Боксер: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров
— Напомни, как тебя? — сразу спросил я.
— Димка Шмель! Бз-з-з-з-з, — паренек расставил руки и изобразил подобие полета парящего над цветком насекомого.
Ходил он вприпрыжку, ловко перенося вес тела на носочки. Я тоже решил пошутить в ответ, вспомнив старую советскую загадку, пусть пацан переключится и не спрашивает вот это вот «с чего это ты мое имя забыл».
— Хочешь загадку?
— Валяй, — быстро ответил тот, краем глаза покосившись на Тамару, заканчивавшую всеобщий марафет в другом конце построения.
— Красная головка в дырку лезет ловко. Что это?
Пионер выпучил глаза, густо покраснев, но тут же сориентировался.
— Дятел!
— Далеко пойдешь, — я подмигнул пацану. — Ты легкоатлет, да?
— Ага, бегун.
Я окинул его взглядом, понятно, чего Шмель такой жилистый. Спрашивать, погоняло это у него или настоящая фамилия, я не стал, хотя определенное любопытство присутствовало.
— А че с башкой? — поинтересовался он, энергично почёсывая макушку.
Судя по всему, мы с ним за вчера не только успели познакомиться, но и начали общаться. Но не близко, если Шмель не догадался о моих проблемах со Львом и его прихвостнями.
— Бандитская пуля, — вздохнул я.
— Круто!
У пацанов этого возраста любые синяки, ссадины и шрамы всегда считались предметом особой гордости. Поэтому я вызвал интерес не только у Шмеля, но и у остальных ребят-легкоатлетов. Они то и дело на меня зыркали украдкой.
В нашем отряде насчитывалось три десятка человек, включая меня. Все такие же, как Шмель. Жилистые, высушенные, легкоатлеты ни дать ни взять. За исключением одного, выделялся пацаненок в очках с толстыми стеклами и роговой оправой. Интересно, плохое зрение не мешало ему заниматься спортом? Он что-то сосредоточенно бурчал себе под нос.
Протокольных рож, как были у Льва и его подельников, среди легкоатлетов не наблюдалось.
Я сразу смекнул, что деление на отряды здесь выстроено по спортивному принципу. Лев с блондином-шпалой стояли отдельно, в отряде с другими ребятами-боксерами. Кто-то из них демонстративно разминал шею, кто-то показывал технику в бое с тенью. А вот третий из гоп-компании был в другом отряде, судя по совсем не токим шеям и поломанным у некоторых его сотоварищей ушам — борцов. Эти тоже демонстративно делали махи руками. Отдельно стояли девчонки, стройные, миниатюрные, скорее всего, гимнастки, ну, или тоже легкоатлетки-бегуньи. Всего я насчитал четыре отряда. Причем легкоатлетов было больше всего.
А еще у каждого отряда было свое название. Это я понял из слов Тамары, старшая пионервожатая мухой кружилась между юными спортсменами, попутно раздавая свои распоряжения:
— Медведи, подберитесь, Орлы, вы выучили речевки?
Я припомнил, что в некоторых пионерлагерях была своя форма, причем отличающаяся от отряда к отряду цветом. Ничего подобного здесь не наблюдалось, да и в принципе речи хоть о какой-то униформе не шло. Рубашки у ребят были разных цветов, какие попадутся, а галстуки все были одного — коммунистически красного цвета, только разной степени линялости. Вывод напрашивался простой — в этом пионерлагере отдыхали дети простых трудяг, видимо, выделившиеся спортивными талантами. Ну или такие прилипалы, как я или Сеня, к спорту имеющие отношение лишь опосредованно. Лагерь небольшой, не Артек далеко.
— Шмель, а Шмель, а как наш отряд называется?
— Звездочки, — гордо выпалил пионер. — Я уже всех выучил!
И он не без удовольствия представил мне отряды. Боксеры оказались Орлами, борцы Медведями, девчонки-гимнастки — Искорками.
— Запомнил? — закончив, уточнил Шмель.
И взгляд сделал такой, учительский, будто собирался этот материал потом на контрольной у меня спрашивать.
— Если что, у тебя спрошу, идет?
— Замазали!
Вообще парень он был активный, каждую свободную минуту изображал полет шмеля. Бесцельный и бесшабашный.
Ждали мы, пока Тамара проведет осмотр надлежащего пионеру внешнего вида. Закончив и с горем пополам удовлетворившись, Тамара остановилась в дверях небольшой постройки, уперла руки в боки и свистнула в свисток, зажатый в зубах.
— Председателей совета отрядов приглашаю в Ленинскую комнату! Остальные — замерли и не расходимся!
От каждого отряда к ней потянулось по пионеру, в том числе и наш — тот самый парень в толстых очках.
Я поправил сползшую на лоб повязку и поймал на себе взгляд Льва. Он коротко провел большим пальцем поперек шеи. Шпала тоже решил себя показать и едва заметно постучал кулаком по нижней челюсти.
Ну-ну. Я не стал реагировать и спокойно отвел взгляд. Закончить разборку нам здесь никто не даст, хотя я прекрасно понимал, что конфликт на этом не будет исчерпан.
— Я так понял, будет торжественная линейка? — уточнил я у Димки.
Он внушительно кивнул и, заметив ползущего по земле муравья, наступил на него своей сандалией. Нагнулся, взял муравья двумя пальцами и невозмутимо принялся сосать его попку.
— Ну да. Вчера же перенесли из-за дождя, — произнёс он одним краем рта, не отвлекаясь от своей живой конфетки.
— Понятно.
Я поправил под мышкой шахматную доску. По-хорошему, от нее перед линейкой следовало избавиться. Я огляделся и, подойдя к стене корпуса, пристроил доску на подоконник. Украсть никто не украдет, а я позже заберу, хотя понятия не имею, зачем мне шахматы. Из меня шахматист, как из Майи Плисецкой тяжелоатлет. Но что было при мне, то и ношу с собой.
Подняв глаза, я заметил Сеню, он катил велосипед в паре десятков метров от корпуса. По его втянутой в плечи голове я предположил, что Сеня хочет, чтобы его рейд остался незамеченным. С той стороны, куда он шёл, тянуло выпечкой, так что не удивлюсь, если сын идет к мамке, стянуть булочку. А вообще, на месте его матери я бы-таки отдал сыночка в спортивный отряд, чтобы бока не наедал.
Правда, далеко уйти ему не удалось.
