнечной сваркой сырья…
Выглядело все это дивно.
Раз — и готово.
Во всяком случае, в глазах тех, кто хотя бы немного слышал об этом деле, ситуация выглядела именно так. Чародейство, не иначе…
— Какой необычный способ получения железа, — произнесла Мила, затеяв разговор, когда Беромир остался на некоторое время в одиночестве. Специально, чтобы повозиться с записями.
— А? — словно очнулся ведун, отвлекаясь от своих расчетов.
— Я говорю, что никогда не видела, чтобы так получали железо.
— А ты, что дело ковалей где-то видела?
— Конечно, — кивнула будущая теща. — Мой отец был ковалем. Девочки в такие дела не посвящались. Но все равно я многое видела.
— Видимо, не все, — улыбнулся Беромир.
— Откуда ты узнал? как это делается? Ведь так никто вокруг не поступает. От отца я слышала, что даже ромеи так не делают. Наши обычаи мало в этом деле мало от их отличаются.
— Не задавай лишних вопросов и не услышишь лжи, — еще шире улыбнулся парень.
— Не хочешь говорить?
— Это все просто не имеет смысла. Я ведун. У меня свои советчики.
— О том, что тебе благоволит Велес, даже сомнений нет. Ни у меня, ни у кого бы то ни было вокруг. Всякий, кто тебя видит, то понимает это очень скоро. Злые языки даже говорят, что ты сам и есть воплощение Велеса. Глупости, конечно. Хотя их и болтают. Но… как?
— Что «как»?
